Уникальный жизненный опыт Минтимера Шаймиева, бессменного руководителя Республики Татарстан, трудно переоценить - не первое десятилетие он демонстрирует свои завидные качества всему миру. Ведь это благодаря его усилиям в регионе была приглушена острота "шоковой терапии", нефтедоллары не уплыли на Запад, обитатели городских развалюх переселились в комфортабельные квартиры, сельское хозяйство встало с колен, да и промышленность также рвется сегодня вперед... Явная заслуга Шаймиева и в том, что в республике не разыгралась трагедия, подобная чеченской...
Об этом можно много говорить, писать огромные статьи, книги, защищать диссертации. Но сегодня у нас есть возможность показать Минтимера Шариповича несколько в непривычном для действующего политика ракурсе, приоткрыть нечто сокровенное в его жизни.
Имя - "железное"
- Правда, что у вас "железное" имя?
- "Мин" - я, "тимер" - железный. Это по-татарски, конечно. "Я - железный", если дословно перевести. Почти как трактор...
- Вы, насколько известно, из крестьянской семьи, а имя ваше вроде как дань индустриализации?
- Представьте себе 1937 год - жизнь в татарской деревне совсем непростая. Без элементарных медицинских услуг, достойного жилья, не хватало еды и много другого. Так получалось в нашей семье, что каждый раз после рождения ребенка в живых оставались только девочки - в тяжелые времена, видимо, женский пол крепче цепляется за жизнь. А вот мальчишки все умирали. До появления на свет моего старшего брата погибло четверо младенцев. Тогда-то моим родителям кто-то и напомнил о старом национальном поверье: если новорожденного мальчика назвать "крепким именем", то он не умрет в колыбели, а непременно выживет. Потому как имя, которое дают человеку, начало его судьбы. Кем нарекут, таким он и станет расти...
Поэтому моего старшего брата, а он родился в 1934 году, назвали Хантимером - "железный хан", значит, вождь, так в буквальном переводе с татарского языка получается. А потом, через три года, когда родился я, соответственно получил не менее сильное имя - Минтимер. Железо, металл.. Этот прочный, по тем временам весьма дорогой, дефицитный, особенно в деревнях, материал, став основой имен младенцев, по мнению наших родителей, призван был оградить их чад от болезней, а как встанут на ноги, то и от более сложных жизненных передряг и невзгод.
- Всевышний, действительно, смилостивился?
- Да, конечно. Мы пережили детство, юность, стали взрослыми людьми. Правда, есть и ещё одно объяснение имени Минтимер, более точное, даже. Дело в том, что по-татарски мое имя пишется так: "Ми?тимер" ("н" с хвостиком). Эта буква меняет смысл имени и произносится мягче. "Ми?" - родинка, "божья метка" на человеческом теле. Так считается у татар. Вот и получается, что слово это уже не местоимение "я", а прилагательное, которое переводится как "меченый". Что получается? "Отмеченный Богом". Видимо, родители и этот нюанс имели в виду. Для них, а также для муллы это тоже казалось важным.
Вот и выходит, что Минтимер - не только "железный", но и "отмеченный Богом", а значит "счастливый" в принципе человек. Кстати, имена на "железной основе" довольно широко распространены среди тюркских народов. Назову, пожалуй, самое громкое: Тимур Ленг - Железный Хромец, известный завоеватель восточных земель, которого весь мир знает еще под именем Тамерлана...
- Но вы, насколько известно, завоевательством никогда не грешили...
- Обычно "железный характер" связывают с жестокостью, бессердечностью, в этом смысле я своего имени не оправдываю. А твердость, думаю, есть. Это твердость позиции.
- Сталинский 37-й год - одна из самых кровавых страниц советской истории. Как переживали её ваши родители?
- 1937 год недаром в народе прозвали зловещим. Родители рассказывали, как своими глазами видели: по ночам сотрудники карательных органов стучали в дома, поднимали старых и малых, а потом уводили многих ни в чем не повинных сельчан. Самое страшное заключалось в том, что больше этих людей никто никогда не встречал - они пропали бесследно!.. Дамоклов меч висел и над нашей семьей - "кулацкое прошлое" было миной замедленного действия.
- Так вы из кулаков?
- К сожалению, мне не очень многое известно даже про родного деда по линии отца Шаймухаммата Валимухамматовича - в деревне все его звали просто Шайми. Говорят, это был весьма крепкий, до революции состоятельный хозяин, чья семья известна была всей округе. Одной из первых ее и раскулачила советская власть. Строилась новая жизнь, и те, кто горячо взялся за это, полагали, что начинать следует с полного уничтожения всего прежнего, на их взгляд, "отжившего свое". "До основанья…" - об этом даже с гордостью пели.
У деда отобрали дом, весь скот. Их с бабушкой и детьми выгнали, кто в чем был, на улицу!.. Хорошо, приютили добрые люди. Но долго им пришлось скитаться по чужим углам. Правда, ни в Сибирь, ни на Север или еще куда-нибудь на верную погибель высылать семью деда не стали. Отчего так "повезло", до сих пор в толк не возьму. Вроде как деда удалось записать в "середняки". Спасло, якобы, и то, что наемных работников у него не было, с хозяйством большая и работящая семья управлялась самостоятельно…
Папа с мамой рассказывали потом, в каких семьях, кто их приютил после раскулачивания. И всю жизнь они были благодарны тем людям, которые не испугались проявить милосердие. Ведь и работы первое время никому из нашей семьи не давали, а домашнее хозяйство разорено. Отец даже выбирался в Ижевск, на заработки. Потом вернулся и, несмотря на свою биографию, стал первым председателем нашего колхоза. Потрясающий случай...
- Значит, репрессии вашей семьи не коснулись?
- Пронесло чудом! Дело, видимо, еще и в том, что наш род издавна пользовался большим уважением в округе. Моего отца односельчане - а я родился в селе Аняково Актанышского района, это юго-восток Татарстана - любили искренне. За прирожденное умение исправно вести хозяйство, прежде всего. Это, кстати, в очередной раз было подтверждено в том же 37 году. Урожай собрали тогда не просто рекордный - сказочный! Колхозникам раздали на трудодни столько хлеба, что многим некуда было складывать зерно на хранение, все амбары оказались полны под завязку. Событие, конечно, радостное, исключительное. Все тогда поработали на славу, да и с погодой везло..
Но не только за это колхозники ценили и любили моего отца. Главным для них была его человечность. Ни разу не случилось, чтобы он кого-то бросил в беде, если был в состоянии оказать посильную помощь. А такое не забывается. А когда народ стоит за тебя всем миром, это все-таки сила. Броня даже по тем временам. Думаю, каратели не могли не учитывать это. Так что не тронули больше нас, и наша семья вполне благополучно пережила тот самый страшный сталинский год.
Ещё и я оправдал свое имя "железным" здоровьем - не умер. Совсем хорошо!
Крестьянские запахи
- У меня был друг-белорус - Витя Шуткевич, исключительный журналист, к сожалению, тяжко заболел и не так давно умер... Так вот родом он из деревни и говорил мне как-то по дружбе: кто запах навоза не полюбит, тот крестьянина не поймет никогда! В том смысле, что у сельского человека есть "родные" запахи, которые он не променяет ни на какого Диора...
- Точно! Запахи, которые обычно царят в коровнике и овчарне, всю жизнь помнятся... Те, кому приходилось по утрам чистить коровник, несомненно, меня поймут... У многих сельских ребят в памяти этот запах, какая-то ностальгия в этом присутствует. Тут и воплощение нелегкого крестьянского труда, и осознание собственного взросления: есть скот, тебе доверили ухаживать за ним, и такая важная работа у тебя получается. Чувства очень волнительные... Сразу встают перед глазами примеры отношения к делу отца, матери, сестер, брата - решающий фактор. Может быть, в этом и был ключ к воспитанию?
Забегая вперед, скажу: через несколько лет я познакомился с очаровательной городской девушкой, она жила в Казани. Мне она очень понравилась, нужно было на что-то решаться... И вот завел я ее как-то в коровник, и посмотрел, что с ней станет. И что же увидел: она даже не поморщилась! Так я окончательно понял, что лучшей жены, чем Сакина, мне вовек не сыскать. Никогда не обещал ей, что мы будем жить в городе. Всегда говорил: я - деревенский парень, получил специальность инженера-механика сельского хозяйства, и вся жизнь у меня должна быть связана с селом. Она отвечала: "Я - согласна. Буду там, где и ты". Когда судьба вернула нас обратно в Казань, она вдруг призналась мне, что сильно скучает по деревенским запахам...
Уж если городскому человеку ароматы коровника запомнились и не вызвали отторжения, и даже где-то понравились, так, может, в этом действительно есть что-то...
- Сельское детство - трудное?
- Пожалуй, только в школе и удавалось немного передохнуть. Во всяком случае, физически. Наслаждался новыми знаниями, с удовольствием занимался творчеством, даже мечтал... Возвращался домой и снова погружался в дела: быт, быт, быт... Как сейчас бы сказали: достало! Но тогда так не говорили. Людям приходилось выживать. К тому же жаловаться на нелегкую судьбу в крестьянских семьях не принято. Работы всегда по горло...
- Что для вас было самой тяжелой работой?
- Добыча тепла. Для деревни это проблема номер один.
- Но вы же не работник электростанции и даже не шахтер: при чем тут вы и энергетическая проблема?
- Вот именно: электростанций и близко с нами не было! В деревне дома отапливать-то практически нечем, особенно в наших краях. Лесов нет, есть рощи, но рубить там деревья не разрешали. Даже в военные и тяжелейшие послевоенные годы, в каких бы условиях люди не жили, эти рощи все равно сохранялись. Поэтому мы были вынуждены делать топливо в основном из кизяка.
- Что это такое?
- Расскажу с удовольствием, так сказать в назидание потомкам - может, еще пригодится... Это было самой нудной, самой тяжелой работой в селе, особенно для детей. А процесс проходил в таком порядке. Ранней весной мы с братом очищали из-под скота всё, что накопилось за зиму. Пахучую массу послойно со льдом складывали во дворе. Так она созревала. Где-то в середине мая начинал валить пар из глубин... Отлично, понимали мы - это как раз то, что надо! Сунешь руку поглубже, очень горячо, градусов пятьдесят, наверное... Будь иначе, навоз не созреет, не из чего будет делать кизяк.
Невероятная вещь, вообще, когда созревает навоз!..
- Ваше трепетное отношение к этому делу... просто умиляет!
- У меня к нему скорее бережное отношение - продукт-то весьма ценный в деревне. Когда заканчивался выход пара, масса остывала. Мы загружали её на тележку, вывозили на берег реки, сваливали, а потом топтали голыми ножками, смешивая понемногу с водой. Так доводили до однородной смеси, в которой солома уже особо и не просматривается. Затем делали из досок специальные формы, куда загружали массу, чтобы получился кирпич. И тащили по полянке на определенное расстояние. Дорожка еще образуется, скользкая. Но это когда измажем уж совсем все вокруг... А поначалу, когда по чистой травке идешь - тяжело. Потом накатом хорошо получается. Свалил, обратно, заправил, и - снова. Раскладывали, перекладывали, чтобы все сохло быстрее. Бывало, что целое поле покрывалось свежими кирпичами бурого цвета. Работа нудная, грязная. На ногах появлялась сыпь, а лечить нечем. Большое благо, если у кого-то находился солидол или деготь, этим мазали пораженные части тела. Так лечились. Помогало. Во всяком случае, ни о каком серьезном заражении речи не шло... Ближе к осени, уже во второй половине года, когда после сенокоса транспорт немного освобождается, исходя из семейных возможностей, кто на лошади, а кто на ручной тележке возили кизяк домой, складировали во дворе под какой-нибудь крышей. Такая вот была у нас энергетика, она спасала зимой. Кизяк ведь долго горит, низкокалорийное топливо, мерцает себе потихоньку в печи
- Тепло на вес золота?
- Конечно. Если нас, детей, за что-то и ругали, так это за то, что мы медленно переступаем порог дома. Если ты, открыв входную дверь, замешкался на пороге, то мог получить от родителей взыскание: и словесное, и физически - прямо по заднице. Тепло не должно было уходить из дома - это закон! В сельских домах поэтому и окна старались делать небольшого размера, чтобы уменьшить потери тепла. Оттого и дома неказистые...
Проблема топлива подчас была адекватна проблеме питания. И еду, и огонь нужно было всегда добывать. Это - главные каждодневные заботы. Поэтому и отношение моё к этим вещам с детства самое трепетное.
- Ну, сегодня-то в татарских селах, наверное, как-то иначе решается проблема тепла?
- Когда появилась возможность полностью газифицировать республику и, прежде всего, село, я назвал это наступлением "земного рая". Преувеличения никакого тут нет. Того же мнения и многие наши люди. Республика Татарстан первой в Российской Федерации провела стопроцентную газификацию. Спросите почему? Ответ, казалось бы, очень простой: так это же мечта моего детства!
Но, конечно, не только моя это была мечта. Надо отдать должное Рэму Ивановичу Вяхиреву, первому председателю Газпрома. Он сам говорил, что если мы нерачительно будем обращаться с природным газом, то отапливаться нам кизяком и в XXI веке! Для него ведь тоже кизяк не какое-то абстрактное понятие. Он сам из села, только родился в Куйбышевской области. Там люди так же маялись с допотопной энергетикой. Во всяком случае, Вяхирев прошел через кизяк, и знает, что это такое не понаслышке.
В наше время мы решили главную, не побоюсь этого слова, социальную проблему сельчан. А их в республике порядка миллиона человек. Приход газа вообще изменил облик деревни, весь жизненный уклад людей. Дома стали строить просторные, с большими светлыми окнами, потому что нет больше проблемы отопления помещений. И бани стали намного комфортнее.
- Любите в баньке попариться?
- Баня в деревне - первое дело, неизменный атрибут быта. Есть пища, тепло, а, значит, нужно обеспечивать чистоту. И, прежде всего, собственную, телесную. Большего блаженства, чем в бане, мы в детстве не ведали. Особенно после того, как намучаешься с кизяком. Заберешься на полку в хорошо протопленной бане, распаришься и оттуда тебя уже не выманишь, пожалуй, и калачом…
С искренней гордостью замечу: чистота у моего народа в крови. Не случайно в татарских селениях, даже там, где нет асфальта, в любую распутицу наружная лестничная площадка у входа в дом всегда вымыта, и даже если и не покрашена, то выскоблена добела. А раньше где было краску взять - большой дефицит, да и дорого. Но лестница в нашем доме блестела всегда идеально, мама мыла ее мочалкой. Как ступать на такую - в обуви с улицы? Поэтому обувь снимали снаружи, потом брали в руки, заносили в сени и ставили, кстати, в определенное для этого место. Чистота, порядок были всегда и во всем, при любых обстоятельствах, даже самых неблагоприятных.
- Что для вас в человеке самое главное?
- Есть одно очень важное свойство, которое для меня многое определяет - крестьянское происхождение. Разумеется, и среди выходцев из деревни могут оказаться неблизкие мне по многим причинам люди. И среди коренных горожан есть те, кто мне дорог и близок. Все это так. Но все-таки крестьянские корни личности для меня вовсе не абстрактное понятие, а вполне реальное. Я очень остро чувствую в человеке своего в этом смысле. Не раз бывали ситуации, когда, едва познакомившись, мы находили необыкновенное взаимопонимание и контакт, а потом выяснялось: вот оно в чем дело - мы же оба из села!
Каждому бы побыть немного "сельхозником", тогда люди больше бы понимали жизнь. Конечно, те, кто не связан с землей, в этом не виноваты. Но, считаю, в целом они обделены жизнью.
В жизни много чудес
- Вы - человек верующий?
- Родительская семья у нас была скорее атеистическая, хотя все мы татары и жили в татарской деревне, что означало "автоматическое" мусульманство. С одной стороны отец - председатель колхоза, коммунист. В душе он, мне кажется, верил в Аллаха, но говорить об этом вслух по понятным причинам не мог. А с другой - мама: и отец, и дед её были духовными лицами. И младший брат мамы был муллой. Правда, неуставным, как это называлось раньше. Он не скрывал своих религиозных убеждений даже при советской власти. Часто бывал у нас, и больше всего мама боялась, что отец застанет его за исполнением намаза. Поэтому все время смотрела в окно. Как только отец на лошади приближался к дому, мама подавала брату знак, он тут же сворачивал молитвенный коврик и переключался на какие-то дела, не связанные с религиозными обрядами. Нас, детей, это немного смешило.
Тем не менее, в нашей многодетной семье дети воспитывались в правилах доброго тона: нас учили скромности, уважению старших, как себя надо вести в разных обстоятельствах жизни. По сути, это все есть и в шариатских правилах. Например, когда садишься за обеденный стол, следует говорить: "Бисмилля-иррахман-иррахим". А когда заканчиваешь кушать, следует сказать: "Аллах акбар". Возвеличить Аллаха - поблагодарить. Элементарные правила, их мы соблюдали всегда.
- Ваши дети сегодня тоже их соблюдают?
- Должен заметить, что современная молодежь, включая обоих моих сыновей, знает эти простые обращения и часто их произносит. Для них это признак культуры, к которой они имеют возможность приобщиться совершенно спокойно, чего, к сожалению, не было в наше время. Образованная молодежь, в том числе мои дети, внук, внучки считают нужным знать, например, короткие молитвы, которые произносятся при рождении нового месяца. В них содержится просьба к Всевышнему: чтобы в нарождающемся месяце Аллах был с тобой, и, если что-нибудь случится или даже придет смерть, то пусть Аллах тебя воспримет без гнева, будет милостив. Для мусульман это в порядке вещей, потому что вера у нас в крови. И мы знаем: кроме хорошего, ничему другому она не учит.
А с нами уж как сложилось... Но не стоит считать, что мы совсем далеки от веры - это не так. С возрастом вера усиливается, но это, очевидно, из области жизненной философии, независимо от того, хочешь ты думать об этом или не хочешь. Все это приходит и начинает занимать сознание. Теперь мне уже кажется, что неверующих в природе вовсе не существует.
- Как вы относитесь к чудесам в своей жизни - много их было?
- Да каждый день - чудо…
- Вот вы, например, бессменный руководитель Республики Татарстан - с 1990 года работаете Президентом. Это можно назвать чудом?
- В какой-то мере, наверное. А вообще-то это большая ответственность, привыкнуть к которой нельзя. У меня, во всяком случае, не получается. Хотя я почти всю жизнь на руководящей работе: был и министром, и предсовмина, и первым секретарем обкома...
- Сколько же вам было лет, когда впервые стали начальником?
- 25. Окончил институт, получил распределение в сельхозтехнику, поработал инженером, главным инженером. Был замечен руководством вышестоящим... В 29 лет меня, директора сельхозтехники с пятилетним стажем, уже наградили орденом Ленина. Такие награды просто так не давали, тем более что других, более низкого статуса, у меня ещё и не было! Ну, грамота почетная за целину - вот и все. Опять какое-то чудо произошло - так я это расценил.
- А что вы делали на целине?
- Хлеб убирал. Два сезона работал в Павлодарской области. Мы, студенты третьего, а потом и четвертого курса сельхозинститута - без "пяти минут" механизаторы-инженеры - умели обращаться с любыми сельхозмашинами, поэтому и на целине в нас нуждались особо. Позвали - поехали.
- Весело было?
- По-разному. Например, когда над головой атомные бомбы взрывают - честно скажу, не больно-то веселишься...
- Вы что хотите сказать: когда убирали хлеб, проводились испытания ядерного оружия?
- Не верится? Но так было. И все как бы в порядке вещей. Мы работали как раз на границе с Семипалатинской областью, где-то рядом была обозначена запретная зона. Однако нас никто об этом не предупреждал. Мы знали, что в стране есть и атомная, и водородная бомбы, слышали даже, что испытываются они на Семипалатинском полигоне. Слухи об этом как-то просачивались в студенческую среду, но толком мы же ничего не знали. Пожалуй, больше было известно об испытаниях водородной бомбы американцами на Маршалловых островах - это все тогда осуждали... Но мы и представить себе не могли, что станем живыми свидетелями и даже участниками настоящих ядерных испытаний. Не досмотрел кто или просто по недомыслию, но нам довелось посмотреть уникальное "кино".
- Копии, конечно, не сохранилось? Фотки какой-нибудь, чего-то еще…
- Только память. Зрелище, конечно, незабываемое.
- Вас что, даже не предупреждали об испытаниях?
- Нет, почему же - припылил "газик" с военными, вышел офицер и довольно буднично нам объявил: в 14 часов ноль минут произойдет очередное испытание атомной бомбы. Явка, конечно, нежелательна, но если уж так получилось, что деваться некуда - не останавливать же уборку, когда поспели хлеба! - то вот имеется предписание, которое следует выполнить по возможности точно...
- Что же "следовало выполнять"?
- В обозначенный день, в указанное время нужно было отложить все дела и внимательно посмотреть на небо. Сначала появятся самолеты, которые очертят два-три круга, махнут, так сказать, крылом. Это общее оповещение, для нас - сигнал. Дальше нужно было заглушить трактор, покинуть комбайн, лечь на землю животом вниз, а головой в строго определенном офицером направлении - он небрежно махнул рукой, указал... Ну, и лежать себе, отдыхать до тех пор, пока не закончатся испытания очередной атомной бомбы. Правда, когда это произойдет, уточнять почему-то не стали. Этот радостный момент нам предстояло определять самим - на глазок…
- И что же вы видели?
- Представьте себе: ослепительный солнечный день, а вспышка, которую мы увидели, была, казалось ярче солнца. Трудно сказать, на каком расстоянии мы оказались от эпицентра. Хотелось верить, что на приличном. Затем пошли волны. Первая - самая сильная. Вслед за вспышкой мы увидели быстро увеличивающийся в размерах немного вытянутый шар, который постепенно стал превращаться в клубящееся грибовидное облако. Вторая волна оказалась немного слабее, третья и остальные уже совсем мягко прошли над нами. Прямо у нас на глазах возникала впечатляющая картинка - на полотне небосвода прорисовался характерный "гриб", который какое-то время рос, превращаясь в уродливое облако.
Через несколько лет, уже перед самым выпуском, когда на военных сборах из нас срочно "делали" лейтенантов запаса, мне довелось участвовать в учениях, где имитировалась ядерная атака. Перед нами "взорвали" атомную бомбу. Но то, что я увидел на учениях, весьма отдаленно напоминало реальный ядерный взрыв. Что, впрочем, понятно.
- Вы не разыгрываете меня, Минтимер Шарипович? Согласитесь, совсем непонятно, как вообще допускалось такое: хлеб убирают и тут же ядерный взрыв? Куда же потом отправлялось радиоактивное зерно?
- За два сезона работы на целине я стал свидетелем двух или даже трех ядерных взрывов. Это были так называемые "наземные испытания". Правда, потом их запретили, и бомбы стали взрывать под землей. Но мы уже этого не застали, уехали с целины.
Позже мне удалось выяснить на этот счет кое-какие детали. Взрывы проводились только в солнечную погоду, когда нет, и не ожидалось дождя. Видимо и направление ветра подбиралось определенное, чтобы на землю падало как можно меньше радиоактивных веществ. Но что-то, конечно, доставалось и нам. Сами испытатели во время взрывов находились в специальных бункерах и окопах, потом они справедливо претендовали на особые пенсии, льготы. Но у нас окопов не было, не говоря уже о бункерах. Ничего не было, даже какой-то стены - открытая, голая степь и расстояние до места взрыва, видимо, вовсе небезопасное. Все же видели своими глазами, отчетливо, близко.
Единственное, на что мы в то время обратили внимание и связали с тем, чему оказались невольными свидетелями: правительство Индии вдруг выступило с протестом. Суть такова: поставляемая СССР казахстанская пшеница имеет недопустимо повышенный уровень радиации. Мы между собой с пониманием обсудили этот момент, хотя и особо на эту тему не распространялись. Беда в том, что нам ни до ядерных взрывов, ни после не объяснили, что, возможно, какое-то облучение. А как лечиться, если доза превысит допустимую норму? Налюбовавшись на "красивые облака", мы вставали с земли, запускали агрегаты и продолжали работать, как ни в чем не бывало. А вечером еще шли на бахчу - за арбузами. Нам разрешалось их есть, сколько душе угодно. Мы с удовольствием пользовались такой шикарной возможностью. О радиации даже не задумывались.
- И после такого - живы-здоровы?
- Тьфу-тьфу, чтобы не сглазить.
- Настоящее чудо!
- Не угадали, вовсе не это считаю я чудом настоящим...
Обыкновенное чудо
- А что?
- Дело в том, что всю свою жизнь я страстно мечтал научиться играть на гармошке. И долго это дело у меня, как ни бился, не получалось. В деревне в те времена - сороковые годы, война, да и после войны - пели нечасто. Но когда кто-то из односельчан брал в руки гармонь, то тут уж я старался не пропустить ни звука. Все бросал, замирал, слушал. Отец заметил, какое впечатление производит на меня музыка, и однажды купил мне гармонь. Помню, как я с жаром начал ее осваивать. Но вскоре убедился: одного энтузиазма маловато. Да, я страстно хотел научиться играть, и технику изучал настойчиво, но что-то не получалось. Не звучала в моих руках гармонь, хоть тресни! Почему? Ответ на этот вопрос я получил довольно-таки неожиданно. Однажды мой инструмент взял в руки соседский парнишка - Зуфар, который вроде как никогда до этого не играл. Правда, и отец, и дед его когда-то были первыми на селе гармонистами. Но то - они! Отец потом куда-то пропал, а у Зуфара не было даже своей гармошки. И тут произошло чудо: моя гармонь в руках этого паренька будто сразу стала живой, запела. Все произошло невероятно естественно, без малейшего напряжения со стороны исполнителя. Мне стало не по себе. Я почувствовал, понял, что мне так не сыграть никогда. А у соседа - настоящий музыкальный талант. Зуфар сейчас на пенсии, у него хорошая семья, живет в Лениногорске. Когда я бываю там, мы встречаемся, вспоминаем былое. И я всегда говорю, что Зуфар - это яркий пример того, как талант определяется каждому от природы.
- До сих пор завидуете Зуфару?
- Никогда не завидовал ни принцам из сказок, а позже - никаким самого высокого ранга политикам, дипломатам, юристам. И великим ученым не завидовал, и даже космическим первопроходцам... Потому что чувствовал: стоило бы мне посвятить тому ли иному направлению свою жизнь, и я бы непременно добился подобного. Не в смысле ранга, положения в обществе - тут многое зависит от случая. А в том смысле, что мог бы стать в их деле "не хуже". Но вот людям, способным творить искусство, я завидую искренне. Чтобы достичь их вершин, только упорства и знаний мало. Нужен талант от природы. Без него не может быть совершенства. Но талант - это уже от Бога. Только Всевышний решает, кому его дать, вручить, как самую дорогую награду.
- Так в чем же заключается ваше чудо?
- В детстве никак не мог научиться играть, и в молодости не выходило. Как только не подступался! Муж старшей сестры - он был гармонистом - пытался меня учить. Привязывал мои пальцы к своим, и так мы вместе давили на клавиши-кнопки. Но для меня это все механически было. Не то! И я не без горечи понимал, что нормально, видимо, уже никогда не получится. Но вот, когда жизнь отмерила мне 60 лет, вдруг как будто бы озарило! Неожиданно пальцы сами побежали по кнопкам и клавишам, стоило мне только взять в руки инструмент. Конечно, гибкость у пальцев уже не та, что в молодости. Бывает, не туда попадаю, не тот звук получается. Но пальцы потом все равно находят нужную кнопку, я тут же исправляюсь. С тех пор играю на гармони - и хоть бы что! Все получается.
Чудо случилось, так считаю.