Поделиться
В конце прошлой недели Уполномоченный по правам человека Владимир Лукин передал президенту Дмитрию Медведеву свой ежегодный доклад. В нем дана общая оценка положения дел с правами человека в России. Доклад получился спокойным и взвешенным. От политизированных оценок он тоже свободен. Это только Сергей Ковалев, первый российский омбудсмен, держался как публичный политик и нередко был с властью в конфликте. А его преемники уже понимали, что конфликтовать - не самоцель. И понимали, что есть две крайности. Либо государственный правозащитник героически бросает вызов власти, либо во всем ей поддакивает. И то и другое неэффективно. В первом случае между ним и теми, к кому он с избыточной страстью апеллирует, возникает бюрократическая подушка, и сколько в нее ни колоти, толку не добьешься. Во втором же он попросту перестает соответствовать своему должностному и общественному предназначению.
Лукин придерживается "золотой середины". В основу своего доклада он положил основные статьи Конституции, имеющие прямое отношение к правам и свободам человека, и проанализировал, как эти статьи воплощаются в практику. Скажем, право на труд. Насколько оно гарантировано теперь, в условиях кризиса и вызванной им безработицы? Лукин обращается к статистике. Сначала к официальной: по прогнозу Минздравсоцразвития России, в 2009 году количество безработных может достигнуть 2,2 миллиона человек. Такая статистика на первый взгляд внушает оптимизм: в большинстве развитых стран уровень безработицы значительно выше. Но, как выясняется, в категорию "экономически активного населения" включены граждане в возрасте от 15 до 72 лет. "Увеличив таким способом численность экономически активного населения до 76,1 миллиона человек, - замечает Лукин, - можно получить статистически благополучный показатель уровня безработицы. Но зачем?"
Статистика так называемых небоевых потерь в армии (самоубийств, гибели от несчастных случаев и неуставных отношений) представляется Лукину тоже недостаточно надежной. Около 700 человек в год - таковы официальные данные. Но, во-первых, есть и другие, еще более мрачные цифры. Во-вторых, в общей массе небоевых потерь растет удельный вес самоубийств, и не только среди военнослужащих срочной службы, но уже и среди контрактников. Тут впору вспомнить, что два года назад Владимир Лукин предлагал создать в стране военную полицию. По его мнению, она нужна, чтобы - ну если коротко - бороться с дедовщиной. Кроме того, такая служба "взяла бы на себя оперативно-разыскные и следственные функции, несение патрульно-постовой службы, конвоирование задержанных, охрану и досмотр военных грузов". При этом принципиально важно, полагал Лукин, чтобы органы военной полиции не находились в подчинении у военного командования. Предложение снять с военной юстиции погоны, подчинить ее общегражданскому распорядку жизни не нашло отклика...
Уполномоченный по правам человека оценил и состояние российской пенитенциарной системы: "Условия содержания под стражей подозреваемых и обвиняемых нередко сопряжены с унижением их человеческого достоинства... "Прелести" многих следственных изоляторов представляют собой очевидные нарушения прав человека, подтверждаемые в ходе рассмотрения Европейским судом". Это тоже вечная тема. Российские чиновники все время раздражены тем, что наши граждане жалуются в европейские суды, поток жалоб туда растет. Позиция Лукина на сей счет известна: нечего раздражаться, улучшите судебную систему, сделайте так, чтобы количество приговоров в пользу граждан было хотя бы примерно таким же, как приговоров в пользу государства, а число приговоров в пользу бедных находилось в относительном балансе с приговорами в пользу богатых; лучший способ не доводить дело до Европейского суда по правам человека - принимать здесь, в России, такие решения, которые отбивают охоту искать справедливости за пределами нашей страны; Страсбургский суд просто не будет принимать жалобы от российских граждан, если увидит, что эти жалобы необоснованны.
Владимир Лукин в своем докладе коснулся и свободы слова. В частности, назвал чрезмерными ограничения, налагаемые на прессу в период предвыборных кампаний, когда возбраняется критически оценивать участников гонки. Ситуация в самом деле абсурдная: все жанры - репортаж, интервью, комментарий, аналитическая статья, - без которых освещение выборов просто немыслимо (ну-ка попробуйте сравнить достоинства отдельных кандидатов или партий, воздерживаясь от комментариев), фактически изымаются из обращения, а прессу, по сути, отлучают от избирательного процесса. Этот нелепый порядок, считает Лукин, надо менять.
Столь же определенно Лукин высказался и о вольном толковании и без того размытого понятия "экстремизм", когда "правоохранительные органы склонны порой усматривать признаки экстремизма едва ли не в любом тексте, содержащем критику государства, его должностных лиц и политики". И о присвоении административными органами права запрещать или разрешать мирные пикеты и демонстрации, тогда как закон предусматривает лишь уведомительный порядок организации проведения публичных мероприятий.
Политических радикалов, левых и правых, доклад омбудсмена наверняка разочарует. Лукин, кажется, это предвидел и счел нужным сказать в конце: "В перспективе понятие "права и свободы человека" должно быть освобождено от политических коннотаций. Все люди имеют равные права и свободы вне зависимости от своих политических взглядов. Именно поэтому борьба за права человека не должна быть борьбой против той или иной действующей власти".
Можно предъявлять к Лукину какие угодно претензии, но нельзя не признать: в рамках отведенной ему роли он делает не так уж мало. Говорю именно о роли, а не о полномочиях, достаточно обширных. Эта роль изменилась. Для ее исполнения больше не требуется пламенный трибун. Нужен эффективный чиновник, выступающий посредником между обществом и властью. Причем посредник гибкий, умеющий договариваться с бюрократией самого разного ранга. Беспощадный и яростный обличитель режима теперь сгорит в два счета. Такой защитник никого не защитит - он сам то и дело будет нуждаться в защите.
Да, Владимира Лукина никак не зачислишь в наследники тех благородных безумцев, коим на Руси судьба испокон веков готовила "путь славный, имя громкое народного заступника, чахотку и Сибирь". Но если кто-то сегодня нечаянно вознамерится повторить путь - от активного диссидентства к должности государственного правозащитника, - его ждет сокрушительный провал. Правозащита чем дальше, тем неизбежнее становится уделом маргиналов. Парадокс в том, что граждане, не перестав нуждаться в защите своих прав, даже, может, нуждаясь в ней еще больше, чем прежде, перестали внимать тем, в ком когда-то искали опору. У кого есть деньги, спасаются от произвола властей извечным российским способом. У кого денег нет, уповают на милость начальства, на Бога, на "авось как-нибудь образуется". Правозащита как род политической деятельности в России сходит с подмостков. Что в идеале справедливо. Это занятие неполитическое. В странах с развитой демократией его считают рутинным и в общем-то скучным. Требующим не гражданской доблести, а специфических знаний и навыков. Для приобретения славы, восхождения на общественный пьедестал оно пригодно лишь при тоталитарных режимах.