В Нью-Йорке умер Вагрич Бахчанян. Сегодня это имя мало что говорит широкой публике в России. До отъезда на Запад оно в СССР было известно всем, кто умел читать.
К нему прилипли все "измы", которые в СССР считались пороками, а в постсоветской России считаются не всем понятными доблестями. Андрей Синявский называл его последним футуристом. Многие его любящие (а любят - многие) считают его отцом русского концептуализма. По природе творчества он был несомненный абстракционист. И выдающийся формалист, потому что форма для него самоценна и часто самодостаточна. То, что из этой неожиданной формы вырастает бездна новых смыслов, получается само собой. Потому что свободно может и не вырастать - а все равно интересно.
Время, когда он был одной из самых ярких звезд многомиллионной "Литературной газеты", а его остроты уходили в народ, давно иссякло, его книжки только теперь робко начинают издавать микроскопическими тиражами. Но его "Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью" стало фольклором.
На своей визитной карточке он писал: художник слова. Это не самохвальство. Он художник, в смысле - активно рисовал. Но рисовал также и словом. Как большой любитель Хлебникова и Крученых, слова он придумывал каждый раз новые: камбалалайка, орангутанго, демагоголь, гитаракан, собакалавр, блондинозавр - это все я переписал из его четырехстраничной книжки "Зверительная грамота, или Помесь гибрида с метисом", вошедшей в диптих "Зоопарк культуры и отдыха" и вышедшей в издательстве "Ужимка-пресс", Москва - Нью-Йорк, "во второй половине ХХ века". За границей он выпустил книжку "Стихи разных лет", составленную из хрестоматийных строчек Крылова, Некрасова, Пушкина, Маяковского, но под своей фамилией. А что, - объяснял он, - ведь каждый знает, что это написал не я! Это такой концепт. Так что полем его деятельности была вся русская поэзия. А теперь, с выходом книги "Вишневый ад", составленной из перемешанных и взболтанных чеховских пьес, - и вся русская драматургия. Он - "библиофилин".
Первая за 30 лет его книга в России вышла в 2004 году в екатеринбургском издательстве "У-фактория" под названием "Мух уйма". Красиво, рискованно, и - не придерешься. В предисловии к ней рассказано о выставке, которую Бахчанян устроил в журнале "Новый американец". Она называлась "Трофейная выставка достижений народного хозяйства СССР", и на ней были представлены придуманные Бахчаняном призывы-лозунги, каламбуры-парадоксы: "Вся власть - сонетам!", "Бей баклуши - спасай Россию", "Всеми правдами и неправдами жить не по лжи!". Здесь не нужно искать смысла или умысла. Здесь игра совпадений. Как писатели летающего острова Лапута у Свифта, Бахчанян бросал кости слов и смотрел, в каком сочетании они лягут. Мы видим результат интуитивной работы его мозгового компьютера, уже перебравшего сотни сочетаний и выудившего единственное счастливое. Все произошло как бы спонтанно, и Бахчанян имел все основания считать удачный каламбур "высказыванием самого языка".
Хотя, конечно, был и умысел. Сизифу он приписывал слова "Кончил дело - гуляй смело", Венере Милосской - "Мойте руки перед едой", Вильгельму Теллю - "Не стой под стрелой", барону Мюнхгаузену - "Правда глаза колет", Дальтону - "Все стало вокруг голубым и коричневым", Герострату - "Всем лучшим во мне я обязан книгам".
Мне повезло с ним встретиться года четыре назад. В его нью-йоркскую квартиру я шел мимо Центрального парка, где Бахчанян обычно ловил карасей, и знаменитого музея "Метрополитен", где удачно размещено сырье для бахчаняновского творчества. Художник был крайне любезен, встретил на лестничной площадке и проводил в квартирку на двух уровнях, соединенных винтовой лестницей. У лестницы была масса железных углов, и Бахчанян все время предостерегал меня, чтоб не зашибиться, делился собственным печальным опытом.
Я человек косноязычный. Предложения строил слишком свободно.
Это вы от косноязычия подались в формалисты?
Наверное. Косноязычие близко к авангардизму. Все изобретения делаются или от незнания или от неумения что-то сделать правильно. Известно, например, что промокательную бумагу изобрели случайно. Человечество пользовалось песком. И вот человек, который делал обычную писчую бумагу, неправильно замесил состав, и бумага вышла бракованная, ее уже хотели выбросить - и тут кто-то пролил на нее жидкость, и бумага ее мигом впитала. Так человечество изобрело промокашку. Эйнштейн говорил: знающий человек знает, что это можно, а этого нельзя, но приходит человек невежественный, ничего этого не знающий - и делает открытие.
Ваши фразы пошли в народ. Расскажите, как вы Кафку сделали былью.
На эту фразу уже накопилось довольно много авторов. Ее и Арканов, например, повторял. А родилась она довольно давно, еще в Харькове, когда у нас впервые вышел Кафка. Еще при Хрущеве. У меня есть свидетели: Лимонов и Милославский - это была одна компания. И вот кто-то пришел с Кафкой, говорит: Кафку купил! И я тут же выпалил: мы рождены, чтоб Кафку сделать былью. Это было году в 64-м.
А записывать все это стали сразу?
Нет, конечно. Многие шутки было даже опасно записывать. Скажем, "Подземный переход от социализма к коммунизму" распространялся только устно. Или "Маозолей". Или "Дурная слава КПСС". К столетию Ленина я придумал переименовать город Владимир в город Владимир Ильич. Это тоже пошло в народ, и теперь кто-то предложил переименовать его во Владимир Вольфович. То есть шутки переходят в анекдоты. В Израиле была издана какая-то книга, я ее даже не видел, а только читал на нее рецензию - так вот: в этой рецензии в качестве цитат из книги приведены три мои шутки! Например, "В Одессе открылся тир имени Фанни Каплан".
Вам за эти шуточки доставалось?
Помните "Клуб 12 стульев" в "Литературной газете"? Я там работал с 67-го по 74-й. Там в огромной комнате много собиралось и художников, и юмористов, и хохмачей. И обязательно шел треп. И, судя по всему, запись прямо из этой комнаты шла куда надо. Я по этому поводу как-то сказал: радоваться надо! Мы просто болтаем - а там записывают, значит, сохранят для вечности. Я думаю, где-то в соответствующих архивах теперь можно найти очень много интересного. Туда и Горин приходил, и Арканов, и Брайнин, вся антисоветчина там собиралась…
…На Запад Вагрич уехал в 1974-м. Но с Россией был связан до последних дней - теми узами, которые не отпускают:
Я даже английский толком не выучил. Вот эту квартиру нам помог снять один эмигрант - я его послушал и просто испугался. Он рассказывал про Баку, где бегали безобразники. Какие безобразники?! Оказалось, он имел в виду: "беспризорники". Он уже слова стал забывать! И я подумал, что если научусь говорить по-английски, мой русский станет вот таким же. В России, конечно, был тот самый бульон, в котором все варится. Здесь этого нет. Воздуха нет, атмосфера не та. Там, на 16-й странице "Литгазеты" собирался цвет нашей юмористической литературы. Это было как соревнование акынов. Здесь соревноваться не с кем.
Это правда, что Лимонова из Савенко сделали вы?
Правда. Году в 63-м. Мы сидели в Харькове, выпивали. Эдик как раз написал хорошие стихи. Я прочитал и сказал: знаешь, фамилия Савенко и великий русский поэт - как-то не вяжутся. Он задумался: "Да? А что же делать?". А он был тогда очень худой, бледный - желтый. Я и предложил ему стать Лимоновым. Так это к нему и приросло. Но теперь у меня как у автора этого псевдонима возникла идея его забрать. Я давал этот псевдоним поэту Лимонову, а он стал политиком. То, что он делает в политике, мне не нравится. Я уверен, что он зря в это влез. Сумасшедший художник, поэт, композитор - это нормально. Но сумасшедший политик - это страшная вещь!
Поделитесь секретом, как русскому литератору прожить в Нью-Йорке?
Я ведь художник, делаю обложки книг, и русских и нерусских. Мы с Генисом издавали журнал "Семь дней", и я там тоже был художником. Появился "Новый американец" Довлатова - я делал для него обложки. Премию "Либерти" я получил как художник. Я же еще и концептуалист.
А вот, кстати: термин "концептуализм" толкуют, кто во что горазд. Вы как отец русского концептуализма можете уточнить его значение?
Это, конечно, условный термин, потому что концепт был и у Леонардо да Винчи. Что такое концепт - идея! Идея, смысл в искусстве были всегда. А нынешнее концептуальное искусство возникло как протест против коммерциализации культуры. Чтобы искусством стало нельзя торговать, художники перестали писать картины маслом - стали делать рисунки, фотографии, все, на чем нельзя наварить денег. Но рынок берет свое - стали покупать и рисунки, и фотографии, все, что связано с известным именем. И очень дорого стали покупать. Так что протест ни к чему не привел… Вот видите картинку? (он подвел меня к подобию комода, где к стенке прислонено нечто). Акция заключается в том, что я каждый день выставляю здесь новую работу. Это может быть просто бумажка. Или абстракция. Это продолжается в 28 июля 1993 года. Каждый день! Представляете, сколько накопилось работ? А еще я иллюстрирую все телефонные разговоры. С 1991 года. Сегодняшний телефонный разговор с вами я тоже проиллюстрировал, вот, смотрите. Видите: В. Кичин. (Он показал пухлый блокнот, каждая страница испещрена штрихами, сделанными акварельными красками. Наш разговор почему-то напоминал шахматную доску. Или небо в клеточку).
Это что, импульсивное отражение ваших чувств в момент разговора?
Видите, вот ванночка с красками. Я макаю кисточку, разговариваю и рисую.
А можно это как-то расшифровать?
Нет. Иногда это чистая абстракция, иногда лица какие-то - по-разному.
И так каждый звонок?
Семьдесят девятый том!
Надо издавать.
Еще я выставляюсь. В Третьяковке, в Русском музее выставлялся. Недавно была выставка в Центре современного искусства на Зоологической…
Когда последний раз были в России?
Два года назад. А до этого я не был 29 лет.
А когда снова приедете?
Я приезжаю каждые 29 лет. Осталось 27…
Увы, уже не дождемся. Вагрич не дотянул до очередной встречи с родиной четверть века. Останутся его фразы, ставшие фольклором. А более вечной памяти - не бывает:
- Искусство принадлежит Ленину. Народ