Поделиться
Писатель с мировым именем, публицист, организатор французских колледжей в Москве и Санкт-Петербурге. Разговор с ним состоялся в его просторной студии, что в старинном доме квартала Маре, в сотне метров от парижской площади Вогезов.
- Вот сигнальный экземпляр "Зеркала", - говорит он, протягивая красочный журнал. - Будем выпускать, начиная с февраля, каждые два месяца. Он полностью посвящен Году Франции в России и России во Франции.
Какие мысли у вас возникают в связи с этим неординарным событием? Ведь за всю историю отношений между двумя странами таких широкомасштабных встреч еще никогда не было.
Если коротко, то я нахожу эту инициативу великолепной. Если подробнее, то связь между нашими двумя странами я бы сравнил с тем, как друг к другу относятся влюбленные. Здесь, конечно, и восхищение, но и ревность, а порой и ссоры. Это не спокойные, уравновешенные отношения, как, к примеру, между Францией и Бельгией или Голландией. Так было с давних пор. В России всегда восхищались французской культурой. Ее влияние заметно хотя бы в архитектуре Санкт-Петербурга, к которой приложили руку мои соотечественники. Или возьмите знаменитую скульптуру Петра Великого - она создана французом Этьеном Фальконе.
..."Наше все", Пушкина, в лицее называли "французом" - он блестяще знал французских поэтов, а языком Мольера владел, как будто родился в Париже...
Увы, и погиб от руки француза... Подчас отношения складывались непросто. Петр Первый не был доволен приемом, который ему оказали в Версальском дворце, и даже, говорят, устроил скандал по этому поводу. Но когда вернулся домой, собрал министров и объявил, что будем делать многое, как во Франции. Так в России возникли и Академия наук, и Сорбонна-на-Неве - Санкт-Петербургский университет. К тому же обрезал всем боярам бороды, потому что во Франции их не носили.
Действительно, даже нашествие Наполеона, вызвав гнев, не породило у русских ненависть к Франции как нации.
Она была противником, но достойным, серьезным, внушавшим уважение. В "Войне и мире" Льва Толстого мы находим любовь русских патриотов к своей родине, но и восхищение Францией. У нас такое же отношение к России. Для французов Россия всегда представляла некую загадку, тайну, источник фантазий. Жюль Верн в романе "Мишель Строгофф", которым зачитывались поколения юных французов, это очень точно подметил. И одновременно была и некоторая настороженность, особенно в прошлом веке во времена Сталина. Но и когда стали известны ужасы Гулага, у нас шла мобилизация в поддержку того хорошего, что было в России, и против всего негативного. Мне довелось общаться с Солженицыным, которого я принимал здесь в моей студии, с Мстиславом Ростроповичем, позже не раз виделся с Андреем Сахаровым.
Тем не менее у части французских интеллектуалов сохраняется некоторое недоверие к нынешней России. Чем объясняете?
Пока не поняли в полную меру, что Россия перешла к демократии. Наверное, у них перед глазами стоял пример французской революции 1789 года, пролившей, как известно немало "очистительной" крови. В начале 90-х годов прошлого века в России также произошла настоящая революция, но без жертв. У нас многие не заметили, что ваша страна после этого стала разительно меняться. Отсюда давление на французские СМИ, что приводит к тому, что они порой недостаточно объективно и справедливо оценивают процессы, происходящие в России. Надеюсь, со временем это прояснится само собой.
Мне же здорово повезло: благодаря Ростроповичу, а позже Сахарову я был среди первых, кто оказался в обновлявшейся России и с подачи Сахарова открыл два университетских колледжа в Москве и Санкт-Петербурге. Видел собственными глазами, как происходила ломка. Мне даже довелось помогать Михаилу Горбачеву заклеивать скотчем ящики с бумагами, когда соратники Бориса Ельцина поторапливали его освободить помещение для новой власти. В те годы, кстати, я познакомился и с Владимиром Путиным - он был тогда заместителем мэра Санкт-Петербурга Анатолия Собчака. То есть я видел новую Россию в развитии.
Сейчас с помощью друзей пытаюсь пробуждать интерес к России. Наши политики все больше убеждаются в том, что Россия не только большая страна, в которой любят Францию, но и надежный партнер. Собственно, именно это соображение, на мой взгляд, легло в основу идеи проведения "перекрестного" года Россия-Франция. Нужно, чтобы французы лучше знали, что есть нынешняя Россия.
Считаете, многим предстоит открыть ее заново и "перекрестный" год должен им в этом помочь?
Именно так. У нас знают русский балет, один из лучших в мире, ваших шахматистов, музыкантов. Не будем забывать и о перевороте в изобразительном искусстве, который спровоцировали такие художники, как Кандинский, Малевич. Но многое французам предстоит еще открывать. К примеру, что в области организации высшего образования Россия обогнала нас. Мы только намереваемся предоставить университетам автономию, а в России этот процесс уже идет. Так что надеюсь: этот год просветит французов относительно российской действительности и подтолкнет к поездкам в Россию.
Вы говорили о тяготении Франции к России и наоборот. На чем оно основано?
Наши различия, считаю, и являются одной из сил взаимного притяжения. Россия и Франция, пожалуй, из тех немногих стран, где понятие "интеллигент", "интеллигенция" что-то значат. Во Франции не было королей, которые не советовались бы с философами, учеными, писателями. То же самое в России. В наших странах всегда высоко ценили как человеческий интеллект, так и культуру. Понятие "культурный человек" есть и в русском, и во-французском. Неподалеку от меня на площади Вогезов жил Виктор Гюго, и у него часто собирались друзья, чтобы читать стихи. В России это происходит со времен Пушкина, Лермонтова. Или романтизм. Он также свойственен нашим народам. Не случайно, что в Париже и Москве страстно любят музыку Чайковского, Шопена. Если в военном деле русские ориентировались на Германию, то во всем остальном - на Францию. Даже когда Наполеон был разгромлен, а в Париже разбили бивуаки русские казаки, подарившие нам такое слово как "бистро", в воспоминаниях французов о них нет негативного шлейфа.
Так уж распорядилась история, что два народа постоянно пересекались, проникались симпатиями, но никогда не презирали друг друга.
Одна из тем "перекрестного" года - образование. Как родился на свет проект ваших университетских колледжей в России?
Знаете, иногда случайность дает неожиданные всходы. Зимой 1990 года Андрей Сахаров пригласил меня в свою маленькую квартирку на улице Чкалова. "Андрей Дмитриевич, - говорю ему.-У вас уже наступила демократия: люди митингуют, а милиция их не разгоняет". Он же мне ответил: "Знаете, демократия, как апельсин. Тот, кто его не видел, никогда не попросит". А на мою фразу о том, что демократии надо учиться, Сахаров ответил: "Вот вы этим и займитесь: вы же знаете, что такое апельсин". Затем состоялась встреча с Горбачевым, которому идея понравилась: "Вы будете моей перестройкой в университетах". Так при МГУ был создан первый колледж, а в 1992 году второй - в Санкт-Петербурге. Причем обучение у нас - бесплатное, что для меня особенно важно: мне претит отбор студентов по денежному принципу.
Прошло около 20 лет, и почти 25 тысяч человек, специализируясь в области социологии, права, философии и литературы, получили наши дипломы, которые эквивалентны крупным французским университетам. Не так давно с инспекцией в Москве побывали сотрудники французского министерства высшего образования, и они были поражены высоким уровнем знаний наших студентов.
А почему бы теперь не открыть российский колледж, скажем, при Сорбонне?
Об этом мечтают многие мои друзья в России. Думаю, уже в этом году в Париже в университетском городке рядом с другими появился и русский студенческий дом. Удалось получить от парижского мэра Бернар Деланоэ участок под застройку.
Вспоминаете о дне Победы 1946 года, когда вы 9-летним пионером оказались на Красной площади?
Я родился в Варшаве, но после оккупации Польши немцами нашей семье удалось бежать в СССР. Добрались до Москвы. Когда началась война, эвакуировались в Узбекистан. Моими университетами стала улица. В Коканде было голодно настолько, что моя сестра умерла, а родители постоянно болели. Учился в школе, но водился с беспризорниками, которым пересказывал романы Александра Дюма. Кстати, благодаря этому и выжил: ребята делились едой. Не знаю, почему я попал в число пионеров, которым поручили во время парада в честь первой годовщины Победы вручить цветы Сталину. Но так оно случилось. Немного позже семья вернулась в Польшу, а оттуда эмигрировал во Францию, которая и стала моей родиной.
Ваши книги переведены на многие языки мира, тиражи некоторых составляют многие сотни тысяч экземпляров. Какое влияние на вас оказала русская литература?
Сознаюсь: книги русских писателей я начал читать раньше французских. Мне было 14 лет, когда я оказался во Франции. Конечно, зачитывался Гюго, Дюма, но русскую литературу знал лучше. Толстого, Чехова, Достоевского, Пушкина. До сих пор помню строчки из "Бородино".
Что ждете от нынешнего экстраординарного года?
Чтобы французы и русские "перекрестно" узнали, что происходит в жизни, литературе, живописи двух стран. К примеру, то, что в России есть интереснейшие галереи современного искусства. При этом у нас забывают, что Матисс, Пикассо и другие в начале прошлого века могли жить и работать благодаря русским коллекционерам Щукину и Морозову. Мы намереваемся пригласить в начале октября многих французских Нобелевских лауреатов в МГУ, где состоится встреча с русскими студентами. 7 октября к ним присоединятся российские Нобелевские лауреаты. А также высшей математики - обладатели престижнейшей медали Филдса.
Попробуйте пригласить Владимира Путина - у него как раз будет день рождения...
Спасибо за подсказку. Следующий проект принадлежит моей жене Кларе. По ее идее с помощью светотехники мы намереваемся "накрыть" Красную площадь, Кремль и Мавзолей российским и французским флагами со словом "мир" на 20 языках. В рамках экономического форума в Санкт-Петербурге в июне планируем встречу на тему "Экономика и культура". Пригласим известнейших литераторов, деятелей кино, художников двух стран.
Виктор Гюго как-то написал, что придет день, когда европейские народы Франции, России, Италии и другие сольются в единое сообщество, и это будет континентальное братство...
Гюго был мечтателем и провидцем. Мы связаны культурой, географией, экономикой. Все эти годы я борюсь за то, чтобы Россия стала частью этого сообщества. Без нее невозможна Европа, способная на равных соперничать с США, растущей мощью Китая, Индии.