Поделиться
Спектакль стал кульминацией и завершающей точкой ежегодного фестиваля "Крещенская неделя в "Новой опере". К 170-летию П.И. Чайковского здесь поставили последнюю оперу великого классика - светлую и прекрасную сказку-притчу об исцеляющей силе любви.
О том, каким названием отметить юбилей Чайковского, в "Новой опере" не раздумывали. Представленная публике еще три года назад в концертной версии "Иоланта" давно просилась в постоянный репертуар: в музыкальном отношении театр оказался полностью готовым к постановке. Певший во второй премьерный вечер состав исполнителей явил полноценный - крепкий и ровный - вокальный ансамбль, в котором каждый из исполнителей - Ксения Волкова (Иоланта), Алексей Антонов (Король Рене), Илья Кузьмин (Роберт), Александр Богданов (Водемон), Анджей Белецкий (Эбн-Хакиа) - не упустил возможности блеснуть в своих сольных номерах. Отменное чувство вкуса и меры продемонстрировал и оркестр под управлением Евгения Самойлова.
Для создания сценической версии не хватало лишь режиссера и художника, которым можно было бы доверить столь знаковое произведение. Подходящий, с точки зрения руководства труппы, постановочный тандем сложился в прошлогодней премьере "Джанни Скикки", объединившей оперного новичка - художественного руководителя Иркутского академического драматического театра им. Н.П. Охлопкова Геннадия Шапошникова и главного художника театра Виктора Герасименко. Впрочем, на этот раз задача перед ними стояла более сложная. Комические кунштюки и веселые выходки, так украсившие пуччиниевскую историю о дележе наследства, здесь выручить никак не могли - требовалось глубочайшее проникновение в музыкальную драматургию Чайковского и осмысление простого на первый взгляд, но на деле глубоко философского сюжета о слепой девушке, прозревающей не только физически, но и духовно.
Художник Виктор Герасименко решил свою часть поставленной задачи очень наглядно, разделив сценическое пространство на два отдельных отсека: мир Иоланты и весь остальной мир. На сцене возвышается двухэтажная конструкция из металлических штырей - этакий символ башни в современном офисно-минималистическом стиле. На втором этаже в окружении белых воздушных шариков точно белый призрак бродит Иоланта. Первый, земной, уровень по большей части уныл и пустынен, но время от времени заполняется массовкой. В отличие от белого верха толпа внизу щеголяет кислотным разноцветьем одежд, похожих на спортивные костюмы, которые наспех превратили в карнавальные наряды. В финале оперы платформа с шариками и Иолантой опускается на землю, белое и цветное смешивается в единый коктейль, а всеобщее ликование усиливают те самые металлические штыри, которые начинают светиться и сверкать, точно украшенный к новому году уличный ларек.
Если основная идея сценографа "считывалась" сразу, то разгадать режиссерский замысел представлялось делом чрезвычайно сложным, поскольку постановка больше всего напоминала концертное исполнение. Статичность действия, в котором главные герои почти все время поют, спокойно стоя лицом к залу, безусловно, способствовала восприятию собственно музыки, но, увы, никак не раскрывала характеров и смысла происходящего. Иоланта прозревшая ничем не отличалась от Иоланты слепой, и хотя Ксения Волкова старательно, ровно и в целом вполне достойно провела свою партию, догадаться о том, что ее героиня пережила катарсис и вступила в новую жизнь, было решительно невозможно. Столь же статуарными получились и другие персонажи, поэтому так и осталось неясным: что же собственно режиссер, наверняка проникнувшийся бессмертной оперой Чайковского, хотел сказать своему зрителю? И почему этого все же не сделал?