Поделиться
Решения Каннского жюри, вопреки обыкновению, оказались на изумление предсказуемыми. И это еще раз говорит о невиданной обделенности 62-го фестиваля принципиальными кинематографическими удачами.
Все понимали, что лучшие фильмы - это "Пророк" Жака Одияра о неграмотном арабе, попавшем во французскую тюрьму, и "Белая лента" - исследование истоков фашизма, предпринятое австрийцем Михаэлем Ханеке. Они и взяли главные премии, причем всех удовлетворило, что в вопросе о том, кому из них достанется Золотая пальмовая ветвь, чаша весов склонилась в сторону Ханеке.
Фильм Алена Рене "Дикие травы" на призы не тянул, но ветерана и классика французского кино по справедливости удостоили ностальгического приза за вклад в киноискусство.
По поводу премии за лучшую женскую роль я в шутку написал, что президент жюри Изабель Юппер, несколько лет назад получившая эту премию за садомазохистскую роль в "Пианистке", захочет поддержать отвагу коллеги Шарлотты Гэйнсбур, пошедшей в "Антихристе" значительно дальше, - шутка обернулась реальностью. Хотя то, что делает Гэйнсбур со своим телом и с телом партнера в порноужастике Ларса фон Триера, ни к актерской профессии, ни тем более к актерскому мастерству отношения не имеет. Возможно, главное жюри также не отказало себе в удовольствии сделать козу своим коллегам из жюри экуменического, которое учредило специально для фильма Триера "антиприз", выступив с жестким заявлением о его женоненавистнической природе. Получилось забавно: одно и то же изделие фестивальные рефери и позором заклеймили, и пальмовыми веточками увенчали. И все довольны: Канн получил, наконец, долгожданный скандал, который войдет в его историю.
Зато доселе малоизвестный австриец Кристоф Уолтц, блестяще сыгравший в фильме Тарантино "Бесславные ублюдки" эсесовского полковника-иезуита, поистине проснулся знаменитым и заслуженно получил свою премию за лучшую мужскую роль.
Это главные награды. Что касается наград "второго ряда", то их объявление, как правило, исторгало из зала вздох изумления и смешанные с хлопками свистки. Так, надо было поддержать опальный китайский фильм "Весенняя лихорадка", снятый под суровым государственным запретом, - и ему дали приз за лучший сценарий (Мей Фень), хотя драматургия в этой слабой картине - самое слабое звено. Приз жюри поделили "Обезьянник" англичанки Андреа Арнольд и "Жажда" Чан-Ук Пака, хотя обе ленты не заслуживали и участия в конкурсе. Бессмысленно кровавый филиппинский триллер "Кинатай" ("Резня") Брилланте Мендозы, во всех рейтингах занимавший последнее место, вдруг удостоился, под дружный свист зала, премии за отсутствующую там режиссуру.
В общем, вопрос, кого награждать, если некого награждать, - по сложности почище гамлетовского.
И это при том, что Квентин Тарантино в "Ублюдках" продемонстрировал очень хороший класс режиссуры и драматургического искусства. При том, что Педро Альмодовар, сделав не лучший для себя фильм, все же сделал один из лучших в конкурсе. При том, что Пенелопа Крус в нем, как всегда, не только ослепительна, но и актерски гениальна. При том, что Джейн Кэмпион в байопике "Яркая звезда" поразила изысканной красотой кадра и утонченной работой с историческим материалом. При том, что самого теплого на фестивале приема у публики и журналистов удостоился Кен Лоуч с фильмом "В поисках Эрика". Все они остались без внимания высоких судей - возможно, потому, что в этих картинах нет упертого "радикализма", от которого публика бежит из залов, но которому оказалось приверженным жюри под водительством Изабель Юппер.
В целом 62-му Каннскому фестивалю можно быть благодарным: он явил миру лицо кризиса не только экономического, но и творческого - кризиса гуманизма в кинематографе, личностного кризиса многих его мастеров, усталость и одряхление кино как искусства. Внимательные наблюдатели смогли убедиться, что отжили свое и сложившиеся за последние десятилетия принципы кинофестивального дела: отборщики явно объелись фильмами и давно живут в выморочном виртуальном мире, потеряв представление о жизни, - от нормальной пищи их пучит. Фестивали уже не стимулируют укрепление и совершенствование связей кино с реальностью, зато укрепляют в фильммейкерах соблазны безграничного самолюбования. Кино на этих фестивалях трактуется уже не как средство познания человека и общения с человеком, а как самоцель: нужно быть оригинальным и наглым, нужно ломать все человеческие табу, а там хоть трава не расти.
И трава перестала расти: такая практика завела мировой кинематограф в тупик. Кино более не подпитывается идеями жизни, фильммейкеры соревнуются в высасывании идей из собственного, со значением воздетого пальца, объевшаяся критика задает ложные ориентиры, давно перестав представлять интересы зрителей и искусства.
Только этим можно объяснить, что собранные воедино на 62-м Каннском фестивале мастера мирового кино, знаменитые и захваленные, дружно продемонстрировали признаки творческого упадка, а иные - и человеческой деградации. У них обнаружился застарелый авитаминоз. А новобранцам на фестиваль путь перекрыли - воздух в залах был застоявшимся.
Будут ли сделаны из этого печального опыта выводы, насторожатся ли - другой вопрос. Боюсь, что фестивали в их нынешнем виде на движение вперед уже неспособны. Закостенели, потеряли гибкость, стали узколобы и мотором мирового кино быть не могут. При своем рождении Каннский фестиваль первым провозгласил демократизацию кинематографа. Теперь он первым зафиксировал его системный, с атрофией мышц и мозговых извилин, в последней стадии декаданс.