Поделиться
60 лет назад были установлены дипломатические отношения между Китайской Народной Республикой и Советским Союзом. Между созданием КНР и установлением дипотношений с нашей страной был зазор всего в один день. О том, как все происходило, в деталях вспоминает Сергей Тихвинский - известный российский ученый и дипломат, академик РАН, Чрезвычайный и Полномочный Посол. Помнит тем более хорошо, что происходило это на его глазах и с его непосредственным участием.
Российская газета: Сергей Леонидович, почему вы оказались в те дни в Пекине?
Сергей Тихвинский: У нашей страны были дипломатические отношения с Китайской Республикой, с правительством Чан Кайши. Соответственно было и посольство, которое действовало до последнего момента, и консульства. Силы компартии, ее Народно-освободительная армия Китая (НОАК) в 1949 году явно выигрывали гражданскую войну, но наше посольство и посол Н.В. Рощин, как и положено, оставались при правительстве и к октябрю 1949 года были в Нанкине, а потом и в Гуанчжоу (Кантоне). А в Пекине работало генконсульство со штатом в шесть человек. И я был генеральным консулом. 31 января 1949 года в Пекин торжественно вступили части НОАК. И к октябрю вся подготовительная работа по образованию нового государства была завершена.
РГ: Кто приехал из Москвы на торжественную церемонию?
Тихвинский: Делегация советской общественности во главе с известными писателями Александром Фадеевым и Константином Симоновым.
РГ: И никого от партии и государства?
Тихвинский: Никого. Тому были веские причины. Советское руководство поддерживало компартию и ее борьбу, но при этом шло на серьезный риск столкновения с американцами: уже набрала обороты "холодная война", явно назревал военный конфликт на Корейском полуострове, а Советский Союз только-только провел первое успешное ядерное испытание. Наши контакты с КПК были обширными и помощь ей существенной. Однако на государственном уровне советское руководство проявляло вполне объяснимую осторожность и до самого конца не давало формальных поводов упрекнуть себя во вмешательстве во внутренние дела Китая. Даже телеграмму от 2 октября 1949 года о согласии установить дипломатические отношения с КНР подписал не председатель президиума Верховного Совета СССР и не кто-то из его заместителей, а первый замминистра иностранных дел Андрей Громыко.
РГ: Переписка между Пекином и Москвой об установлении дипломатических отношений шла через вас?
Тихвинский: Да, через меня - генерального консула СССР и единственного на тот момент в Пекине официального советского представителя.
РГ: Когда вы получили письмо с предложением установить дипотношения с КНР?
Тихвинский: 1 октября, как только было создано новое китайское государство. Праздничная церемония на площади Тяньаньмэнь растянулась до позднего вечера.
Я уже собирался уходить. И тут ко мне подошел Хань Сюй, помощник Чжоу Эньлая. Сославшись на просьбу своего шефа, он предложил не уезжать из генерального консульства на правительственный прием до тех пор, пока мне не доставят срочное письмо. И действительно, едва я вернулся с площади Тяньаньмэнь, в генконсульство прибыл Хань Сюй и вручил мне официальное письмо. Вот его содержание:
"Генеральному консулу Советского Союза в Пекине Господину Тихвинскому.
Настоящим извещаю Вас о том, что сегодня Председатель Центрального народного правительства Китайской Народной Республики Мао Цзэдун опубликовал декларацию.
При настоящем письме я направляю Вам эту декларацию и надеюсь, что Вы перешлете ее правительству Вашей уважаемой страны.
Я полагаю, что установление нормальных дипломатических отношений между Китайской Народной Республикой и различными государствами мира является необходимым.
Министр иностранных дел Центрального народного правительства Китайской Народной Республики Чжоу Эньлай 1 октября 1949 года, Пекин".
Я тут же уселся за перевод и немедленно отправил русский текст письма со своими пояснениями в Москву.
РГ: А на прием удалось попасть?
Тихвинский: Сходил и на прием в "Пекин-отель". Грандиозный получился прием, под стать событию. Присутствовало все китайское руководство во главе с Мао Цзэдуном.
РГ: Иностранцев было много?
Тихвинский: Из иностранцев были кроме нас с женой и членов советской делегации только участники международной профсоюзной конференции, проходившей тогда в Пекине. Представители западных генконсульств коммунистов не признавали, и ни на Тяньаньмэнь, ни в "Пекин-отель" не пришли. Так что я был единственным официальным представителем иностранного государства.
Рано утром 2 октября меня разбудил стук в дверь. Это был дежурный сотрудник: "Сергей Леонидович, я сейчас включил московское радио, было очень плохо слышно, но я точно разобрал вашу фамилию". Как потом выяснилось, благодаря разнице во времени письмо Чжоу Эньлая успели опубликовать в центральной советской печати и его зачитывали по радио.
А к вечеру 2 октября в Пекин уже поступила телеграмма на имя Чжоу Эньлая. По поручению правительства первый замминистра иностранных дел А.А. Громыко уведомлял:
"Правительство Союза Советских Социалистических Республик настоящим подтверждает получение Декларации Центрального народного правительства Китая от 1 октября с.г. с предложением об установлении дипломатических отношений между Народной Республикой Китай и Советским Союзом.
Рассмотрев предложение Центрального народного правительства Китая, Советское правительство, движимое неизменным стремлением к поддержанию дружественных отношений с китайским народом и уверенное в том, что Центральное народное правительство Китая является выразителем воли подавляющего большинства китайского народа, извещает Вас, что оно приняло решение - установить дипломатические отношения между Советским Союзом и Народной Республикой Китай и обменяться послами".
Вскоре из Москвы сообщили, что я назначен временным поверенным в делах СССР в КНР.