Поделиться
Вид из жизни на экран
31-й Московский кинофестиваль получился много лучше предыдущих - это, кажется, признано всеми. Была разнообразная и содержательная программа. Зрители проявили необычный интерес: на многие фестивальные сеансы было трудно попасть. Правда, пресса, которой на всех фестивалях создают благоприятные условия для работы, опять оказалась сосланной кинотеатр "Художественный" - старый, технически несовершенный, с невышколенным персоналом и жуткими условиями для восприятия кино как искусства. Но в целом новая администрация ММКФ постепенно набирает опыт работы с кино.
Как человек, "болеющий" за наше кино, не могу не радоваться столь массированному успеху российских картин: каждый из режиссеров - серьезный художник и большой мастер. Радость омрачается только одним: международного авторитета такой расклад призов фестивалю не прибавит. Даже в суровые годы советского партконтроля жюри ММКФ не было таким сервильным, и наше кино не одерживало побед столь демонстративных. Говорит ли это о его беспрецедентном художественном взлете, или таким решением жюри кто-то что-то кому-то хотел доказать?
Если присмотреться к раскладу призов, то обнаружится значительный - и снова сам по себе отрадный - прогресс в кино братских республик: в Грузии, на Украине. И опять-таки: кто же поставит под сомнение уникальность таланта Киры Муратовой и заслуженность полученного ее актрисой приза?
На заключительной церемонии карты были выложены на стол: "Наши режиссеры не хотели давать свои фильмы на Московский фестиваль. Пусть теперь они знают: каждый фильм, заслуживающий призов, их обязательно получит!".
Доказали, значит. Но выходит, что на предыдущих фестивалях практиковалась дискриминация по отношению к родным фильмам, призы распределялись несправедливо? Что тогда должны думать прошлогодние фавориты ММКФ из Ирана, Франции, Болгарии, Италии? И из-за чего сыр-бор - ведь совсем недавно золотыми призерами были наши Вера Сторожева, Алексей Учитель, Дмитрий Месхиев... Что такого переменилось?
А то, что путь к столь массированной победе мостился искусственно и слишком демонстративно. Жюри на этот раз, хоть формально и было международным, но состояло в основном из "своих": собратьев с Украины, из Казахстана, а "цепью власти" был облечен и вовсе наш Павел Лунгин. То есть распределение симпатий судейской коллегии было заранее срежиссировано и запрограммировано. И было это так очевидно, что, возможно, наши режиссеры и сменят гнев на милость, но режиссеры других стран окончательно отшатнутся от фестиваля, где правят бал столь конъюнктурные соображения.
Я, повторяю, рад успеху наших мастеров: три конкурсных фильма - три приза! Но посмотрим на это с точки зрения реального расклада сил в российском кино. Уже ясно, что его направление теперь почти целиком определяет новая генерация режиссеров, пришедших кто из рекламного бизнеса, кто с ТВ, кто из частных киношкол неясной репутации. Их продукция составляет 90 процентов кинематографического "вала". Я уже имел случай в одной из статей отметить возвращение 31-го Московского фестиваля к базовым гуманистическим критериям, характерным для лучших традиций нашего кино. Но нужно оговориться: праздновать победу этих критериев рано. Все три лауреата принадлежат, условно говоря, к старой школе, они выросли на этих критериях, впитали их с уроками мастеров уровня Ромма и Эйзенштейна. Они никогда не будут делать то поверхностное мазохистское кино, которым так увлечены молодые клипмейкеры.
Но эти спорные молодые оказались за бортом конкурса и даже фестиваля в целом. Поэтому ценности, которые утверждает 31-й фестиваль, покажутся экзотикой, скажем, на "Кинотавре", где отразилась далеко не столь благостная картина. Иными словами, ММКФ не дал объективного портрета нашего кино. Хотя утверждается, что дал.
Вид с экрана на жизнь
О набившей оскомину "чернухе". Когда спрашиваешь фестивальных экспертов, отчего они так охотно берут "негатив" и совсем неохотно - "позитив", обычно следует ответ: кино всего лишь отражает жизнь, и оно таково, какова реальность. На этот счет у меня есть история, которая напоминала бы анекдот, если бы не случилась с моим участием несколько лет назад.
Я навестил коллегу - телевизионного критика. Долго звонил у дверей. Потом долго слушал, как коллега открывает запор за запором, цепочку за цепочкой. Открыл. Мы поговорили, и я стал прощаться. "Вы на машине?" - поинтересовался коллега. "Нет, на метро", - ответил я. "Как же вы можете?!!!" - ужаснулся коллега. "А что такое?". - "Так ведь убивают же!". Я даже вздрогнул: "Кто убивает, кого?". "Всех, везде, на каждом шагу", - растолковывал мне бледный коллега. Оказалось, что сам он старается не выходить из дома без особой нужды, благо профессия его - смотреть, смотреть и смотреть телевизор. Он смотрит и думает, что каков телевизор - такова и жизнь.
Вот и кинокритик: по долгу службы он смотрит очень много кино. В кино очень много убивают - считается, что так интереснее. И однажды наступает миг, когда в сознании критика кино становится реальностью, он перестает видеть собственно жизнь. И возникает иллюзия, что такое кино отражает реальные кошмары, что мир переполнен мерзостью. А оно на самом деле ничего не отражает, кроме состояния души его автора. Автору интересны нормальные рядовые люди - выходит кино теплое, живое и проникновенное, автор болен - получается больное кино, автор пессимист - получается "чернуха", а если автор плохой, неумный человек - получается кино отталкивающе брюзгливое, беспросветное и глупое.
Вот и ответ, почему кино на фестивалях так резко отличается от того кино, которое хочет смотреть публика. Публика хочет общения с умными, талантливыми, способными понять. А фестивали и их зрители стали заложниками людей, которые объелись кино и ничего не знают про жизнь, - кинокритиков. Они же - фестивальные отборщики, они же - члены жюри, они же - эксперты и советчики, направляющие ход кинематографа.
Поэтому критику у нас так мало уважают и редко к ней прислушиваются. И я не раз благодарил судьбу за то, что не пошел в кинокритики, а предпочел быть журналистом, пишущим о кино и еще о массе других, менее мрачных материй. Каждый раз, когда после очередного кино мне захочется перестрелять весь мир и повеситься самому, я иду в театр, слушаю музыку или просто еду к нормальным людям куда-нибудь в провинцию - там можно оттаять, прикоснуться к реальной жизни, чтобы потом снова смотреть кино. Тоже предпочтительно нормальное.
Чего и вам желаю.
Лукавая цифра
И последнее. Невооруженным глазом было видно, что на 31-м Московском кинофестивале было больше зрителей, чем на 30-м. А на 30-м - больше, чем на 29-м. Это отрадно. Так отрадно, что грешно придираться к официально обнародованным цифрам. Но на официальные цифры ориентируется любой сторонний наблюдатель. И вот, допустим, наблюдатель где-то в Париже или Лондоне, Риме или Тегеране, симпатизируя ММКФ, узнает из официальных источников, что 31-й фестиваль собрал 40 тысяч зрителей - на 17 процентов больше, чем 30-й. Наблюдатель впадет в уныние: если за 9 дней 11 залов кинотеатра "Октябрь" плюс два зала Дома кино плюс кинотеатр "Художественный" собрали всего 40 тысяч зрителей, это можно считать не достижением, а провалом.
Еще в большее недоумение впадет наблюдатель, если вспомнит, что в прошлом году 30-й ММКФ, опять же по официальным данным, посетило 100 тысяч зрителей. Стало быть, фестиваль теряет популярность? Но как же тогда обнародованные 17 процентов роста?
Еще в прошлом году, прочитав в официальных реляциях, что вот уже второй год подряд ММКФ собирает одну и ту же круглую цифру в сто тысяч зрителей, я заподозрил неладное: не берут ли официальные источники все эти цифры с потолка? Теперь ясно: берут. Но почему-то не помнят цифру, взятую с потолка в прошлом году - хотя бы во избежание таких конфузов.
Легко понять, что авторитета ММКФ не прибавит и это.
Тем временем назревает международный кинофестиваль в Карловых Варах - давний конкурент ММКФ, когда-то по-братски деливший с ним общую игру в чет-нечет (по четным годам шел Карловарский фестиваль, по нечетным - Московский). В прошлом году на Карловарском фестивале было продано 45 тысяч билетов. Население Карловых Вар - 17 тысяч человек... По-моему, здесь много пищи для размышлений.