Подходит к концу Третья московская биеннале современного искусства. На третий раз фестивальная ухабистая колея превратилась в торный путь, по которому под мудрым руководством кураторской концепции бодро бежит экзотический паровоз основного проекта и поспешают вагончики параллельной программы. Что же осталось от первых, которым не досталось ни куратора, который точно знает, что делает, ни такого количества отечественных художников как раз подросло новое поколение? Что принесла третья биеннале, по выставкам которой можно было ходить этот месяц ежедневно и не пройти и половины?
Если верно, что ценность произведения поверяется временем, то окажется, что важнейшим из представленного на Первой биеннале является сортир дачного типа, на манер скворечника вывешенный с третьего этажа Музея Ленина австрийской группой "Желатин". Никто не знает, отчего умер Пушкин, но все помнят живописные желтые сосульки, свисавшие из сортира до самой земли. Была, впрочем, в рамках биеннале и скандальная выставка Гельмана "Россия-2". Но спустя время она воспринимается как-то совсем отдельно. Первая биеннале, напомним, называлась "Диалектика надежды". Была установка В будущее смотреть с оптимизмом.
Вторая биеннале с неудобочитаемым названием "ПРИМЕЧАНИЯ: геополитика, рынки, амнезия" получилась взрослее и по размаху, и по списку особых гостей и спецпрограмм. Ретроспективы Роберта Уилсона, Пипилотти Риста, Мэтью Барни, выставка Йоко Оно в ЦУМе и Бартенева в метро затмили невнятный и перегруженный основной проект. Башня "Федерация", замечательный московский долгострой, и того пуще клеть, которая, скрипя тросами и сочленениями, поднимала зрителей на поднебесный этаж - это был обязательный биеннальский аттракцион, к которому полутемный лабиринт выставки казался довеском. Выбор, что милее глазу экспозиция или футуристический ландшафт вечной стройки за стеклянными стенами башни был, в общем-то, не очевиден.
К третьему разу надежды, о которых было заявлено в самом начале, оправдались. Но диалектически. Биеннале удалась. Строили, строили и наконец построили, мог бы не лукавя повторить вслед за Чебурашкой бессменный комиссар биеннале Иосиф Бакштейн. Но хорошо это или плохо вот тут мнения уже расходятся. Что только подтверждает успех колоссального предприятия. Бюджетные деньги, с удовольствием уточняет Бакштейн, потрачены не зря.
Благодарность должна быть вынесена Ж.-Ю. Мартену, куратору основного проекта биеннале в Гараже. Его опыт и талант куратора обеспечили выставке цельность и изящество - качества, так недостававшие двум предыдущим. Основной проект Первой биеннале походил на универсам, в чехарде перестройки оказавшийся в Музее Ленина, Второй на лабиринты старого Донского колумбария. Не со зла, разумеется; пространство сложное, больше не на что пенять. А опыт Мартена заслуживает уважения. Будучи директором Центра Помпиду, он потратил годовой бюджет на выставку "Маги Земли", чем поставил под удар планировавшуюся выставку кубистов и лишился своего поста. "Маги Земли", тем не менее, остались легендой. Давно Мартен знаком и с Москвой. Он организовывал выставку "Москва-Париж", именно Мартен выбрал из многих Илью Кабакова представлять советское искусство на Западе. И не ошибся, в проигрыше не остались ни Запад, ни Кабаков.
Идея, с которой работает Мартен, такова: современное искусство делается не только в цивилизованных странах Запада, но даже в большей степени в регионах, еще не совсем приспособленных к европейской культуре. И его кураторская работа в Гараже иллюстрирует это положение. На выставке нет общепризнанных звезд западного искусства, ни Кунса, ни Херста. Так называемый мейнстрим современного искусства оставлен Мартеном за стенами Гаража, внутрь же допущены безымянные или неизвестные художники из Африки и Азии, художник Лобанов, полвека рисовавший ружья в сумасшедшем доме в порядке арт-терапии, мемориальный музей Свердловского маргинала Б.У. Кашкина. Задача куратора показать талантливых художников, не включенных по разным обстоятельствам, в основном по месту рождения, в систему искусства, то есть в структуру галерей, музеев и т.п. Артефакты современного искусства и африканских племен в одном пространстве складываются в мультикультурную среду, в которой не находится места гламурной иконе Херста, но совершенно адекватно смотрится, например, "Тотем" Осмоловского.
Таким образом Мартен, сделав ремейк "Магов Земли" в Москве, собирался преодолеть русскую ксенофобию. Парадоксальным образом это благородное намерение дало повод обвинять выставку "Против исключения" в колониализме. В таком смысле: Мартен, как умный белый человек, насобирал афганских ковров, африканских идолов и наивных полинезийских картинок да и выставил их в качестве экзотики, что неполиткорректно и совсем уж не толерантно. Куратор Екатерина Деготь назвала выставку в Гараже "ВСНХ и магазином экзотических ковров". Тема животноводства, действительно, представлена как никогда обильно, от живых кур и питонов до чучел, одетых в чужие шкуры (Дмитрий Цветков). Пока Деготь сетует на то, что Московскому зрителю интереснее и важнее искусство наших, домашних таджиков и молдаван, а совсем не полинезийцев, народу нравится и он валом валит в Гараж. Выставку продлили на неделю, до 1 Ноября. По подсчетам Бакштейна, ее посетит около 100 тысяч человек. И каждый из них готов заплатить 300 рублей за вход.
Основным проектом биеннале не ограничивается. К параллельной программе могла примкнуть любая галерея, пожелавшая заявить себя на биеннале. В галерее "Pop/off/art", например, за это время открылись даже 2 выставки, фотографа-постмодерниста Майофиса и супрематический иконостас Сигутина. Даже Арт-Москва на этот раз открылась не в обычный срок, весной, а прямо перед биеннале, чтобы не отстать от праздничной суеты. Альтернативная программа Арт-Москвы, кстати, называлась "Универсам" и вполне могла оказаться одним из параллельных проектов биеннале (так оно и случилось). Художники, не попавшие в основную программу, в основном молодые и модных нынче левых убеждений, самоорганизовались, решили обойтись без кураторской руки и выставили в здании Известий кто во что горазд. Получился даже не универсам, а склад.
Есть что-то обидное в том, что такая оргия зрелищ случается с Москвой только раз в 2 года. При отсутствии удобочитаемого гида по двум сотням выставок может просто не хватить месяца, чтобы разобраться, что, где и зачем. Выставка "Кудымкор локомотив будущего" о одиноком подвиге забытого авангардиста Субботина-Пермяка прозвучала бы намного больше, не окажись она среди биеннальской сутолоки. Прекрасная выставка на Фабрике "Рабочее движение" о трансформации идей русского авангарда в современном искусстве очень выиграла за счет того, что задержалась открытием и отдельно привлекла к себе внимание. В то же время некоторые бездарные затеи вызвали незаслуженный интерес только тем, что оказались под шапкой биеннале.
Любопытно, какой длины получится очередь, если выстроить в нее всех художников, принявших участие в биеннале. Выбирать, при отсутствии дружественно настроенной по отношению к читателю критики, поручено зрителю. И это при мегаломанических масштабах уже почти прошедшего события очень сложная задача. На недавнем обсуждении выставки "Не игрушки!?" в Третьяковке она оценивалась критериями плохо/хорошо, или добрая выставка или злая. Екатерина Деготь, помимо упреков в злокозненном отсутствии толерантности, пишет о основном проекте выражениями из того же словаря: тут воздушные шарики, тут водопад брызгается, а дальше живая курица. Это она, наверное, издевается. Но представить, что за каждым из чудовищной биеннальской массы артефактов кроется бездна необходимых смыслов, может только шизофреник или архивный юноша, который под Жижеком себя чистит.
Андрей Ерофеев в эту пятницу прочел для узкого круга лиц лекцию о результатах биеннале. В первых же словах он заявил, что прошла эпоха его боевой молодости, когда художник был оторван от общества. Искусство, сказал Ерофеев, "всплыло на поверхность". Не очень удачное сравнение, но это от всей души. И вот как оно всплыло, так вскоре и оказалось, что все прежние мастера культуры "протухли". Кулик, Виноградов-Дубоссарский, Кошляков, на фоне картины которого говорил это Ерофеев, никуда больше не годятся, что показывают их новые работы. Идеи отработаны, человеческий материал тоже. А новые художники не лают, как Кулик, не изгоняют торгующих из храма, как Бренер. Если же кто и вымажется в нечистотах, как сделал весной ученик Осмоловского Роман Эсс, то это замалчивается как неудобопонятный курьез.
Вместе с новыми именами всплыл на поверхность новый тренд - камерная революционность. За всякой поделкой подразумевается что-то эдакое политически-критическое. Даже с виду безобидный невидимый белым по белому лабиринт на "Рабочем движении" художник Русаков назвал "Русский путь". Если отбросить модные левые идеи и идейки, которые у большинства, нужно надеяться, пройдут с возрастом вместе с прыщами, что останется? Что-то, после естественного отсева попутчиков, останется наверняка. В конце концов, кто знает, что хотел сказать художник? Вильям Бруй, большой абстракционист, сказал в недавнем интервью, что когда он изображал соединение четырех фундаментальных сил Вселенной, западная пресса писала, что он рисует колючую проволоку, а за ней светится светлячок надежды. Может быть, современное искусство на то и современное, чтобы развлекать, а не поднимать проклятые вопросы? Посмотрел и, как пишет тренированно бесхитростностный Гришковец, "улыбнуло". И пусть коробит от этого провинциального неологизма, наверное, есть тут сермяжная правда. А правое оно, это искусство, левое, передовое или даже нетолерантное пускай критики между собой шутят.