Поделиться
Проходящие в Айове торжества по случаю 50-летнего визита Никиты Хрущева в США, в результате которого первый секретарь КПСС загорелся противоречивой идеей сажать кукурузу по всей советской стране, привлекли к себе внимание авторитетных американских историков. После конференции в Университете имени Дрейка на тему событий полувековой давности и их истинного значения для США и России, корреспондент "РГ" встретился с лауреатом Пулитцеровской премии за книгу "Хрущев: человек и его эра", профессором Уильямом Таубманом.
Российская газета : В течение того недолгого времени, пока Никита Сергеевич Хрущев находился у власти, отношения наших стран улучшались, как это случилось после его визита в Айову в 1959 году, и приходили в кризисное состояние, как это произошло во время событий 1961 года вокруг Кубы. Считаете ли Вы, что за нестабильность в отношениях двух стран несет ответственность советский лидер?
Уильям Таубман : Я думаю, что в какой-то степени Хрущев виноват в этом. С другой стороны, совершенно ясно, что в Вашингтоне его очень плохо понимали. Он действительно хотел и стремился улучшить взаимоотношения между нашими странами, а также смягчить противостояние двух сверхдержав в холодной войне, но действовал таким образом, что понять его мотивы в США так и не смогли. Один из советологов гарвардского университета совершенно справедливо заметил, что Хрущев руководствовался лозунгом, который на русский язык можно перевести следующим образом: "будь моим другом, или я сломаю тебе шею". В этом и заключалась главная проблема: он хотел дружбы, но не мог внятно это донести до своих американских партнеров.
РГ : Известно, что Никита Хрущев вел себя весьма экстравагантно при общении с внешним миром. Как Вы считаете, это был его образ или он не играл на иностранной публике?
Таубман : На самом деле, личность Хрущева и его характер были такими, он был взрывной и импульсивный человек. Именно поэтому он не всегда продумывал до конца, чем может закончиться та или иная его выходка. Без сомнения, это была не только часть его облика и стиля, но и его личности. С другой стороны, он как великий актер умел играть свою роль. Я бы сказал, что он играл свою партию так великолепно именно потому, что стиль человека, которого он играл, был его стилем. Конечно, на Западе пристально наблюдали за всеми его действиями (в ЦРУ, например, трудились 25 психоаналитиков, которые на основе видеозаписей, фотографий и речей составили психологический портрет Хрущева) и далеко не всегда приходили к правильному выводу о том, что конкретно тем или иным действием хотел сказать советский лидер.
РГ : На Ваш взгляд, что же лежало в основе взаимоотношений первого секретаря ЦК КПСС и американского фермера Гарста, который продемонстрировал ему свою кукурузную ферму: сухой прагматизм или Хрущев действительно испытывал теплые человеческие чувства к этому человеку?
Таубман : Хрущев и Гарст были похожи друг на друга: оба умные, хитрые и трудные для общения люди. Они любили говорить прямо и далеко не всегда это делали вежливо. Гарст не боялся отвечать Хрущеву без обиняков и несколько грубовато. Тем не менее, такой подход нравился советскому лидеру. Мне довелось читать стенограмму беседы между Хрущевым и постпредом США в ООН Стивенсоном и последний, надо сказать, очень хорошо и логично выступал, однако Хрущеву это было невероятно скучно. Напротив, когда ему пришлось столкнуться с сенатором Хэмфри в публичном словесном поединке, он был в восторге: ему нравилось, когда люди показывали характер и боролись с ним.