Постоянный участник "Маски" Анатолий Праудин показал на сцене Центра им. Мейерхольда "Даму с собачкой", идущую на Малой сцене БДТ.
Спектакль номинирован сразу по четырем номинациям - за лучшую мужскую и женскую роли, лучшую режиссуру и работу художника.
Белые доски, сколоченные в подобие сарая или склада, две грузовые тележки, на которых возят арбузы, и сами арбузы, аппетитно выложенные в углу сарая, - вот вам и Ялта чеховских времен, куда Анатолий Праудин и художник Александр Орлов поместили действие своей "Дамы с собачкой". Она в полной мере - их собственная: пьесу Праудин написал вместе с Натальей Скороход и аранжировал чеховский текст так причудливо, что его не всегда и признаешь. Из лирического рассказа о двоих он превратился в густонаселенный опус о несчастной и бессмысленной любви многих и многих.
Тут и жена Гурова (Татьяна Аптикеева), которая из московской эмансипированной интеллектуалки превращается в белолицую гейшу, своими страданиями напоминающую Чио-Чио-Сан. Тут и некий господин Смирнов (Неведомский), сложенный из чеховских водевилей с их мрачно-комическими сентенциями, закомплексованный и явно влюбленный в г-жу Гурову толстяк. Тут и г-н Иванов, который появляется из-за забора с романтической историей сначала любви, затем медового месяца в Венеции, и, наконец, смерти своей юной чахоточной жены.
Сам Гуров (Василий Реутов) здесь - вовсе не тот интеллигентный меланхолический москвич, каким играл его Алексей Баталов в старом фильме. Это вполне бодрый, гимнастического сложения ловелас и соблазнитель - обаятельный, знающий себе цену, умный и скучающий. Анна Сергеевна фон Дидериц, дама с собачкой (Александра Куликова), и впрямь является с настоящим шпицем и чередой блестящих платьев, накидок, шляпок и зонтиков (художник по костюмам Ирина Чередникова), с нервным дрожанием голоса и резкими движениями.
Если чеховские образы в "Даме с собачкой" меланхоличны, то праудинские - желчно-язвительны и мрачны. Чеховское море в Ореанде, на которое влюбленные у Чехова взирают как на образ вечности, заменено у Праудина кладбищем. Сцена первой любовной встречи, и у Чехова лишенная всякой романтики, у Праудина вовсе проводится на двух грузовых тележках, сдвинутых вместе. Место действия - воспаленное собрание всех самых мрачных метафор русской культуры: провинциально грязный или кладбищенский забор, палата N6, товарный вагон, теплушка, лагерь... Ряд этот можно было бы продолжить, если бы этого уже не сделал концептуально мыслящий Александр Орлов. Четвертая стена дощатого сарая, открытая в первом действии, постепенно завешивается досками, полностью закрывая зеркало сцены, выдавливая двух возлюбленных за свои пределы. Выходит мрачно, совсем безнадежно: любовь как кладбище надежд, как заколоченное пространство жизни.
Оба они - Гуров и Анна Сергеевна - садятся в зал лицом к заколоченной сцене и обращают к ней свой вечный плач: - Что-нибудь придумаем... Как? Как?.. Что-нибудь придумаем...
Так, как у Чехова, да не так. Не по форме - по сути Праудин аранжирует его как мрачного немецкого экспрессиониста, быть может, потому, что последними чеховскими словами были, как известно, Ich sterbe ("Я умираю").