Поделиться
Специальная комиссия выяснила реальное количество музеев на Среднем Урале. Однако количество экспонатов, которыми они обладают, - величина до сих пор неизвестная.
Об итогах музейной ревизии "РГ" рассказывает заместитель руководителя Уральского управления Росохранкультуры Татьяна Бондарь:
- Напомню, что хищение в Эрмитаже обнаружили в июне 2006 года. Тогда создали правительственную комиссию, ее возглавил Дмитрий Медведев, нынешний президент. В ноябре 2006-го в наше управление поступил пакет документов о проведении широкомасштабной проверки музеев. Их проверяли с трех сторон: региональные минкультуры отвечали за полную сверку фондов, милиция - за условия безопасности, а мы смотрели, как организованы учет, хранение и обеспечена степень безопасности коллекций.
Сейчас по итогам проверок готовятся предложения правительству России. Так что точка в этом вопросе еще не поставлена, комиссия не распущена. В штатном режиме проверки будут продолжаться.
Российская газета: Так сколько все-таки музеев на Урале?
Татьяна Бондарь: 238 - государственных и муниципальных и 216 архивов. Прежде фигурировали иные цифры. Поясняю: всегда говорилось, что, например, в Свердловской области действует более 600 музеев (с учетом частных и школьных), но государственных и муниципальных на Среднем Урале - всего 90. Точное же число ведомственных музеев определить проблематично.
Неизвестной величиной остается также и количество предметов, входящих в состав фондов. В областном минкультуры назовут одну цифру, в российском министерстве - другую, посчитанную по другой методике... Точно можно будет сказать после регистрации музейных фондов в Госкаталоге, которую планируется завершить к 2015 году.
РГ: И какова в целом ситуация в Уральском федеральном округе?
Бондарь: Не лучше и не хуже, чем в целом по стране. Проверки выявили, что самое уязвимое место музеев - это организация учета фондов. Причин тому много, в том числе и, так сказать, неискушенность музейщиков в вопросах законодательства. Кроме того, мы должны понимать: с 90-х годов прошлого века музеи были, образно говоря, обречены выживать, а для этого - заниматься культмассовой работой, что называется "петь-плясать". И профессиональные музейщики, хранители фондов, вместо своей основной работы занимались организацией праздников.
РГ: Выявили ли вы хищения?
Бондарь: Нельзя сказать, что их нет. Но их с точностью можно выявить только при полной сверке наличия фондов. А при коллекции в 600 тысяч предметов, как, скажем, в Свердловском краеведческом музее, при любой выборочной проверке выявить утрату затруднительно. По закону, музеи в случае хищения обязаны в течение трех дней информировать нас, но нередки случаи, когда они даже в правоохранительные органы не обращаются...
РГ: Безвозвратные утраты есть?
Бондарь: Есть. Нам известно, например, что "не обнаружен по неустановленной причине", как пишется в актах, десяток культовых вещей в Свердловском краеведческом музее (заявление в правоохранительные органы подано).
Вместе с тем нельзя не отметить, что музейщики в большинстве своем люди фанатично преданные своему делу и воспринимают хищения как личную трагедию. Хотя Эрмитажа или Русского музея на Урале нет, значимые ценности в УрФО имеются.
Утраты происходят не только из-за краж, но и ненормативных условий хранения. Статистика говорит о том, что в 90 процентах российских музеев хранилища находятся в неприспособленных, а не редко и в подвальных помещениях. В таком перегруженном фондохранилище в Ирбитском этнографическом музее хранили чудесную коллекцию самоваров...
РГ: Но какой тогда прок от таких проверок?
Бондарь: Прежде всего, они задали вектор движения, наметили, что надо сделать для сохранения культурного наследия России. Они здорово простимулировали учредителей - муниципальные или областные власти. Выяснилось, что музеям они уделяли совсем немного внимания. Например, в музей Березовского 20 лет не ступала нога чиновника из свердловского министерства культуры.
РГ: Скажи мне, какой у тебя музей, - и я скажу, кто ты...
Бондарь: Примерно так. Есть и диаметрально противоположные примеры, скажем, музейный комплекс Тюменской области. После проверки получился целый том предписаний с перечнем нарушений. И все предписания Тюменская область выполнила вовремя и в полном объеме, хотя среди них были и затратные. Там власти с пониманием относятся к музейной деятельности, тюменский комитет по культуре работает просто восхитительно.
А возьмите Челябинский областной краеведческий музей - на наш взгляд, один из лучших в стране, музей XXI века. То же можно сказать о Музее природы и человека в Ханты-Мансийске. В Челябинской области всем музеям купили компьютеры, специальное музейное программное обеспечение, провели обучение всех специалистов: это уважительное отношение власти к наследию региона. К сожалению, при такой отрадной картине средняя зарплата в челябинском музее - четыре-пять тысяч рублей. Там остаются работать прежде всего те, кто просто не может оставить музейное дело.
Впрочем, музейное дело всегда держалось и держится на увлеченных людях. Многие музейщики в глубинке остро чувствуют, что их учреждение - это иногда единственный очаг культуры. И притом - очень и очень важный. Например, в селе Мугай Свердловской области есть музей народного образования - здание бывшей земской школы. Когда бываешь там, складывается ощущение, что школьники только что оттуда вышли: сохранены парты, учебники, пособия того времени. Может быть, в масштабе всей России такая экспозиция не настолько ценна, но для одной географической точки - крайне необходима.
Справка "РГ"
Росохранкультура - самая небольшая федеральная структура. В ней работают всего 295 человек на всю Россию, от Калининграда до Владивостока. Ее основная задача - контроль за исполнением законодательства в области охраны культурного наследия.