Поделиться
6 декабря завершаются большие гастроли Санкт-Петербургского Малого драматического театра Льва Додина в Париже.
Под их занавес дважды сыграют чеховского "Дядю Ваню", и французская публика увидит небо в алмазах и в стогах сена... О том, как проходили гастроли, "Российская газета" подробно рассказывала 1 декабря. Сегодня мы говорим с Патриком Сомье - руководителем парижского театра и культурного Центра Бобиньи, на сцене которого целый месяц звучала только русская речь, - о том, как хороший театр делает человека культурным наркоманом. И почему страшнее воды и открытого огня на сцене - обыкновенный песок.
Российская газета: То, что вы приглашаете Малый драматический театр и можете позволить себе принять его, говорит о вашем взыскательном вкусе и больших возможностях. В повседневной, не гастрольной жизни, какого направления придерживается ваш театр - Центр Бобиньи? Вы ангажируете молодых режиссеров, которые ставят современные пьесы, или предпочитаете не рисковать и делать беспроигрышную ставку на театральных мэтров и классику?
Патрик Сомье: Я делаю свой выбор исходя из качества, точнее - уровня артиста, и сколько ему при этом лет - двадцать или девяносто, мне совершенно все равно. Мы пытаемся дать возможность работать людям, у которых есть талант и у которых изначально есть проект, возможно, даже просто литературный, но любопытный для театра. Это важно. А люди, предлагающие делать 150-тысячного "Тартюфа", меня не интересуют. Что меня больше всего восхищает в театре Додина - это его работа с литературой и то, каким образом ему удается перенести на сцену произведения, которые не были написаны для театра.
РГ: Вам как руководителю парижского театра приходилось ли оказываться в такой, я бы сказала, "антидодинской" ситуации, когда режиссер приходит не только с актерами и со своими идеями, но еще и с деньгами. И говорит, что я не получаю - я плачу и поэтому ставлю все что хочу. И не важно, что потом это посмотрят только три человека из его ближайшего окружения. Но в своей биографии он сделает галочку, что, предположим, осилил "Гамлета". Во Франции такое возможно, или для вас это - чистейший театр абсурда?
Сомье: Подобное маловероятно. Со мной, во всяком случае, такого не случалось. Как во Франции, так и в России, где я много раз бывал и работал. Вы можете судить об этом по тому, что театр Додина у нас чувствует себя как дома, и наш зал носит имя Олега Ефремова.
РГ: При каких обстоятельствах вы познакомились со Львом Абрамовичем Додиным? Помните самое первое впечатление от этого человека?
Сомье: Кстати, любопытно: у меня масса воспоминаний, книгу могу написать о моей жизни с Малым драматическим театром, но вот об этом точный "мемуар" в памяти не сохранился... Помню, первый раз я попал в его театр, когда там не было спектакля. Додин был за границей, и меня принимала его жена, прекрасная актриса Татьяна Шестакова.
А когда я увидел "Gaudeamus", меня эта постановка сразу восхитила. Я вдруг почувствовал себя абсолютно в одной фазе с додинским театром. Несмотря на то, что натуралистическая, психологическая школа Станиславского, по которой существуют и в "Братьях и сестрах", и во всех последующих спектаклях Додина, была противоположна той картине и той идее театра, которые я тогда имел. И до сих пор я со многим не согласен из того, что говорит Лев. Но, к счастью, в мире есть несколько моделей театров, которые могут совместно сосуществовать. Я сейчас работаю с китайцами и могу вам сказать, их искусство впечатляет до такой степени, что начинаешь подвергать сомнению все свои предыдущие знания о театре. Например, знаете ли вы, что самый великий китайский актер был другом Станиславского, Чарли Чаплина и вдохновил Брехта на теорию отстранения?
РГ: Это китайцы вам рассказали?
Сомье: Это история. Китайцы ничего не рассказывали, они ничего не говорят о себе вообще...
РГ: Давайте вернемся к петербургским гастролям. Какой спектакль Льва Додина доставил вам больше всего организационных или технических проблем? С установкой, с декорацией?
Сомье: "Платонов", "Чевенгур"... Вода на сцене - это полный ужас. (Половина действия в спектакле по Чехову происходит в огромном бассейне и на песчаном берегу возле него. - Прим. ред.) На такой высоте и с такой глубиной... Метр воды - это уже тонны. А у нас еще пять метров пустоты под сценой...
РГ: До Додина здесь кто-нибудь "плавал"?
Сомье: Были и гораздо более сложные декорации. Но мы всегда тщательно готовимся. И сейчас все подготовительные работы мы начинали за три недели до спектакля.
РГ: Что страшнее для театра: вода или огонь на сцене?
Сомье: Огонь в театре вообще запрещен. Но и в Москве, и здесь с ним играют. Но хуже всего - это песок.
РГ: Почему?
Сомье: Потому что это теперь на пять лет... Поговорите с монтировщиками - они вам скажут: о боже, песок? Только не это!
РГ: Когда Олег Ефремов ездил с "Тремя сестрами" на гастроли в Нью-Йорк, МХАТ пережил столкновение с местными профсоюзами. По их жестким требованиям максимальная продолжительность спектакля - три часа. За все события, которые разворачиваются сверх того времени, предъявляются солидные счета на оплату сверхурочного труда рабочих сцены. "Трех сестер" нужно было сокращать минут на сорок...
Сомье: Что касается Америки - там не театр...
РГ: Перемена декораций между актами (в Москве с ними справлялись человек шесть) на репетициях производилась толпой американских рабочих с огромным чувством собственного достоинства и очень не спеша. Все, что двигалось чуть быстрее, чем американский рабочий, потихоньку начинало люто ненавидеть слово "профсоюз". Эта всемогущая в Америке организация контролировала каждый шаг. Работать русским за кулисами запрещалось, дабы не нарушать право на труд американцев и не отбирать у них "хлеб". Причем один день декорации ставили одни люди, а второй день - совершенно другие, которым надо было объяснять все сначала... Это лирическое отступление - к тому, что, например, додинские "Братья и сестры" идут в общей сложности около восьми часов. "Бесы" - целый день с утра и до ночи. Какова роль французских профсоюзов в театре?
Сомье: Они сильны, но на продолжительность спектакля точно не влияют. Потом в какой-то момент надо просто менять команду - у нас люди работают в две смены. И у нас хорошие команды техников - они любят театр, поэтому не уходят в ту же секунду, когда кончается их рабочее время...