Поделиться
У юного Бунина, как вспоминают современники, были мягкие, почти женственные черты лица, легкие светлые волосы, влюбленные глаза.
Товарищ его молодости, писатель Борис Зайцев, вспоминал: "Он мне нравился "бессмысленно" и бездумно: как нравятся лицо, закат, запах леса... Я относился к нему собственно как к явлению природы..."
Шире, грудь, распахнись для принятия
Чувств весенних - минутных гостей!
Ты раскрой мне, природа, объятия,
Чтоб я слился с красою твоей!
Ты, высокое небо, далекое,
Беспредельный простор голубой!
Ты, зеленое поле широкое!
Только к вам я стремлюся душой!
28 марта 1886 года.
Иван Бунин
Бунину здесь пятнадцать лет. И это, право, совсем другой Бунин, чем тот, который нам обычно представляется. Поздний Иван Алексеевич - часто сухой, желчный, надменный - заслонил от нас этого бегущего полем восторженного мальчишку...
Весна 1886 года была столь таинственной, столь особенной для недоучившегося гимназиста Вани Бунина, что спустя много лет Иван Алексеевич написал об этой весне целую главу в "Жизни Арсеньева".
"...В ту весну мне шел всего шестнадцатый год. Однако... я уже совсем утвердился в мысли, что вступление мое в полноправную, совершеннолетнюю жизнь завершилось... Было чувство того, что у меня "все впереди"... Было сознание своей юношеской чистоты, благородных побуждений, правдивости, презрения ко всякой низости..."
Ваня будто чувствовал за спиной крылья. С этим чувством крыльев он и писал 28 марта: "Шире, грудь, распахнись..." В 1915 году именно этим стихотворением Бунин открывает свое полное собрание сочинений.
Снимаю сейчас с полки первый том...Читаешь, затаив дыхание, будто боишься спугнуть кого-то. Здесь Бунину уже семнадцать (весна 1888 года):
...Уж близок день, прошел короткий сон -
И, в доме тишины не нарушая,
Неслышно выхожу из двери на балкон,
И тихо светлого восхода ожидаю...
Как загадочно теплит сердце эта простая строчка: "И в доме тишины не нарушая..." Чистое русское слово у Бунина радует нас, быть может, больше, чем его современников. Мы радуемся как дети тем страницам, на которые читающая публика начала ХХ века смотрела, быть может, зевая. Так мы радуемся в поезде или в машине, когда мелькнет за окном не оскверненный пейзаж - надо же, есть еще места, где не видать ни дымных труб, ни сточных вод.
Поброди же в последние дни
По аллее, давно молчаливой...
Ах, если бы люди так любили жизнь, они бы не дали порушить ее, не надругались бы над своими храмами, не извели бы корабельные леса, дубовые рощи и липовые аллеи, не затопили бы тысячи родных деревень, не дали бы зарасти бурьяном родным нивам.
Русская литература, кроме всего прочего, воспитывает зрение, - и внутреннее, духовное, и самое обычное. Вот чтобы видеть звезды и в то же время не растоптать все то беспомощное и хрупкое, чем населена земля.
Чтобы выходить из дома, не нарушая тишины.