Ни у кого сегодня уже не вызывает сомнения то, что создание мощной, разветвленной, эшелонированной системы судов, включающей в себя несколько автономных ветвей, стоит в ряду наиболее значимых результатов российских демократических преобразований в девяно-стых годах прошлого века.
Процесс создания в стране новой системы власти сопровождался бурными всплесками амбиций различных партий, иных общественных образований и их лидеров. Необходимость выстроить прочный государственный механизм, способный устоять подчас под разрушительным воздействием разнонаправленных политических сил, требовала от тогдашней властной элиты принятия адекватных обстановке решений. Некоторые из этих решений кажутся сегодняшнему наблюдателю порой необоснованными, а порой и просто неправильными и потому требуют специальных пояснений.
К числу подобных решений относятся и решения, касающиеся создания Конституционного суда России. Особо следует выделить проблему распределения компетенции между различными судебными органами. Надо иметь в виду, что суды общей юрисдикции достались новой власти "в наследство" от СССР практически в неизмененном виде. Арбитражные суды пришли на смену суще-ствовавшему в Советском Союзе государственному арбитражу, и определение их компетенции также не вызывало особых затруднений. Конституционный суд, созданный в 1991 году, явился прин-ципиально новым для нашей страны учреждением с невиданными прежде полномочиями по оценке решений (т.е. законов!), принятых парламентом.
Необходимо было так определить порядок образования и деятельности этого суда, чтобы исключить любые попытки оказывать давление на новый орган, созданный для легитимной и гласной защиты новой Конституции и создаваемого на ее базе законодательства от посягательств. Этим объясняется, в частности, введенная тогда определенная "закрытость" от внешнего мира процедуры наделения полномочиями председателя, заместителя председателя и судьи-секретаря Конституционного суда, избираемых из числа судей данного суда тайным голосованием членов суда. При этом председатели и заместители председателей Верховного суда и Высшего арбитражного суда согласно закону назначались и назначаются Советом Федерации по представлению президента страны.
Предложения об отказе от двух различных способов назначения руководителей высших судебных органов обсуждаются, пожалуй, со дня введения этих процедур. До определенного момента отказ от таких различий был нецелесообразен в связи с недостаточной проработанностью законодательства о государственном устройстве новой России и в силу этого "эксклюзивностью" практически каждого решения Конституционного суда. По сути дела, установленные в те годы дополнительные гарантии давали возможность членам и руководителям Конституционного суда принимать решения без оглядки на возможные явные или подспудные попытки опорочить авторов этих трудных решений.
Ныне можно с уверенностью утверждать, что российская судебная система окрепла и авторитет ее вырос настолько, что дает и судам, и судьям абсолютную уверенность в беспрекословном исполнении их решений всеми без исключения гражданами, государ-ственными органами, общественно-политическими организациями и т.д. В этих условиях сохранение каких бы то ни было различий в статусе судей, судов либо их руководителей становится бессмысленным. Поэтому вполне современным и правильным явилось бы принятие парламентом обсуждаемого сейчас проекта закона о назначении руководителей Конституционного суда решениями Совета Федерации по представлению президента страны.
Утверждения противников этого проекта об отходе с введением новой системы назначений от демократических завоеваний либо об игнорировании мировой практики носят чисто эмоциональный характер. Во-первых, любое государство вправе в рамках Конституции определять и через посредство законов вводить те или иные приоритеты в организации своей системы власти, равно как и изменять эти приоритеты на разных этапах своего развития. А предлагаемые изменения порядка назначения руководителей Конституционного суда ни на шаг не выходят за рамки Конституции России. Во-вторых, в мире известно несколько различных способов наделения полномочиями руководителей конституционных судов, в том числе с участием президента и парламента. В конечном счете каждое суверенное государство вправе выбирать наиболее подходящий для него режим организации государственного механизма.
Унификация личностного статуса руководителей высших судов (а через это и негласного, но четко прослеживаемого уровня "верховенства" тех или иных судов) поможет сделать еще один шаг в разрешении постоянно возникающих споров о пределах компетенции судебных "подсистем". Известно, что в практике работы Конституционного суда порой встречаются решения, которые трудно рассматривать чисто в рамках полномочий суда.
В статье 3 Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации" определено, в частности, что суд разрешает дела о соответствии Конституции России законов и иных нормативных актов, принятых на федеральном уровне и в субъектах Российской Федерации, а также проверяет по жалобам граждан и по запросам судов конституционность закона, примененного или подлежащего применению при рассмотрении конкретного дела. Исходя из закона, Конституционный суд не осуществляет правосудия по конкретным делам. Однако со временем конституционные судьи вышли за рамки своей законной компетенции и стали не только проверять конституционность применяемого в конкретном деле закона, но и рассматривать вопрос о конституционности применения этого закона, и даже принимать решения о пересмотре конкретных дел в судах общей юрисдикции и в арбитражных судах. Таким образом, в дополнение к надзорным инстанциям, де-юре существующим в общих и арбитражных судах, де-факто появилась инстанция "назидающая", которая, не рассматривая дело по существу, взяла себе право изменять судьбу ранее принятых другими судами решений.
В марте 2007 года Конституционный суд принял уникальное решение, определив, что все споры, являющиеся по своей юридической природе и значению конституционными, разрешаются в порядке конституционного судопроизводства. Своим решением суд фактически расширил свою компетенцию, хотя, исходя из закона, не был вправе делать это.
Еще один важный вопрос следует осветить в рамках дискуссии о компетенции суда. Закон возложил на Конституционный суд полномочия по проверке конституционности принятых законов, но не дал ему права подменять законодателя. Однако на практике в решениях Конституционного Cуда часто создаются новые правовые формулы, которые самим судом рассматриваются как наиболее верная (и нередко единственно возможная) интерпретация Конституции. По сути дела, через такие решения происходит возведение явочным порядком правовых позиций членов Конституционного суда в статус "фактической" Конституции. Высказанные однажды с учетом обстоятельств и времени рассмотрения дела такие позиции с течением времени изымаются из контекста конкретного решения суда и приобретают в публичном пространстве характер непогрешимого догмата. Тем самым, во-первых, необоснованно ограничивается спектр принятия возможных в рамках Конституции решений, а значит, несоразмерно сужается свобода парламентского нормотворчества. Вторая опасность возникает тогда, когда к этому догмату начинают апеллировать заинтересованные лица, оспаривая конституционность принятого либо обсуждаемого закона. В таких спорах принятый Федеральным Собранием закон противопоставляется даже не судебному прецеденту, а вырванному из контекста мнению, высказанному ранее по другому делу судьями.
Конституционный суд занимает исключительное положение в политической системе страны уже хотя бы потому, что его решения носят окончательный характер и не могут быть оспорены ни в каком другом государственном органе. Однако исключительность статуса Конституционного суда как коллегиального органа не означает ни эксклюзивности статуса или мнения его членов, ни изначального верховенства этого суда по отношению к другим судам. Конституционный C уд встроен в механизм разделения властей и является не только контролером, но и составной частью государственного механизма. Баланс между ветвями власти и внутри одной из ветвей не может нарушать никто, даже хранитель чистоты Основного Закона. Фактические полномочия и деятельность Конституционного суда должны отвечать Основному Закону. Гарантией этого является, в частности, полноценное участие президента России и Совета Федерации в формировании Конституционного cуда и его руководства.
Об авторе
Гребенников Валерий Васильевич, доктор юридических наук, заведующий кафедрой конституционного и муниципального права Российского университета дружбы народов. В 2002-2003 гг. - председатель Комитета Государственной Думы по государственному строительству.