Поделиться
В нынешнем году исполняется 60 лет с тех пор, как 1 октября 1949 года была провозглашена Китайская Народная Республика. На другой же день Советский Союз признал КНР и выразил готовность установить с ней дипломатические отношения.
У народов Дальнего Востока принято считать 60-летие самым знаменательным юбилеем. Полностью пройдя календарный цикл из двенадцати зодиакальных животных и пяти стихий, человек как бы начинает вторую жизнь. Столь же эпохальным событием можно считать 60-летие и для государства.
Чжунго, или Срединное царство, как называют свою родину китайцы, пожалуй, единственная страна в мире, чья древность непосредственно смыкается с современностью. Причем дело тут не только в непрерывности пятитысячелетней истории, но и в незыблемом уважении к ней. Жители Поднебесной убеждены, что камни прошлого - это ступени на пути в будущее.
Когда-то китайцы во многом опережали другие народы. Они первыми дали человечеству компас, бумагу, книгопечатание, порох. Западные путешественники поражались стране, где все, от князя до простолюдина, едят, "не прикасаясь руками к пище, поднося ко рту каждый кусок тонкими палочками". Жители же Поднебесной привыкли считать ее центром мира, а на другие народы взирать как на варваров, от которых лучше отгородиться Великой стеной.
Этот наивный эгоцентризм и изоляционизм сыграл роковую роль в XIX веке. Англия, недовольная тем, что Китай продает ей все больше чая и шелка, но игнорирует британские товары, принялась выращивать в Индии опиум и превращать китайцев в наркоманов. А когда власти одной из провинций сожгли 25 тысяч ящиков опиума, британский флот нанес сокрушительный удар по прибрежным городам. В 1842 году Китай потерпел унизительное поражение в "опиумной войне", что привело к превращению его в полуколонию.
В Шанхае, Кантоне, Тяньцзине появились иностранные сеттельменты, где англичане, французы, немцы, японцы были неподсудны местным законам. В напоминание о тех временах шанхайцы доныне сохранили оскорбительную надпись у входа в сквер на набережную: "Китайцам и собакам вход воспрещен".
"Отныне китайский народ поднялся с колен и распрямил плечи". На эти слова, сказанные Мао Цзэдуном в день провозглашения КНР, в мире мало кто обратил внимание. Но в душах жителей Поднебесной они затронули самые заветные струны.
Десять, двадцать и тридцать лет
Я впервые оказался в Пекине, когда китайцы отмечали четвертую годовщину провозглашения КНР. А всего встречал этот праздник вместе с ними одиннадцать раз. Так что об историческом опыте нашего дальневосточного соседа, кое в чем поучительном для россиян, я могу судить как очевидец.
Минувшее шестидесятилетие можно поделить на три периода: десять, двадцать и тридцать лет. Первое десятилетие прошло под девизом: "Русский с китайцем - братья навек!". Мне тогда выпало счастье воочию видеть, как 156 новостроек первой китайской пятилетки заложили фундамент индустриализации страны, без которого был бы невозможен ее нынешний рывок к мировому лидерству.
Вслед за этим в истории КНР наступил второй, как бы противоположный этап - десятилетие хаоса и смуты. Волюнтаризм "большого скачка", казарменный быт "народных коммун", самосуды хунвейбинов.
Эти трагические страницы сменяли одна другую, пока во главе не встал Дэн Сяопин. Он сумел вытянуть страну из губительного водоворота и твердо взять курс на реформы. Тридцать реформенных лет стали третьим периодом истории республики, когда отброшенный было назад Китай сумел продвинуться далеко вперед по пути избавления от бедности и отсталости.
Вернусь к временам, когда мне довелось своими глазами видеть китайских Павлов Корчагиных на новостройках индустриализации. Начало моей семилетней работы в Пекине совпало с первой победой первой пятилетки. 26 декабря 1953 года на Аньшаньском металлургическом комбинате вступила в строй новая доменная печь, рельсобалочный и трубопрокатный цехи.
По этому случаю из Москвы прилетел заместитель председателя Совнаркома Тевосян. В своей приветственной речи он поздравил китайский народ с тем, что столь важное событие совпало с 60-летием председателя Мао Цзэдуна. И сообщил, что советское руководство дарит юбиляру личный самолет с новейшей системой правительственной связи.
Эти слова прозвучали тогда для китайцев как сенсация. О 60-летии главы государства (а как я упоминал, это событие считается самой важной вехой в жизни человека), в местной печати не говорилось ни слова. Дело в том, что после победы революции Политбюро ЦК КПК запретило присваивать населенным пунктам, предприятиям и учреждениям имена ныне действующих руководителей, отмечать их юбилеи.
Приведенный факт свидетельствует, что культ личности поначалу не был присущ КНР. Он сложился и принял уродливые формы только во времена "великой пролетарской культурной революции".
Не только перенимать, но и совершенствовать
В годы первой пятилетки фраза "Русский с китайцем - братья навек" была не только строкой из песни. Дружба великих соседних народов не сводилась к речам государственных деятелей и газетным передовицам. Она реально вошла в десятки тысяч человеческих судеб. После двух-трех лет работы в Китае советские люди возвращались на родину другими людьми - профессионалами более высокого класса.
Я часто слышал от них: таких прекрасных современных предприятий, как Чанчуньский автомобильный или Лоянский тракторный заводы, что положили начало новым отраслям китайской промышленности, тогда еще не было в Советском Союзе. Как не было и инженерного сооружения, сравнимого с Уханьским мостом через Янцзы, который впервые в мире был построен с нашей помощью принципиально новым, бескессонным методом. Кстати говоря, китайцы всячески поощряли своих наставников к новаторству, беря риск на себя.
С другой стороны, китайцы не просто копировали наш опыт, а кое в чем сумели усовершенствовать его. Благодаря этому удалось избежать ряда перегибов и ошибок советской власти. Во-первых, они провели коллективизацию села без ликвидации кулачества как класса. Это позволило сохранить наиболее рачительные хозяйства, которые стали рычагами роста продуктивности земледелия.
Во-вторых, более гибко, без экспроприации были проведены социалистические преобразования частной промышленности и торговли. Поставить на благо народа не только тот капитал, который предприниматель держит в кармане, но и тот, что находится у него в голове, - такова была цель создания государственно-частных предприятий. Бывшего владельца оставляли генеральным директором, лишь приставив к нему "комиссара" в виде секретаря парткома.
Такое отношение к национальной буржуазии увеличило симпатии к Пекину со стороны состоятельной китайской диаспоры. Именно она стала потом финансовой опорой реформ. Если у нас к соотечественникам за рубежом относились настороженно - то ли как к белоэмигрантам, то ли как диссидентам-невозвращенцам, то для пекинских властей заморские китайцы всегда были желанными гостями.
Наконец, в-третьих, китайские коммунисты, в отличие от наших, избегали делать критерием благонадежности людей их социальное происхождение. Детей капиталистов, не говоря уже о кулаках, принимали в комсомол, брали в военные училища. И это лишало их родителей стимулов сопротивляться победившей революции.
Роковое купание лидеров
Первая трещина в китайско-советских отношениях появилась после ХХ съезда КПСС. По мнению Мао Цзэдуна, Хрущев был не вправе выступать с резкой критикой Сталина, не посоветовавшись с международным коммунистическим движением.
После успешного завершения первой пятилетки, которая осуществлялась на основе советского опыта и при содействии наших специалистов, великий кормчий прибег к авантюристической тактике "большого скачка". (Тогдашний лозунг: "Три года горького труда - 10 тысяч лет счастья".) Крестьян заставили не только коллективно трудиться, но и есть из общего котла.
Под лозунгом "Обгоним Англию!" стали варить сталь чуть ли не в каждом дворе. А я с китайскими коллегами неделю таскал на коромысле корзины с землей, помогая строить близ Пекина Шисаньлинское водохранилище. "Прыжок в коммунизм" закончился бедствием для страны и народа.
Причину провала стали искать в международной обстановке. В Пекине словно забыли, что именно Чжоу Эньлай и Неру в свое время провозгласили пять принципов мирного сосуществования, сделали их политической платформой неприсоединившихся стран. Китайское руководство стало обвинять Хрущева в ревизионизме за его стремление снизить накал "холодной войны", сделать мирное сосуществование стержнем внешней политики социалистических государств.
Самая драматическая коллизия возникла в связи с этим накануне десятилетия КНР. В сентябре 1959 года Хрущев должен был совершить эпохальную поездку по Соединенным Штатам. А к 1 октября прямо оттуда прилететь на празднование в Пекин. Меня включили в рабочую группу по составлению его речи на юбилейной сессии Всекитайского собрания народных представителей.
Незадолго до визита Никиты Сергеевича за океан на китайско-индийской границе вспыхнули вооруженные столкновения. Дабы оградить советского лидера от нежелательных расспросов, было опубликовано Заявление ТАСС. В нем выражалось сожаление по поводу конфликта и надежда, что стороны решат спор за столом переговоров. Такая позиция Москвы вызвала негодование в Пекине. Как, мол, можно ставить на одну доску братскую страну социализма и капиталистическое государство!
И вот в самый разгар пресловутых "десяти дней, которые потрясли Америку", китайское руководство неожиданно перенесло начало юбилейных торжеств с 1 октября на 26 сентября. Это поставило Хрущева перед нелегким выбором: либо скомкать свой американский визит, либо поручить выступить на юбилее КНР кому-то другому. Он предпочел второе. Доклад, над которым мы трудились, зачитал Суслов. Хрущев же прилетел лишь 30 сентября. На другой день демонстранты все-таки увидели его на трибуне ворот Тяньаньмэнь.
После праздничных торжеств Мао пригласил советского гостя в свою резиденцию близ столицы. Там Хрущева ждал конфуз. Хозяин встретил его в бассейне и предложил присоединиться. Но беда была в том, что Никита Сергеевич не умел плавать. В своих черных сатиновых трусах до колен он, как и на отдыхе в Пицунде, мог зайти в воду лишь до пояса и несколько раз присесть, дабы окунуться. Можно представить себе, как неуклюже выглядел гость на фоне хозяина, способного легко пересечь километровую ширь Янцзы. Хрущев был настолько взбешен, что в тот же вечер объявил нам: он отменяет подготовленную недельную поездку по Китаю и намерен немедленно возвращаться на родину.
Думаю, что причинами размолвки между Пекином и Москвой, которая привела к тридцатилетней конфронтации и даже к боям на острове Даманский, были не только идеологические разногласия, но и личная неприязнь двух лидеров. Это чувство у Хрущева усиливали воспоминания о своей беспомощной фигуре в длинных сатиновых трусах, когда он барахтался в бассейне рядом с великим кормчим.
В марте 1953 года я сошел с поезда Москва - Пекин, чтобы на семь предстоящих лет стать собственным корреспондентом "Правды" в КНР. В свои 27 лет я был тогда самым молодым советским журналистом, командированным на постоянную работу за рубеж. Причем решающую роль тут сыграло мое знание китайского языка.
Старое здание Пекинского вокзала находилось напротив южных городских ворот, за которыми расположены площадь Тяньаньмэнь и Императорский дворец. Не меньше чем древние постройки меня удивили потоки велосипедистов и рикш при полном отсутствии других видов транспорта.
Наши соотечественники ездили тогда на советских "Победах" с китайскими водителями. Самим садиться за руль запрещалось. После победы революции в КНР был принят закон, по которому иностранец, сбивший китайца, должен был пожизненно выплачивать пособие не только ему, но и его детям до совершеннолетия.
Единственным видом общественного транспорта в Пекине были трехколесные велорикши. Но пользоваться ими нам тоже запрещалось по морально-этическим соображениям. Это особенно огорчало наших жен. Отправляясь за покупками, им приходилось шагать пешком многие километры.
Столичная жизнь в Пекине носила тогда как бы камерный, почти семейный характер. В 50-х годах в КНР были аккредитованы 12 иностранных послов и 15 зарубежных журналистов. Поэтому нас наряду с дипломатами приглашали на все государственные банкеты. Мы сидели буквально в нескольких метрах от главного стола, где Мао Цзэдун и Чжоу Эньлай чокались с Неру или Сукарно, с Ким Ир Сеном или Хо Ши Мином.
Чжоу Эньлай часто подходил к нашему столу и, зная, что я китаист, заговаривал со мной. К примеру, заметив мое пристрастие к акульим плавникам, советовал есть это блюдо, когда я буду в его возрасте. (Оказалось, что акульи плавники полезны для пожилых мужчин, ибо повышают мужскую потенцию.) Именно Чжоу Эньлай дал мне китайское имя О Фучин (три выбранных им иероглифа буквально означают "министр европейского счастья"). Во время моей работы в Пекине впервые с тридцатых годов собрался съезд Компартии Китая. Прилетела советская делегация. И мне надо было ежедневно давать подробные отчеты о всех заседаниях. В завершающий день работы съезда в комнату иностранных журналистов неожиданно вошел Мао Цзэдун и спросил: "Кто тут из "Правды"?" Дрожащим голосом я назвал себя и удостоился личного рукопожатия великого кормчего: "Потрудился, так потрудился! Освещал съезд хорошо!" После этих слов председателя Мао моя жизнь круто изменилась. Вместо фанзы с земляными полами и дымными буржуйками корпункт переселили в современную квартиру с центральным отоплением. А при поездках по стране мне уже не требовалось согласовывать их маршрут с отделом печати МИД КНР.
Председатель Мао навсегда запомнился мне необычайно высоким для китайца ростом и устремленным куда-то вдаль взглядом. Когда же меня познакомили в кулуарах съезда с новым Генеральным секретарем партии Дэн Сяопином, меня, напротив, поразил его малый рост. Ведь одно дело, когда видишь человека в президиуме, а другое дело - когда сталкиваешься с ним лицом к лицу. Партийная кличка Генсека - Сяопин, то есть "маленькая бутылка" воспринималась в Китае как метафора, аналогичная нашему термину "Ванька-встанька". Маленькая бутылка - это пузырек самогона, который нельзя завалить на бок, ибо он тут же вновь принимает вертикальное положение. Как Дэн Сяопин, которого трижды сбрасывали с вершины пирамиды власти, но он вновь на нее возвращался.
Зато во время "культурной революции" пострадал его сын. Группа хунвейбинов учинила самосуд в цэковском доме, где жили семьи руководителей партии. Они связали проволокой сына Генсека - студента Дэн Пуфана и выбросили его в окно с третьего этажа. С переломами позвоночника подросток едва выжил, но с тех пор прикован к коляске и ныне возглавляет Всекитайскую федерацию инвалидов.
К счастью, я не был свидетелем бесчинств "культурной революции". Но после смерти Мао Дзэдуна Пекин и Москва стали делать осторожные шаги навстречу друг другу. И вот в 1984 году в КНР были приглашены председатель Общества советско-китайской дружбы академик Тихвинский и я, как его тогдашний заместитель.
Уверен, что в наш маршрут отнюдь не случайно была включена родина Конфуция. Показывая нам гранитное надгробье великого философа, расколотое на куски кувалдами хунвейбинов, один из руководителей провинции Шаньдун сказал:
- Ни что так не нарушало национальные традиции Китая, как надругательство над нашим прошлым. Ни что так не противоречило здравому смыслу, как ссора Мао Цзэдуна и Хрущева. Пусть же все это останется позади! А в мае 1989 года мне довелось быть свидетелем того, как лидеры двух великих соседних государств пожали друг другу руки со словами: "Закрыть прошлое, открыть будущее!"
Снова "Подмосковные вечера"
Но в 1984 году мы, два профессиональных китаиста, ехали в Китай словно на другую планету. Запомнилась встреча в одном из рабочих клубов. После наших речей зазвучала песня "Подмосковные вечера". Весь зал дружно встал и подхватил любимую мелодию. Люди пели куплет за куплетом со слезами на глазах, искренне радуясь тому, что трагическая размолвка между Пекином и Москвой наконец ушла в прошлое, что можно вновь открыто выражать дружеские чувства к братскому соседнему народу.
Первым примером реформ - провозглашенной Дэн Сяопином свободы частного предпринимательства для меня стали платные велосипедные стоянки возле пекинских вокзалов, универмагов и кинотеатров. Они возникли стихийно. А их владельцами были пожилые домохозяйки. Ведь создать такое предприятие можно без первоначального капитала.
Другой сюрприз мне довелось увидеть в хорошо знакомом мне западном пригороде Пекина. Это было село, откуда мне когда-то доводилось писать о трудовых успехах народной коммуны имени китайско-советской дружбы. Теперь многие ее бывшие члены последовали лозунгу: "Уходить из земледелия, не покидая села". Мне показали навес, под которым сидели более полусотни пожилых женщин. Они прилежно вязали что-то крючками и пришивали ярлыки: "Пьер Карден. Ручная работа. Париж".
Свитера ручной вязки производило одно из полутора миллионов возникших в Китае поселковых предприятий. Этот новый сектор экономики создает на селе 150 миллионов новых рабочих мест, позволяет превращать трудовые ресурсы в реальные товары. Малый бизнес на селе, который называют секретным оружием китайских реформ, дает около четверти промышленной продукции страны и пятую часть ее экспорта.
Итак, я оказался в Китае в роли первооткрывателя через пять лет после того, как, встав у руля партии и государства, Дэн Сяопин осуществил поворот "от догматизма к прагматизму". Оглядываясь на 30 лет реформ, китайцы называют четыре элемента формулы своего успеха.
Во-первых, начинать не с ломки политической системы, а с повышения эффективности экономики. Ибо в переходный период особенно нужна сильная центральная власть, располагающая надежными рычагами управления. Между наезженной колеей планового хозяйства и автострадой рыночной экономики лежит участок бездорожья. И трудно проехать по ухабам, перебив рулевые тяги.
Во-вторых, начинать не с города, а с села. Чтобы как можно скорее накормить и одеть большинство населения, потеснить бедность, минимизировать социальную цену перехода к рынку, дать миллионам людей возможность на себе ощутить пользу от этого.
В-третьих, не спешить с приватизацией государственных предприятий, особенно естественных монополий. Вместо этого сделать упор на привлечение иностранного капитала в особые экономические зоны, привлекательные для иностранных компаний, которые не только создавали бы там новые рабочие места, но и повышали общий технологический уровень производства в стране.
В-четвертых, максимально использовать регулирующую роль государства, дабы не опускать чрезмерной поляризации общества. Это включает различные меры по сокращению трехкратного разрыва в доходах 500 миллионов горожан и 800 миллионов крестьян.
Нужно также преодолеть отставание от процветающих приморских провинций еще не выбравшейся из отсталости глубинки. А на эти провинции Центрального и Западного Китая приходится 89 процентов территории и 64 процента населения страны.
Когда КНР встала на путь реформ, каждый четвертый китаец жил впроголодь и ходил в заплатках. Теперь ниже черты абсолютной бедности находится уже не 25, а менее 2 процентов населения КНР. Даже Организация Объединенных Наций, которая редко балует Пекин похвалами, называет это беспрецедентной победой над нищетой в современной истории.
С велосипеда на автомобиль
Помню, что в 50-х годах символами благосостояния для китайцев были термос и велосипед. Вновь попав туда на четыре года в 90-х, я стал свидетелем тотальной велосипедизации китайской столицы. В 12-миллионом городе было зарегистрировано 10 миллионов велосипедов. Когда микроавтобус вез нас на работу в их бескрайнем потоке, я с тревогой думал: что же будет, если миллионы китайцев начнут менять свой двухколесный транспорт на четырехколесный? И это время пришло.
Вспоминаю, как в июле 1956 года мне довелось присутствовать на пуске первого в Китае автомобильного завода в Чанчуне. Рядом со мной у конвейера стоял 30-летний инженер, стажировавшийся на московском ЗИЛе. Это был мой ровесник Цзян Цзэминь - будущий преемник Дэн Сяопина.
На наших глазах и цеха выехал первый грузовик "Цзефан", получивший в Поднебесной такую же популярность, как у нас полуторка. Приехав в 2006-м на открытие Года России в Китае, я был рад узнать, что завод в Чанчуне, именуемый "Первый автомобильный" по объему продаж лидирует в отрасли. Он ежегодно производит по миллиону машин, из которых более 15 тысяч экспортирует.
Ну а главный энергетик этого автозавода Цзян Цзэминь десять лет был председателем КНР и генсеком ЦК КПК. И помня о нашем с ним знакомстве, дважды давал мне в этом качестве эксклюзивные интервью.
Пусть станет меньше бедных
Сейчас трудно поверить, что до начала реформ в Поднебесной насчитывалось лишь 3 миллиона автомашин. В 2000 году их стало уже 20, а скоро будет 200 миллионов. Ведь вместо 250 миллионов бедняков в Поднебесной появилось 250 миллионов "новых китайцев", для которых символом благосостояния стал уже не велосипед, а автомобиль.
Основоположник политики реформ Дэн Сяопин и его преемник Цзян Цзэминь бросили народу клич - "Обогащайтесь!" и поощряли тех, кто добился этого раньше других. За три десятилетия реформ удалось вызволить из нужды четверть миллиарда бедняков, вместо которых появилось 250 миллионов "новых китайцев". К 2020 году эта прослойка может удвоиться
И вот правящая партия сочла необходимым вновь вернуться к лозунгу социального равенства. Поставлена цель гармонизировать общество, остановить и повернуть вспять процессы поляризации, сгладить и устранить противоречия материальных интересов различных регионов и разных слоев общества.
Новый курс означает смену не только целей, но и методов руководства. Вместо того чтобы служить инструментом ломки старого, Компартия Китая теперь видит свою задачу в том, чтобы быть выразителем общенациональных интересов, современной правящей партией, способной компетентно управлять государством, опираясь на законность, демократичность, научность.
В отличие от шанхайца Цзян Цзэминя и его окружения, нынешние, четвертое поколение руководителей - председатель КНР Ху Цзиньтао и глава правительства Вэнь Цзябао, оба начинали карьеру в бедных провинциях Дальнего Запада. Они по личному опыту знают трудности и надежды глубинки, самой своей жизнью и карьерой подготовлены к тому, чтобы от призыва "Пусть в Китае будет больше богатых!", перейти к достижению следующей стратегической цели: "Пусть в Китае станет меньше бедных!"
С этим лозунгом Поднебесная и встречает 60-летие провозглашения КНР.
Скачать брошюру Всеволода Овчинникова в формате pdf, часть 1-я
Скачать брошюру Всеволода Овчинникова в формате pdf, часть 2-я