В этом году знаменитый бас, регулярно приезжающий на фестиваль "Звезды белых ночей", выступил в программе трижды: в вагнеровском гала Валерия Гергиева, адресованном участникам экономического форума в Петербурге, где Рене Папе экспромтом заменил в партии бога Вотана заболевшего уэльского певца Брина Терфеля.
На следующий день - в образе рыцаря Грааля Гурнеманца в концертном исполнении III акта "Парсифаля", а в День России - в полном варианте вагнеровской мистерии с участием Виолеты Урманы, Гари Лемана, Евгения Никитина и Николая Путилина.
Вагнеровский рыцарь Гурнеманц - коронная партия Папе, которую он, кстати, впервые исполнил под руководством Гергиева в Метрополитен в 2003 году. Голос Папе - гибкий, точный в звуке, интригующий глубиной и мощью и одновременно тончайшими нюансами интерпретации. Его известные на всех крупных сценах мира интерпретации короля Марка в "Тристане и Изольде", Филиппа II в "Дон Карлосе", Бориса Годунова, Мефистофеля, Дон Жуана, вагнеровских великанов Фазольта и Гурнеманца представляют искусное сочетание красоты вокала, элегантности и интеллектуальности, полное новых нюансов и продуманных решений. На нынешних "Звездах" Рене Папе принял участие в записи на CD мариинского "Парсифаля". Это новый формат работы театра, не так давно запустившего собственную звукозаписывающую студию в Концертном зале. Под лейблом "Мариинский" уже вышел диск с записью оперы Шостаковича "Нос", к концу июня появится второй СD - c 1-й и 15-й Симфониями Шостаковича. Во время записи "Парсифаля" (кстати, первого для Гергиева СD Вагнера и первого совместного с Рене Папе, имеющего уже вагнеровские записи с выдающимися дирижерами - Георгом Шолти, Даниэлем Баренбоймом, Антонио Паппано, Джеймсом Ливайном) обозреватель "Российской газеты" встретилась с немецким певцом:
Российская газета: Ваш график выступлений забит до 2015 года, и заполучить вас, как известно, нереально. Однако каждый год вы безотказно приезжаете выступать на "Звезды белых ночей". Что вас так влечет сюда?
Рене Папе: Мы давно, года с 96-го, работаем вместе с Валерием Гергиевым, и в Санкт-Петербург я впервые попал по его приглашению. Я сразу влюбился в этот фантастический город, в его людей, в певцов, в музыкантов. У Гергиева здесь потрясающий оркестр, и я испытываю полный восторг, когда получаю приглашение приехать и выступить с ним. Только что мы исполняли вместе III акт из "Парсифаля": мне кажется, это было одно из лучших исполнений в моей жизни. С оркестром Мариинки я себя чувствую как в раю.
РГ: Но стресса вам тоже хватило! Вы ведь не планировали здесь петь Вотана в "Валькирии"? Насколько известно, вы только готовитесь впервые спеть Вотана в 2010 году в берлинской Штатсопер с Даниэлем Баренбоймом?
Папе: Да, хотя однажды я уже спел сцену прощания Вотана с Брунгильдой - в прошлом году на Шлезвиг-Гольштейнском фестивале. Конечно, то, что происходит в Мариинке, - своего рода безумие для меня. У Гергиева сумасшедший график, и мы все это знаем давно. Я прилетел, и в тот же день выяснилось, что мой талантливый коллега Брин Терфель заболел и не сможет вечером выступить в партии Вотана. Гергиев и его команда попросили меня спеть сцену прощания Вотана с Брунгильдой в концертной программе. Я не мог не согласиться. Концерт получился просто фантастическим!
РГ: Почему, исполняя с самого начала своей карьеры разные партии Вагнера, вы так долго шли к Вотану?
Папе: Потому что в 94-м году, когда я начал петь Вагнера, я был еще басом-ребенком, и потребовалось много времени и жизненного опыта, чтобы почувствовать себя готовым петь бога Вотана. Надо было дорасти до него.
РГ: Когда в прошлом году на "Белых ночах" вы пели короля Марка в "Тристане и Изольде", публика была захвачена благородной красотой образа старого короля чуть ли не сильнее, чем любовной историей героев. Чем вас так задел этот образ?
Папе: Я начал петь Марка очень молодым - лет в 25, и исполнял его множество раз - с разными дирижерами, в разных составах, в разных постановках. Марк мой менялся с течением времени, как и мой жизненный опыт, мои мысли, мое сознание. В моей личной жизни сложилась ситуация, повлиявшая на восприятие истории Марка. Суть истории в том, что у короля Марка друг увел любимую женщину. А Марк - не просто король или старый человек: он мужчина, который испытывает чувство. Вагнер вложил в его образ такие огромные эмоции и так написал его партию, что когда поешь, ни о чем больше невозможно думать.
РГ: Вас считают вагнеровским певцом, а это своего рода певческий ранг. Тем временем вы утверждаете, что Вагнера надо петь как Верди, Верди как Вагнера. Почему другим певцам это не удается?
Папе: Да, и Вагнера можно петь как Моцарта, а Моцарта как Гуно и т.д. Не знаю, почему этого не чувствуют певцы. Здесь нет секрета: Вагнера надо петь не криком, а вести линию - как в бельканто. Все просто - надо любить музыку. Я рос с музыкой, ребенком пел в хоре в Дрездене, и всю жизнь музыка была и остается моей страстью. Когда я выхожу на сцену, я думаю только о музыке, только о том, что должен рассказать зрителю что-то очень важное. Я не думаю в это время ни о себе, ни о том, как я должен петь или брать ноту.
РГ: На 2010 год намечена ваша премьера с Гергиевым "Бориса Годунова" в Метрополитен. Вы уже пели эту партию: в чем для вас интерес и сложность образа Бориса, так глубоко связанного с русским менталитетом? Скажем, ваш Борис страдает от чувства вины или от того, что его не понимают?
Папе: И то и другое: бывают постановки, где Борис однозначно виновен, или, наоборот, он невиновен, но страдает из-за людей, заставляющих его чувствовать вину. Я пел Бориса в Берлине и в Дрездене. Для меня это великая музыка и потрясающий образ страдающего царя. Я счастлив, что буду петь эту партию в Нью-Йорке с Гергиевым. Ставит Питер Штайн, и мы сейчас как раз обсуждаем детали. Западным певцам, как правило, очень тяжело петь Бориса из-за проблем с языком. Мне немного помогло то, что я родился в Восточной Германии и в школе нас заставляли учить русский язык. Конечно, я все забыл: когда растешь в системе, которая тебе не нравится, ты не хочешь быть с ней связанным. Я не знал, что стану певцом, что буду петь русский репертуар, учить такие прекрасные партии. Занимался бы тогда более усердно.