Поделиться
С 26 по 30 июня в Праге и Терезине проходила Международная конференция "Имущественные права жертв Холокоста", которая стала одним из самых крупных событий за время полугодового председательства Чехии в Европейском союзе. Сорок шесть стран (и Россия в их числе) приняли Терезинскую декларацию, которая отразила общую озабоченность не только социально-экономическим положением жертв Холокоста, их имущественными правами, но и состоянием современного мира, в котором под угрозой оказываются фундаментальные гуманистические ценности и историческая память.
Парадокс в том, что представители стран, которые присоединились к Терезинской декларации, демонстрировали желание выбрать из истории лишь то, что отвечает сегодняшней европейской политической конъюнктуре. Выступая с приветствием от имени правительства Чехии, министр по европейским делам Штефан Фуле счел возможным включить в свою речь упоминание лишь об одном эпизоде 1945 года - посещении генералом Эйзенхауэром лагеря смерти Бухенвальд. Не вспомнить при этом, что последних узников Терезинского гетто, которое находилось в шестидесяти километрах от Праги, освобождали части под командованием генералов Рыбалко и Родимцева, было чистым неприличием.
И таким же неприличием - по умолчанию - выглядели разговоры о коммунистической оккупации стран Прибалтики, Восточной и Центральной Европы, будто послевоенный порядок устанавливал только Сталин, а не все главы государств антигитлеровской коалиции в Ялте и Потсдаме, на которых лежит равная ответственность за все, что происходило в мире после Второй мировой войны. Уверен, что ни Черчилль, ни Рузвельт, ни Трумэн, не имели никаких иллюзий по поводу Сталина и его политики в Восточной Европе, когда определяли зоны своих интересов. О принципах послевоенного устройства 1945 года и о Мирных договорах со странами, воевавшими на стороне гитлеровской Германии, 1947-го, российской делегации пришлось напоминать в отдельном заявлении, - в документах Евросоюза нет таких понятий, как "страны-агрессоры" или "бывшие вражеские государства", эта страница истории кажется перевернутой.
Я не собираюсь выступать ни адвокатом Сталина, ни советского режима, который трагически начался и трагически закончился, унеся с собой десятки миллионов жизней моих соотечественников в годы революций, войн и репрессий. Но есть непреложные исторические факты, обагренные кровью людей, и решающая роль Красной Армии во Второй мировой войне - один из них. Мы можем - и должны! - обсуждать детали и подробности того, что происходило на фронтах в 1941-1945 годах. Мы можем - и должны! - осуждать сознательные или бессознательные ошибки Сталина и его полководцев. Но мы не можем не отдать дань уважения народу, который на пределе отчаяния победил в этой войне, метафизически ощущая, что он борется за само биологическое существование нации. Можно создавать мифологию о войне, как это делают пламенные пропагандисты из военных историков и пламенные публицисты из гражданских, можно писать о ней с беспредельной жесткостью, как это делал Виктор Астафьев, можно спорить о количестве погибших на фронте и в тылу, - но вряд ли есть сколько-нибудь мыслящие люди в нашей стране, которые не понимают, что значила эта война и эта победа в истории нашего многонационального и многострадального народа. "Будь проклята война, - наш звездный час!" - таким эпиграфом предварил когда-то Михаил Рощин свою пьесу "Эшелон", и в эпиграфе этом спрессовалось наше понимание Великой Отечественной, Второй мировой.
Не ожидал от себя подобного пафоса, не думал, что меня будет так раздражать вежливая готовность разговора с нами, как с горячечными больными, которые все рвутся сорвать бинты с ран, которые у остальных уже давно заросли, - да так, что и рубцов не найти.
Но как проводить конференцию о Холокосте, не называя виновников невиданной в истории человечества трагедии, как сохранять политкорректность, когда речь идет о преднамеренном решении уничтожить всех евреев и всех цыган только за то, что они не похожи на других? Как забыть о шести миллионах евреев, удушенных газом, сожженных, расстрелянных и заживо погребенных, и о десятках миллионов представителей других народов, которых унесла эта проклятая война безо всякого вердикта - в отличие от евреев и цыган, об "окончательном решении" их национального вопроса?.. И понятно, что боль остается болью, - даже если ее теснят другие, вполне обыденные чувства. Именно поэтому, а не только для того, чтобы вести речь об имущественных правах жертв Холокоста, собралось более семисот человек в центре Европы через шестьдесят четыре года после окончания войны.
Само название пражской конференции (как и вашингтонской, которая проходила в 1998 году), где акцент сделан на "наличном имуществе" (а именно так переводится английское "assets"), кажется не вполне удачным. Наверное, потому, что советские евреи - жертвы Холокоста, за исключением тех, кто жил в Прибалтике и в западных областях Украины и Белоруссии, присоединенных к СССР в 1939-1940-х годах, не обладали никаким особенным имуществом, по поводу которого можно было бы собирать международные конференции. Об этом позаботились большевики, равно как они позаботились и о гражданах других национальностей. Впрочем, как заметил российский историк И. Альтман, "они были бедные, но их было много". И все же для меня главным в пражской конференции был не имущественный вопрос, который привел в столицу Чехии представителей десятков адвокатских контор, живо обсуждавших различные модели дальнейших действий вместе с экспертами крупнейших аукционных домов, - но возможность обсудить проблемы социальной защиты жертв Холокоста, и еще раз осмыслить трагедию Холокоста в контексте истории и в свете новых вызовов и угроз.
Ведь мы до конца - спустя семьдесят лет после начала Второй мировой войны - так и не ответили на один из ключевых вопросов, который поставила перед человечеством эта трагедия. Его вновь сформулировал в своем выступлении писатель, Нобелевский лауреат Эли Визель: "Мы знаем, что Холокост был. Мы знаем, как Холокост проходил. Но мы не можем понять, почему одни люди с таким последовательным остервенением начали уничтожать других людей. У нас нет ответа на вопрос: "Почему?" И зависть к чужому богатству, деньги и идеология здесь не являются достаточным объяснением". Далеко не все евреи, не говоря уже о цыганах, были богатыми, - неужто бывает зависть к чужой бедности? И Ницше несет не большую ответственность за злодеяния Гитлера, чем Карл Маркс за преступления Сталина. Честный ответ на вопрос: "Почему был Холокост?" затрагивает глубинные пласты человеческого бытия, скрытые хрупкой оболочкой благоприобретенных ценностей.
"Культура начинается с табу", - писал в одной из своих статей Юрий Лотман. С запретов, с заповедей начинается любая религия. Люди, словно не доверяя самим себе, пытаются очеловечить свое естество. Хочется верить, что человек по природе добр, альтруистичен, благороден. Но тогда почему был Холокост?
Неужели наша ненависть сильнее нашей любви?