Поделиться
Уважаемые журналисты замечательной "Российской газеты"! В канун 65-летия Победы считаю своим гражданским долгом доложить, что самый первый фашистский самолет был сбит в 4 часа утра 22 июня 1941 года в небе над историческим районом Ленинграда - Коломяги, а его экипаж из трех летчиков тогда же был взят в плен. Это сделали бойцы зенитно-артиллерийской батареи капитана Пимченкова. Решил написать об этом в вашу газету, потому что несправедливо, что о таком эпизоде войны никто не знает. И получается, командир батареи, капитан Пимченков, его заместитель старший лейтенант Кацюба, командир первого орудия сержант Порешин забыты.
В 1941 г. 22 июня в 4 часа утра разведчик нашей батареи обнаружил в небе самолет-разведчик с фашистскими знаками на фюзеляже и немедленно объявил боевую тревогу ударами колокола. Командир батареи капитан Пимченков дал команду открыть огонь по самолету противника боевыми снарядами. Капитан, конечно, не мог не знать, что с немцем у нас был заключен договор о ненападении на 25 лет. Однако проявил гражданское мужество, пошел на риск, отдав команду сбить самолет с крестами немецкой армии.
Никто не знал, что началась война, поэтому второй, третий, четвертый и орудийные расчеты, кроме первого, зарядили свои пушки болванками - учебными снарядами. И, получив приказ стрелять боевыми, пришлось им, теряя время, перезаряжать учебные на боевые. Зенитчики же первого орудия своевременно произвели выстрелы по команде "огонь". Фашистский самолет-разведчик был подбит и совершил посадку на картофельное поле в Коломягах. Экипаж самолета был взят в плен, их было трое, в парадной форме со всеми фашистскими регалиями. Однополчане рассказывали мне, что один из немцев хорошо говорил по-русски и сказал: "Как вы могли нас сбить? Мы всю Европу облетали, и нас никто не сбил! А у вас - с первого полета".
Позже, когда я достиг призывного возраста, в расчете этой батареи воевал и я. Как сейчас помню, командир батареи Пимченков принимал пополнение бойцов, прибывших взамен старослужащих, ушедших в другие части, ближе к Берлину. Подошел ко мне, нащупал под офицерской шинелью мои неширокие плечи: "Это здесь твои плечи?" Я стушевался, а он засмеялся и показал на стволы, направленные в зенит: "Ничего, наши плечи - вот эти четыре пушки".
А шинель ту мне выдал старшина батареи взамен куртки, сказав: "Носи офицерскую шинель. Не подведи!" Шинель эта была пробита насквозь пулей в районе сердца и тщательно заштопана. Я гордился этой шинелью, и, кажется, мне завидовали мои товарищи по оружию.
Сначала я был наводчиком на приборе управления зенитным огнем. Нас, наводчиков, было двое: один ловил и вел вражеский самолет по вертикали, второй - по горизонтали. Так вражеский самолет сопровождался нами в перекрестии как можно плавно, несмотря на то, что враг всячески маневрировал, зная, что по нему, по его полету вырабатывают данные для орудий, чтоб сбить его. Трудно было ловить самолет в перекрестие, когда он летел из-под солнца, - глаза заливались слезами, а комбат кричал: "Протрите им глаза кирпичом!"
Когда я малость здоровьем стал покрепче, меня поставили в боевой расчет первого орудия - заряжающим. Принимал снаряд от подносчика, доводил его в ствол орудия и производил выстрел. Помню, комбат орет, чтоб его было слышно в грохоте заградительного огня: "В небо не смотреть! Смотреть на приборы!". А как не посмотреть, когда тянется шлейф огня за сбитым тобой врагом и он с предсмертным ревом падает в Финский залив? Как тут не крикнуть: "Ура, сбили!"
С уважением,
Виктор Яковлевич Лобов,
участник Великой Отечественной войны, участник обороны Ленинграда.
г. Ижора, Гатчинский район, Ленинградская область.