Поделиться
Будоражащий психику спектакль появился на сцене Мариинского театра. Модернистский опус Белы Бартока "Замок герцога Синяя борода", написанный в эпоху декаданса, поставили на сцене Мариинки в театральной версии Английской Национальной оперы. Постановщики режиссер Даниэл Креймер и художник Джайлс Кадл. Музыкальный руководитель и дирижер Валерий Гергиев.
Мрачная и аффектированная музыка "Замка герцога Синяя борода" Белы Бартока, переносящая слушателя в мир символистских тайн и пограничных состояний психики, давно уже будоражила воображение Валерия Гергиева. В прошлом году на Пасхальном фестивале он исполнил "Бороду" в полной концертной версии на венгерском языке в Москве и в Екатеринбурге. А в этом году пригласил в Петербург английских постановщиков, чтобы эффектная бартоковская опера ужасов обрела реальные театральные очертания. К слову, предыдущий триллер на сцене Мариинского театра, сразивший своей аутентичностью даже такую искушенную в потусторонней сфере публику, как лондонская, поставила в свое время тоже английская команда во главе с Дэвидом Маквикаром. Нынешний же спектакль "Замок Герцога Синяя борода" привезли на сцену Мариинки прямо из Английской Национальной оперы.
И практически с первого звука зритель оказался вовлеченным в полную жути историю, которая, подобно притче о Дракуле, пронзает сочетанием чувственности и жесткости, вожделенного и таинственного, запретного и непорочного. Страшный и загадочный Герцог, в замке которого исчезают женщины: кто он - тиран, садист, эстет или адепт секретного культа? И кто его супруга Юдит - пустая красавица, опасно удовлетворяющая собственное любопытство, его подсознание или сама человеческая душа, рвущаяся из застенков герцогского замка на волю? Сам Барток написал открытую по смыслам партитуру, в которой угадывается и молчаливая, "слепая", зыбкая метерлинковская мистика, где трепещущая человеческая душа вздрагивает от соприкосновения с огромным враждебным миром, полным ужасов. Здесь слышатся и экспрессивные вибрации грандиозных мифологических миров Вагнера и Рихарда Штрауса. Но главное - в любом времени - условном ли, актуальном или историческом, на сцену выходят Герцог и Юдит, и эта пара разыгрывает свою неповторимую дуэль, которая может окрасить их историю и кровавым колором, и интонацией страдания, и светом прозрения, и мраком вечности.
Английские постановщики пригласили на роль Герцога харизматичного темнокожего певца Уилларда Уайта с глубоким, тяжелым тембром голоса, способного приводить в трепет ужаса не только Юдит, но и публику зала. Жесткий имидж его Герцога - в военном кителе, с седым "ежиком" на голове, с мечом, мелькающим в руке, "макающий" голову любопытной Юдит и коротко ласкающий ее поникшее тело, мгновенно расставил все акценты. В Англии его Герцога окрестили маньяком. Но Уайт в спектакле создал, конечно, более многогранный образ, завораживая своей мрачной внутренней силой, уверенностью власти и скрываемой в глубине сердца нежностью, скопленным желанием любви, которое жены его не сумели раскрыть. Он ведет свою последнюю возлюбленную Юдит по темному пустому пространству замка в надежде пережить с ней чувства, но Юдит желает познать его тайны, не верит ему.
Елена Жидкова, которую Гергиев пригласил в спектакль Мариинки из Берлина и которую московская публика знает уже по роли Марии в постановке Большого театра "Воццек", оказывается убедительней в этой партии Юдит: ее кукольная фактура и экспрессивный вокал магнетизируют. Юдит Жидковой - не тонкая метерлинковская душа, при появлении которой освещается мрачный замок, и не капризная красотка, которой хочется все узнать, но это страшноватый - и не менее, чем Герцог, - образ декадентской женщины-фаталь, скрывающей под маской куклы совсем не ангельскую душу, оборотень, желающий проникнуть в тайну. И то, как Юдит нервничает, понимая, что Герцог все больше сопротивляется ее попыткам получить ключ от следующей двери, как все более взвинчивается ее вокал и становится ломаной пластика, как она набрасывается с кулаками на Герцога, отражает эту скрытую глубинную суть их драмы.
Мир мариинского спектакля мрачен от начала до конца: он окутан тьмой, сопровождающейся тяжелым густым пульсом оркестра. Гергиев живописует то, что не открывается взору на сцене: сверкание драгоценностей, лязг цепей, стекание слез, а главное - психический ужас, который нагнетается с каждым тактом, взрывается жутковатыми кульминациями, звенит мертвенными призвуками тарелок и арф. Герцог и Юдит идут по движущейся дорожке: но не вперед, а на месте - символическое время ведет их внутрь, вглубь - себя и тайны, которую Юдит хочет познать. Ей открываются двери, слышатся жуткие голоса, из стен выползают дети с залепленными монетками глазами, ковыляют бывшие жены Герцога с уродливыми лицами, при виде которых она повторяет, как в гипнозе: они красивей, чем я. В финале ей откроется эго Герцога: он предстанет пред ней и женами, раздвинувшими ноги, в своем люциферианском обличьи. Но этой ли тайны жаждала постичь она? Что вообще хочет знать человек об этом мире? На эти вопросы встрепенувшийся от ужаса зритель должен ответить сам.