Поделиться
Этим спектаклем продолжился театральный фестиваль "Александринский", который Валерий Фокин третий год подряд проводит на прославленной сцене.
Венгерский Театр Йожефа Катоны прогремел в Москве год назад на фестивале одной пьесы, который проводит Театр Наций. В Петербург приехал впервые. Театр Йожефа Катоны - вроде "стола N 1" на больничной кухне, который назначают выздоравливающим - пища спокойная, простая, питательная, пускай и немного пресная. Зато для тех, кто отравлен и пресыщен сложносочиненными театральными "синтезами". Иначе говоря - беспримесный психологический театр. При этом театр подчеркнуто традиционный - со сценой, с кулисами, с павильонной сценографией, с занавесом и затемнениями, во время которых монтировщики меняют декорации.
Впервые за всю новейшую историю театра Горький, поставленный Тамашем Ашером, не кажется наглой карикатурой на Чехова, а скорее его скромным младшим братом. Если спектакль "Иванов", как раз и показанный год назад в Москве, Ашер перенес в "застойную" провинцию 60-70-х, то "Варвары" оказались где-то в 30-х. По моде той эпохи одеты женщины - в наивных цветочных платьях, с волосами, уложенными в некое подобие гнезда. Туда же отсылает "Утомленное солнце", чье "нет любви" лейтмотивом проходит через спектакль. При этом, кажется, что на житье-бытье своих провинциалов Ашер смотрит из какого-то космического далека, откуда не угадываются ни место, не время, а однотонные серые заборы и стены кажутся некими абстрактными супрематическими фигурами. То же самое можно сказать и о персонажах.
Невзрачная верхопольская тусовка, потеющая на местном речном пляже, лузгающая семечки и прихлебывающая пиво, отличается от столичных инженеров разве что покроем платья. Ашер намеренно снял социальный пафос Горького и стер различия между развратной "цивилизацией" и наивными "аборигенами". Гневные вопли городского главы Редозубова, обвиняющего инженеров в разрушении патриархального уклада, звучат бессмысленно. Потому что разрушать здесь совершенно нечего. Ашеровская провинция - "на все времена", унылое болото, где воруют, пьют, развратничают звероподобные персонажи вроде похожего на хорька Притыкина (Петер Такачи).
В многофигурной композиции "Варваров" два центра. Первый - инженер Черкун (Эрвин Наги), статный, юный, злой красавец, на котором скрещиваются взгляды сразу трех женщин - робкой Анны, насмешливой амазонки Лидии и местной femme fatale Монаховой. Второй - сама Надежда Монахова, объект желания всех верхопольских самцов. Эстер Оноди играет какое-то фантастическое существо, невозможно безмятежное вроде Покахонтас российской глубинки. В цветочном платье, с красными губами и нарисованными черными дугами бровей, она похожа не то на экзотический цветок, не то на перезрелый плод с едва уловимым запахом тлена. И если в финале лицо теряют как "ницшеанец" Черкун, зверски заваливающий Надежду на стол, так и надменная Лидия, с пронзительным визгом швыряющаяся тапками, то в идиотической наивности Надежды, взращенном макулатурой дамских романов, вдруг обнаруживается героическое величие. И гибнет она в отсутствие любви едва ли не как бесприданница Островского.
Деликатная режиссура Тамаша Ашера расставила оценки точные, осторожные и при этом нетривиальные. Беглый темп игры, отсутствие пауз и громоздких деталей в целом дают эффект полувоздушности эскиза. Другое дело, что петербуржские зрители, сидящие в отличие от избалованных московских на строгой театральной диете, изредка нарушаемой фестивальными диковинками, едва ли смогли в полной мере оценить "скромное обаяние" театра Тамаша Ашера.