Поделиться
Впервые в России он сделал операцию аортокоронарного шунтирования шести и семи артерий сердца. Впервые выполнил операции на аорте в условиях глубокого охлаждения, а также полной остановки кровообращения. Впервые провел операцию на дуге аорты, пустив кровообращение в мозг человека не через артерии, а через вены.
Впервые ввел технологии по консервации органов (спинного мозга, печени, почек) прямым включением в них кровообращения, не вынимая их из организма. Все эти ноу-хау разработал и внедрил руководитель отделения хирургии аорты и ее ветвей РНЦ хирургии имени Петровского РАМН, член-корреспондент РАМН Юрий Белов.
Российская газета: Недавно вы делали доклад об операциях по замене всей аорты человека. Это дело будущего или уже реальность?
Юрий Белов: Это свершившийся факт. Первой больной, которой я поменял всю аорту, от аортального клапана до ног, была женщина из Тамбова. Операция длилась 12 часов. Самое интересное, что мне даже курить не хотелось. Все закончилось благополучно. Теперь женщина живет нормальной жизнью.
Но такие операции уникальны, так как пациент изначально должен быть выносливым. С хорошими резервами организма. Иначе он не сможет перенести эту длительную тяжелую операцию. Ресурсов организма может не хватить, чтобы победить болезнь.
РГ: На вашем счету немало уникальных операций. Как они рождались?
Белов: Постепенно. Полю травку на грядке на даче, а сам думаю. Со мной диктофон и блокнот, куда я заношу особо важные мысли. Так возникают новые идеи. Эта привычка появилась еще в студенческую пору. Я окончил Куйбышевский медицинский институт, учился только на пятерки. Мои родители далеки от медицины, мама - инженер, папа - профессор по бурению нефтяных и газовых скважин, но я выбрал врачевание. Причем еще в восьмом классе. Отец мне говорил: "Иди по моим стопам. Нефть и газ - это всегда хорошо". Но мне нравилась медицина. И не жалею.
РГ: Вы человек амбициозный?
Белов: Конечно. Это мощный стимул. Иначе я не взялся бы за хирургию аорты, которая сложнее, чем проблемы кардиохирургии и сосудистой хирургии. Кстати, недавно я был в Нью-Йорке на Всемирном конгрессе по аортальной хирургии, где делал доклад о своих новых разработках, посвященных снижению объемов кровопотерь при операциях на аорте. Дело в том, что именно кровопотери, как правило, причина неудачных исходов этих операций. А мы разработали технологии, снижающие кровопотери и принципиально улучшающие результаты хирургического лечения.
Вообще я фанатик хирургии. И хобби у меня - тоже хирургия. Когда побеждаешь болезнь, не совместимую с жизнью, то получаешь потрясающее удовлетворение.
РГ: Говорят, вы приходите на работу около семи утра...
Белов: Да. Встаю в 5.30, а ложусь в полночь, а то и в час ночи. Сплю мало, но мне хватает, чтобы всегда быть в тонусе. Спортом не занимаюсь. Мой учитель академик Борис Васильевич Петровский говорил: "Здоровье надо беречь, а не укреплять". И он прав.
РГ: У каждого врача, даже выдающегося, есть свой скелет в шкафу. А у вас?
Белов: Имеется. Я провел около 3,5 тысячи операций на сердце с искусственным кровообращением, около 4 тысяч на аорте и ее ветвях и более одной тысячи на сосудах нижних конечностей. Потери, увы, бывают. Самое ужасное, что многие из них не связаны с хирургическими технологиями. Например, не сворачивается кровь у больного. Или сердце не выдерживает, если у человека, допустим, тяжелая сердечная недостаточность. Поэтому неудачи, к сожалению, случаются.
РГ: Американцы считают, что болеть неприлично, что любые болезни надо вовремя предупреждать. И в СССР было именно так.
Белов: То, что в советские времена была обязательная диспансеризация, являлось нашим великим достоянием. В новой России медицина пришла в упадок, и теперь практически все граждане имеют какие-то болячки. Только в последние годы власти обратили на медицину пристальное внимание. И это заметно. Среди тех, кого мы госпитализируем, есть люди из всех регионов страны. И всем им оказывается дорогостоящая медицинская помощь, за которую сами пациенты не платят ни копейки. Деньги на это целевым образом направляются в наш центр. Больные, которые лежат в отделении, поступают сюда в счет федеральных квот, выделяемых минздравсоцразвития. Между прочим, каждая из квот составляет более 200 тысяч рублей. Так что, не кривя душой, могу сказать, что национальный проект "Здоровье" действительно работает, что бы там ни утверждали оппоненты.
РГ: Сколько операций вы проводите в день?
Белов: По-разному: и две, и три бывает. Иногда приходится брать кого-то экстренно. Обычно пациенты стоят у нас в "листе ожидания" от недели до месяца. Но когда больной поступает в критическом состоянии, естественно, кладем его на операционный стол вне очереди. Даже когда раковая опухоль прорастает в аорту, я берусь оперировать. Хотя такие пациенты считаются неоперабельными.
РГ: Какие-то привычки в работе или, может, приметы у вас есть?
Белов: Я не должен видеть глаза пациента перед операцией. Все лечащие врачи в отделении это знают и непременно предупреждают своих подопечных. Однако бывали случаи, когда больной все равно заглядывал с утра пораньше ко мне в кабинет и просил, чтобы я получше его прооперировал. Последствия были всегда одинаковы - я переносил операцию на другой день.
РГ: Входя в операционную, вы отключаетесь от внешнего мира, от собственных проблем?
Белов: Конечно, отключаюсь. Вхожу, здороваюсь со всеми и под хорошую, довольно громкую музыку, чаще всего рок или шансон, погружаюсь в стихию операционной. Не думаю ни о пациенте, ни о его семье. Только о том, что предстоит сделать. Чем ситуация критичнее, тем сильнее должна быть музыка - такой у меня ритуал.
РГ: Над какой проблемой вы работаете сейчас?
Белов: Вместе с патоиммунологом профессором Сергеем Сучковым думаем сейчас над одной из величайших проблем мировой науки. А именно: как по анализу крови заранее определить предрасположенность человека к той или иной болезни, распознать ее начальную стадию. В мире пока никто не подошел к решению этой задачи.