Поделиться
Бессонная ночь в самолете дала о себе знать. Сижу в местном телецентре, в полудреме пью растворимый кофе. Разморило. За окнами с наледью забытый крепкий сибирский мороз. Добралась-таки до Междуреченска.
Один мой давний приятель Женя отсюда родом. Он заманил меня рассказами из своей юности о романтике шахтерской жизни, о сибирских просторах. "А знаешь, почему Междуреченск? - просвещал меня Женя. - Потому что город лежит между двух рек", и дальше - Гильгамеш в прозе.
Перед отъездом из Москвы еще с одним приятелем о Междуреченске разговорились. Его правда не похожая на Женину, как ложка дегтя в бочке меда. За считаные минуты она стерла в порошок все мои романтические представления о жизни подземных героев. Сам серьезный бизнесмен, сибиряк, старая лиса угольного дела, завсегдатай Кузбасса. Когда узнал, что хочу приобщиться к шахтерской жизни, удивился и даже расстроился. "Зачем тебе это надо?!" - стал меня ругать. "Все, кто может, оттуда уматывают. Почему тебе, свободному человеку с итальянским паспортом, с квартирой в Милане в Междуреченск, а не на родину хочется? Ума не приложу!" Жизнь в шахтерской семье вообще посчитал безумием. "Шахтеры пьют напропалую, матом ругаются через слово, а главное, о гигиене знать не знают. Остановись хотя бы в гостинице, сам закажу!"
Прочитав в моем молчании огорчение, он сразу смягчился. "Ты только не думай, что я шахтеров не уважаю. Славные ребята и среди них бывают, и они не виноваты, что в клоповниках жить приходится". По его рассказам, спускаясь в забой, шахтеры надевают спецодежду каждый день чужую, и передаются с ней всякие болезни и зверюшки. Все это по домам разносится, на белье остается и не смывается.
На этом мы и расстались.
***
Жить буду, как и мечтала, в настоящей шахтерской семье. Ее глава Игорь - настоящий шахтер, один из тех, кто половину своей жизни проводит с тоннами, метрами и кубометрами над головой. Поднимаемся в квартиру, звоним. В ответ не "Кто там?", а "Брысь, Боня, отойди!" - раздался бас. Дверь только приоткрылась, как огромный белоснежный персидский кот выскользнул навстречу.
Смотрю вокруг себя и расслабляюсь. Никаких признаков обещанного грязного шахтерского быта. В квартире все просто, но со вкусом. На кухне - элегантное сочетание ярко-оранжевого оттенка стен и бамбуковых жалюзи. Урок любому столичному дизайнеру! Правда, тумбочка, стол и табуретки остались от польского гарнитура, хита советской эпохи. "Ремонт - Юлина заслуга. Всего год назад сюда переехали", - прочитав мои мысли, гордится Игорь. "Новую кухню собирались покупать, не успели. Теперь уже не время".
Не сказать, чтобы он боялся совсем работу потерять, ведь на "Распадской" уже лет двадцать работает проходчиком. И на зарплату не жалуется - от сорока до пятидесяти тысяч выходит, в зависимости от выработки. Правда, никогда не мог понять, по какому принципу ее начисляют. Бывает, добыли больше, а денег меньше, и наоборот, но дело не в этом. Повод для беспокойства в том, что последнее время добычи вообще не было на его участке и, кажется, вся "Распадская" стоит. Металлургия ведь встала, и кокс никому не нужен. С января он в вынужденном отпуске. Когда, как и будут ли вообще оплачивать этот отпуск, никто не знает, а квартира - в ипотеку. В банке сказали, что ни на какие отсрочки надеяться не стоит. Понятно, о новой кухне и речи быть не может.
Ужин в гостиной соорудили, чтоб всем просторней было. "Но спать сегодня пораньше!" - заботится Юля. Я с дороги устала, а Игорю вставать в пять к утренней смене на шахту. Без четверти шесть шахтеров собирает автобус, и не дай бог опоздать, в шахту не пустят. Игорь как-то раз проспал, на пять минут задержался и остался у турникета. "На Распаде - ой, ой, как строго" - подтверждает он.
И все же, утоляя взаимную жажду общения, засиделись допоздна. Юле интересно слушать, как в Европе живут, как отдыхают. Они в отпуск хотели как раз летом, думали в Карловы Вары. "Или в Гаграх лучше, как думаешь?" - наконец-то на "ты" перешли. "Игорю здоровье бы поправить. Легкие все больные. Надышался углем за двадцать лет. Спина вообще отваливается. Что бы ни говорили, еще далеко то время, когда шахтер повесит лопату на гвоздь, правда, Игорюня?"
"Без сомнения - в Карловы Вары!" - советую я наивно.
Игорь и Юля планировали взять СВ на фирменный поезд в Москву, он со всеми удобствами и даже с душем. Это дорого, но позволить себе могли все же. На "Распадской" раз в году оплачивают дорогу в отпуск всем членам семьи. Мечтали ехать не торопясь, наслаждаться дорогой. Времени на все бы хватило. У Игоря шестьдесят дней отпуска, у Юли сорок пять - она в санатории работает. Отдыхать лет шесть не приходилось - учились, а все отпуска на сессии уходили. Вдруг кризис - и все планы рухнули.
У Юли на работе в санатории дела не лучше, чем на шахте. Ее тоже в январе в отпуск отправили на две недели. Путевки на лето не подтвердили. Даже новогодние елки администрация покупать не стала. Чтобы совсем грустно не было, весь санаторий разукрасили самодельными бумажными фигурками.
Так за столом в тепле и домашнем уюте проходили мои шахтерские вечера. О шахте говорили много. Узнав, что я надеюсь спуститься под землю, если, конечно, начальство "Распадской" разрешит, Игорь загорелся. Он мог бы сам стать лучшим проводником. Юля поведала мне о переживаниях и заботах шахтерской жены. То, что вездесущая угольная пыльца диктует свои правила, в быту - не самое страшное. К этому быстро привыкаешь. Полы нужно мыть каждый божий день, иначе белоснежный Боня быстро почернеет. О светлом постельном белье, хоть Юля его и обожает, давно пришлось забыть. Как бы Игорь ни мылся, черная пыль до конца не смывается. После сна на любой белой простынке неизбежно отпечатываются контуры Игоревой фигуры, и они ничем не отстирываются. Все просто - перешли на темное белье. А вот, действительно страшно - когда Игорь, по разным причинам, опаздывает звонить в конце смены. Он всегда ей звонит сразу, как только из шахты на свет белый поднимается. Однажды он не позвонил, мобильный отключен. Прошел час, два. Юля чуть не поседела. Оказалось - в лифте застряли.
Как-то вечером в гости зашел сосед Олег. Он частенько наведывался, обо мне заботился, все пытался помочь договориться о разных встречах. С мэром, например, с местными почетными шахтерами, с руководством "Распадской". На то, что меня пустят в шахту, по его прогнозам, надежд мало. "Это раньше было проще",- не раз повторял он. - Как у них пресс-служба появилась, договариваться стало невозможно. Ничего не слушают, никого не пускают. Всем от ворот поворот, мягко выражаясь, даже местным телевизионщикам".
Почему так, он и сам понять не может, а сделать ничего нельзя. Ведь как частное предприятие они сами себе хозяева. В этом я убедилась сама. В первый же день представитель городской пресс-службы по телефону вежливо отказался со мной встретиться. Не за чем. По вопросу "Распадской" все равно ничем помочь не смогут.
В тот вечер Олег пришел с водочкой, радостный - интервью со мной по новостям покажут. Выпьем, посмотрим все вместе.
Интервью наконец началось, все затихли, внимательно слушаем, особенно ответ на последний вопрос - самое интересное, что я успела узнать о жизни шахтеров.
Выбрав, на мой взгляд, невинную историю, я рассказала, как моя хозяйка по вечерам готовит обеденную пайку для мужа. Бутерброды Юля заворачивает по отдельности в газетные листы, которые муж отложил заранее. Таким образом, во время обеденного перерыва под землей Игорь сможет посидеть, поесть, почитать интересные статьи, отдохнет заодно. Драгоценная женская забота - как же мужчине без нее?
Сюжет только закончился, как Игорь вскочил с кресла и схватился за волосы. Нервно мечась по комнате, он бормотал: "Ладно, ладно, я как-нибудь отмажусь". Олег тяжело вздохнул: "Да, сглупили они, конечно". Понятно, я что-то не то сказала. Юля, не зная, кого больше жалеть - побледневшего мужа или покрасневшую гостью, поровну раздавала нам слова утешения. "Главное, Стефани, ты не переживай. Ты ни в чем не виновата". Что же я натворила, в суете никто так и не объяснил. Только перс, все так же невозмутимо лежа в кресле, беспощадно сверлил меня глазами: "Скоро спать все пойдут, и я тебе растолкую, как тут жизнь устроена, глупая иноземка".
По ночам, как назло, мне не спалось, и мы телепатически общались с Боней. "А ты как думаешь! Кто же не знает, что под землей шахтеры обязаны работать ВСЕГДА, что перерывов на обед у них не бывает! Проблемы из-за меня у Игоря будут". Наконец, угомонившись, перс подполз ко мне, дрожащей под одеялом от страха, и лизнул ухо шершавым языком: "Лишнее только не болтай никогда. Думать надо - ты уедешь, а нам тут жить".
Желая помочь с "Распадской", совестливый Олег пытался договориться о беседе с самим руководством шахты. Пускать меня в шахту или нет - начальство само решит, и в обход бюрократической пресс-службы, считал он. Понятно, что руководители огромного предприятия - очень важные и занятые люди и попасть к ним непросто.
Чтобы не тратить попусту время, я болталась по городу. Первые два дня от Междуреченска я была в восторге, но на третий стала впадать в уныние. Руководство "Распадской" не откликалось. Я была готова сдаться и уже собирала рюкзак.
Уже нежданное счастье свалилось на пятый день в десять утра. Позвонил запыхавшийся Олег: через десять минут нас ждет зам главы "Распадской".
Входим в кабинет. Его хозяин, высокий статный мужчина лет шестидесяти, нам навстречу не спешит. Он смотрит в окно и разговаривает одновременно по двум телефонам спокойно, уверенно. Похоже, он и с десятью звонками, бывало, справлялся. Все под контролем, мы в том числе, хотя и глазом не повел в нашу сторону. Наконец, большими неспешными шагами он направляется к нам.
Без эмоций и улыбок, но вежливо предлагает кофе. Что мне нужно, почему именно на "Распадскую" захотела, интересуется. Попытки Олега уклониться, скинуть груз, то есть меня, мол, на съемках его ждут, вызывают возражение: "Да, погоди ты, посиди с нами. Я тоже тороплюсь". Еще два портрета, висящие над головой начальника, благосклонно улыбаясь, тоже призывают его остаться. Без вариантов - Олег вздыхает, берет кофе и затихает в стороне.
Я начала доклад о своей миссии: не за секретами угольной промышленности приехала, а пожить шахтерскими буднями, узнать, каково это - шахтером быть. "Распадскую" выбрала, потому что шахта известная. Фотоальбом об этой шахте видела, автора его знаю.
Невнимательно слушая, но точно услышав - все это время заместитель генерального что-то искал. Один, второй компьютер включил, наконец запустил DVD-ролик о шахте. Их пять, он нашел все и порадовался: "Вот мы их и посмотрим. Как шахта работает, что к чему. В фильмах все показано, но вопросы задавать можно. А спуститься, это вряд ли получится. Добычи нет, шахта стоит. Удручающее зрелище для новичка". Кроме того, я иностранка, официальные запросы нужно отправить, разрешения получить, консульство подключить. Это долго. А за мою безопасность кто ответит? И еще неплохо бы на мой текст перед публикацией взглянуть. Соглашусь ли я на это?
Первый ролик закончился, но ответить не успела. Второй уже заряжен, третий... Время проходит, начальник взялся за свою работу, опять кому-то звонит, а Олег, бедный, мается, опоздал на все на свете. Я тоже сижу тихо. Видимо, не положено возражать.
"А все-таки, насчет моей просьбы?" - еле успеваю вставить в конце пятого фильма, но начальник убегает. Обещает подумать, позвонить, кому надо, посоветоваться, а вечером, может, что-то и скажет. Кстати, политсовет завтра в четыре. Я приглашена - там и увидимся, поговорим.
Вечером Боня неуважительно зевнул в мою сторону: "Ну и журналист, на политсовет клюнула!", лег ко мне спиной и уснул. Он-то знает, что это такое. Хотела с ним поспорить, что мне неважно, чей политсовет, но кота не разбудить. Жалко. Не с кем поделиться радостью русиста-русофила: не всю советскую эпоху еще упустила.
На следующий день с восторгом ученого, наткнувшегося на скелет мамонта, я занимаю свое место в политсовете и растерянно смотрю на Олега. Разве на политсоветах было принято пировать? За длинным столом человек тридцать уже едят, пьют, разговаривают, смеются. Официантка спрашивает и о наших предпочтениях. Молодой парень раздает всем сувениры - календари и ручки. Мне, как всем женщинам, дарит упаковку елочных игрушек - четыре синих шарика, на которых узнаваемый медведь "Единой России".
Сидя во главе стола, заместитель начальника "Распадской", он и есть председатель политсовета, открывает заседание и зачитывает повестку дня: "С двадцатого числа уплата членских взносов носит добровольный характер..." Вскоре, впрочем, официальная часть закончена и председатель поднимает стопку. Длинный, красноречивый тост узаконил и так начатый предновогодний праздник. Дела, проблемы, политику можно пока отложить. Сам начальник подает всем пример. Он уже не строгий, несгибаемый, серьезный руководитель, а мужчина остроумный, улыбчивый и обаятельный. Анекдот за анекдотом, шуточка за шуточкой. Он покоряет сердца всех присутствующих. Для мужчин он просто неподражаемый пример - секретарь ведущей партии, тридцать три года на "Распадской"! Женщины в него впиваются глазами, и я в том числе. Как не преклоняться перед человеком, который на своем рабочем месте застал четырех секретарей ЦК КПСС и трех президентов.
Банкет-политсовет закончен, и его главный герой любезно предлагает отвезти меня домой. "Ну что, понравилось?" Да, любопытно. "Вот и славно. А под землей - ничего интересного, поверьте!" Ясно понимаю, что мне пора паковать чемоданы.
Дома гостеприимные Игорь и Юля разделили мою досаду. "Ну ничего, будет повод вернуться, наши двери всегда открыты!" Вот только Боне эта перспектива явно не понравилась. В моей дорожной сумке он все-таки оставил свою желтую метку.
Стефания Дзини - итальянка. Ее родной дом в Милане, но живет она в России, потому что ей так нравится. Она хорошо владеет русским, ее дипломная работа была посвящена Евангелию от Матфея на старославянском языке. Материал, который вы читаете, - результат уже третьей командировки Стефании Дзини в качестве корреспондента "Российской газеты".