Так уж получилось. С июня 1993-го года я собираю все, что хоть как-то связано с жизнью знаменитого советского разведчика - нелегала Рудольфа Ивановича Абеля, настоящая фамилия которого - Фишер, Вильям Генрихович Фишер. Сын обрусевшего немца, соратника по партии и просто доброго знакомца Владимира Ленина Вилли Фишер родился 11 июля 1903 года в Англии, куда эмигрировали родители, спасаясь от ареста. И почти каждое 11-е июля родственники Вильяма Генриховича по-прежнему отмечают его день рождения на подмосковной даче или куда в более официальных закрытых учреждениях. Иногда приглашение принять участие в семейном, или не семейном, в зависимости от обстоятельств, торжестве получаю и я. Видимо, потому, что написал несколько книг, киносценариев документальных фильмов и одного двухсерийного художественного о разведчике. А сейчас завершаю многолетнюю и трудно дающуюся мне рукопись книги "Абель - Фишер" из серии ЖЗЛ в "Молодой гвардии".
Был хорошо знаком с дочерью Фишера Эвелиной Вильямовной, два года назад скончавшейся. А сейчас поддерживаю отношения с его приемной дочерью Лидией Борисовной Боярской. Ей уж за 85, недавно перенесла тяжелую операцию, но по-прежнему исключительно бодра духом, оптимистична. Очень помогает в написании книги. И недавно передала мне многие неопубликованные фотографии из семейного архива, с которыми в преддверии дня рождения Абеля - Фишера хотелось бы познакомить и заглянувших на сайт "Российской газеты".
Предварить же открытие нашей маленькой фотовыставки позволю себе беседой с Олегом Вайнштоком. Олег Владимирович - сын одного из сценаристов культового фильма "Мертвый сезон" - Владимира Вайнштока. Это имя часто всплывало в моих разговорах с дочерью Абеля. Он бывал в доме разведчика, стал если не другом, то близким приятелем всей семьи. Вильям Генрихович, как и многие, любил "анекдоты от Вайнштока". Остроумный, всегда пребывающий в хорошем настроении и легко сходящийся с людьми, автор известных в ту пору фильмов типа "Детей капитана Гранта" к написанию сценария о разведчиках подошел очень серьезно. В качестве консультантов были привлечены два настоящих нелегала - Абель и Конон Молодый, осужденный в Великобритании и затем обмененный на английского шпиона.
Вайншток был известен и нашему семейству, дружил с моим отцом - журналистом "Известий", киносценаристом, автором фильма "Граница на замке" Михаилом, Михом Долгополовым. Отправляясь на премьеру фильма "Мертвый сезон" в кинотеатр "Россия", мы с папой получили обещание Владимира Вайнштока: "Миша, познакомлю тебя и Кольку с Абелем". Но знакомства, к моему разочарованию, не получилось. Абеля мы увидели только с экрана, где он выступил с коротким предисловием к фильму. Потом его видели в зале, а вскоре увезли на служебной машине и даже ловкий Вайншток не смог организовать сцену знакомства.
Пробежало столько лет. Многих действующих лиц той истории уже нет с нами. А Олег Владимирович Вайншток меня разыскал. Мы встретились, познакомились, поговорили.
- Олег Владимирович, а как ваш отец называл своего героя - по правде, Вильямом Генриховичем, или, как того требовали обстоятельства - Рудольфом Ивановичем?
- Конечно, отец знал настоящее имя - Вильям Генрихович Фишер, но обращался Рудольф Иванович - и всегда. Я же об этом имени узнал намного позже.
- А как они познакомились? Вряд ли захотел пусть и известный сценарист свидеться с разведчиком-нелегалом, и как говорят французы, ля-вуаля, пожалуйста.
- Думаю, это было после картины "Перед судом истории", которая очень понравилась в Комитете госбезопасности. И отцу порекомендовали, хотите, посоветовали переплести в "Мертвом сезоне" режиссера Саввы Кулиша биографии двух разведчиков-нелегалов. И в месяцы написания сценария его представили Абелю, потом папа часто у него бывал в двухкомнатной квартире на проспекте Мира.
- А вы считаете, что биографии переплетены? Мне представлялось, что фильм в основном о судьбе Молодого, работавшего под именем Лонсдейла в Англии.
- Переплетены. Это совершенно точно.
- Что же там абелевское?
- Абелевское? Давайте возьмем сцену обмена. Точно так меняли Абеля на летчика Пауэрса. Или та фраза, которую произносит Банионис, игравший главного героя-разведчика. О том, что он служил в немецком штабе.
- Вы действительно считаете, что Абель служил в немецком штабе? Но меня уверяли, что во время войны такого не было, архивных материалов и других подтверждений нет. Или не сохранилось.
- Но сути дела не меняет. Он служил в немецком штабе оперативного командования, и реплика Баниониса о том, что сначала командовал Гайднер, а потом Йодль, указывает конкретный штаб - оперативный штаб сухопутных сил Германии.
- Так хочется поспорить: где же подтверждение этого в документах?
- Подтверждением косвенным, конечно, не документальным, может служить признание Рудольфа Ивановича моему отцу. Это было уже после выхода книги Кожевникова "Щит и меч". Так вот, Абель говорил, что, если у нас были свои люди в гестапо, то он мог вытащить бумажник из кармана Гитлера, которого видел в среднем один раз в месяц.
- Здесь меня многое смущает. Я пытался изучить если не по месяцам, то по годам, где бывал Вильям Генрихович во время войны. Читал его письма близким, записывал то, что мне рассказывала Эвелина Вильямовна, а потом Лидия Борисовна Боярская. Там нет таких вот "промежутков" для достаточно длительного внедрения.
- Я верю рассказанному отцом. Он был очень точен в словах, в оценках. Рудольфа Ивановича уважал исключительно.
- У них сложились отношения чисто деловые: сценарист -герой - консультант фильма. Или более теплые?
- Отношения были очень дружественные. У нас дома много рисунков Рудольфа Ивановича, включая новогодние открытки, которые он сначала сам рисовал, а потом писал поздравления.
- И странно: подписывался почти всегда Абелем.
- Именно так. Мы с отцом бывали у Абеля и на даче. Первый раз во время съемок, зимой. Там был любимец Рудольфа Ивановича - сиамский кот, который сидел на шкафу возле двери. Каждого входящего он бил лапой по голове. У папы волос не было, и ранки, скажу я вам, оставались достаточно глубокие. Рудольф Иванович очень любил курить папиросы. Одну за другой. И все время что-то вертел в руках. Это не ручка была, какие-то предметы.
- А как он вас называл?
- Да вы не поверите - Августейший. Ко мне очень надолго прилепилось это имя, так меня, совсем мальчишку, называли во дворе. И Рудольф Иванович тоже. Позже меня переименовали в Чингисхана, мама-то - татарка. И как-то зимой я прожил у них три месяца на даче. Отец считал, что мне в том юном школьном возрасте пора было определяться с будущей профессией. И по предложению Рудольфа Ивановича меня послали туда, на дачу. Чтоб пожил там, набрался самостоятельности, чтоб ко мне пригляделись. Было это где-то в конце 1960-х.
- И как общались с Рудольфом Ивановичем?
- Он смотрел, как у него на даче я выполнял школьные домашние задание. Нужно было - помогал. Каждое утро, как и я, ездил в Москву на электричке. Я в школу - раньше, он на службу - чуть позже.
- Бывал я на даче. От станции все-таки прилично. И, тем более, зимой.
- Но мы ходили. Ничего страшного. Меня папа держал в очень большой строгости. И Рудольф Иванович был человек серьезный. Он все время чем-то себя занимал. Не сидел без дела. Носил простые брюки - но не тренировочные, а удобные, широкие. Обычно фланелевые рубашки темных тонов, тапочки. Много читал.
Меня поселили внизу, слева было что-то типа кухни. А справа стояла клетка - в ней ворона с перебитым крылом.
- Звали Карлушей, как рассказывали мне дочери.
- У Рудольфа Ивановича складывались хорошие отношения с кошками, собаками, животными.
- Правда ли, что он говорил с акцентом?
- Иногда, когда что-то его, видно, расстраивало, легкий акцент проскальзывал. Я назвал бы его прибалтийским. Так говорят по-русски прибалты. Но это - в редких случаях. В "Мертвом сезоне" он сам себя озвучивал.
Был и более поздний период встреч. Это когда у отца случился инфаркт, и он лежал в реанимации - первый этаж шестого корпуса института Склифосовского. А в Москве карантин из-за гриппа. По-моему, самое начало 70-го года. И никого не пускали. Но когда пришел Рудольф Иванович, никаких препятствий. Был он в своем пальто серого цвета с каракулевым воротником. Принес в авоське продукты и две бутылки, заткнутые розово-фиолетовым напальчником. Он сказал отцу, что это сок черноплодной рябины, который очень помогает.
- Как же он в реанимацию, да еще при карантине прошел?
- В этом и феномен! Никто из сестер даже не остановил его. Потом моя мама, которая работала в другом отделении Склифа, все интересовалась, как же пропустили. И медсестры отвечали: были уверены, это какой-то сотрудник из Склифосовского. Или врач, профессор, который пришел осмотреть отца.
- Тихий человек, проходивший сквозь стены.
- Тихий и совершенно неприметный человек. Абсолютно неброский. Отец просил Савву Кулиша повторить образ Рудольфа Ивановича именно в одежде Баниониса в "Мертвом сезоне". И там строгая белая рубашка, галстук и никаких выпендрежных вещей. Но я помню и другое. Как он жаловался отцу, что после "Мертвого сезона" его стали узнавать в электричке.
- Для съемок в фильме ему сделали нашлепку. Я сначала думал, чтоб не узнали враги. Но все было прозаичнее. Нельзя было в те годы сниматься в кино лысым. Вот Рудольфа Ивановича и загримировали. Вообще мне Эвелина Вильямовна рассказывала, что первая серия им с Беном - Молодым нравилась, потому что напоминала то, чем они действительно занимались, а вот вторая с погонями… Абель считал, что там, где начинаются погони и стрельбы, разведка заканчивается.
- Картину "Мертвый сезон" вообще запускали, как одну серию. А Саввой Кулишем был снят материал аж на четыре. В титрах папа стоит, как автор сценария под фамилией Владимиров. Но он принимал активное участие в монтаже.
- Были какие-то замечания, творческие споры?
- Я помню одно. Папа пригласил Конона Трофимовича Молодого на киностудию на приемку сценария. Идет худсовет, и все редактора, которые читали сценарий, высказывают свои замечания. И по мере этого Молодый закипает. Это когда редактора говорят, что так, мол, разведчик не поступает, и какой порядок содержания заключенных в английских тюрьмах, надо бы уточнить. Спрашивают даже, проконсультировались ли сценаристы со своими героями. И тут Бен не выдержал. Он вскочил и сказал: эта картина обо мне. Скажите, пожалуйста, вы уверены, что в английских тюрьмах не такой порядок? А вы сами в какой сидели? А я сидел в этой, в этой и в этой. На этом обсуждение закончилось. Вот это я точно помню.
- Абель ничего не рассказывал? Не давал советов?
- Я был поздним ребенком, избалованным, в семье единственным. И папа говорил всегда, что я знаю три слова: дай - хочу - купи. Может, тогда Рудольф Иванович это почувствовал. Сказал мне тогда на даче, я это запомнил и до сих пор ему благодарен: "Даже когда человек остается один, он не имеет права грустить. Должен находить себе какое-то занятие и чему-то себя посвящать. Я тоже находил". Это один из уроков Абеля. Так сложилась жизнь, что в течение последних семи лет я живу далеко, в зарубежье. И эта школа Рудольфа Ивановича помогает.
- Что еще расскажете о Рудольфе Ивановиче напоследок?
- Я не знаю, насколько это верно, но, по-моему, был обижен тем, что остался полковником. Как-то вдруг поведал отцу грустную и страшно обидевшую его историю. Когда его не было в СССР, вдруг пришли на дачу какие-то люди, хотели выселять дочь и жену. Представляете, его нет в Москве, а двух любимых людей выселяют. В последний момент они остались. У него были свои взгляды, свои строгости. Когда болел и лежал в госпитале, не позволял колоть морфий. Боялся заговорить? Это осталось с тех времен, когда был нелегалом? Сохранился у этого очень сильного человека некий внутренний стопор.