Поделиться
Заместитель министра внутренних дел - начальник Следственного комитета при МВД России генерал-лейтенант юстиции Алексей Аничин в интервью члену президиума Ассоциации юристов России Михаилу Барщевскому высказал неординарную точку зрения по многим проблемам борьбы с экономической преступностью.
Третья сторона в суде
Михаил Барщевский: Алексей, объясни, какие дела подследственны СК при МВД, а какие - СКП РФ?
Алексей Аничин: Ответ содержит 151-я статья Уголовно-процессуального кодекса. Дела об убийстве и терроризме, спецсубъектах относятся к компетенции следователей прокуратуры, дела, связанные с экономическими и налоговыми преступлениями, кражами, входят в нашу компетенцию.
Барщевский: Сколько человек работает в системе милицейского следствия?
Аничин: 54 тысячи.
Барщевский: А у них?
Аничин: Насколько я знаю, 16 тысяч.
Барщевский: То есть вы, грубо говоря, в три раза мощнее. А каково соотношение количества расследуемых вами и ими дел?
Аничин: Мы расследуем значительно больше.
Барщевский: Сколько в среднем зарабатывают ваши следователи?
Аничин: В зависимости от категории около 15 тысяч рублей.
Барщевский: Когда человек получает 15 тысяч, а расследует экономическое преступление, где стоимость вопроса - миллионы, насколько можно рассчитывать, что честь мундира удержит его от решения своих насущных проблем?
Аничин: В подавляющем большинстве случаев удерживает. Противоположных примеров у нас - единицы. Хотя хотелось бы, чтобы не было вообще. Но, конечно, нужна более достойная зарплата.
Барщевский: Что ты окончил?
Аничин: Юридический факультет Ленинградского государственного университета имени Жданова. В 1975 году.
Барщевский: А вообще откуда родом?
Аничин: Родился в Севастополе, а жил - по всей стране.
Барщевский: Сколько лет ты уже работаешь следователем?
Аничин: На должности следователя я в общей сложности проработал 10 лет. Но со следствием в прокуратуре был связан постоянно, был даже зональным прокурором, где у меня в подчинении находилось несколько следователей. Потом, когда поддерживал обвинение в суде, тоже опосредованно оценивал качество следствия. В прокуратуре я отслужил 23 года.
Барщевский: Мне в "Живой Журнал" написал человек, кажется, из Воронежа. Он поругался с женой. Жена хлопнула дверью, ушла. Проблема в том, что она являлась племянницей местного милицейского начальника. Через 3 часа пришли боевые ребята, "болгаркой" вскрыли металлическую дверь, забрали его в отделение в наручниках и якобы немножко побили. Он вернулся домой к утру: дверь металлическая лежит на лестничной клетке, квартира открыта и из нее исчезли какое-то золото, деньги и кое-что еще. И он у меня спрашивает: "Что делать?" Куда жаловаться человеку, когда он поссорился с женой - племянницей милицейского начальника?
Аничин: На ссору жаловаться, конечно, некому. А вот на то, что дверь ему выпилили, продержали в отделении и причинили побои, если в этом действительно участвовали сотрудники милиции, надо обращаться в прокуратуру. Ее прямая обязанность - проверить факты и отреагировать на нарушение закона.
Барщевский: А как ты чувствуешь, прокуратура за вами сильно наблюдает? Вы действительно находитесь под надзором или прокуратура все-таки немножко сбоку?
Аничин: Почему же сбоку? Минуя прокурора, расследуемые нами уголовные дела в суд не попадают.
Барщевский: Но мы знаем много случаев, когда следователь приходит с ходатайством о взятии под стражу, прокурор против, а судья берет и забирает под стражу. Разве это правильно?
Аничин: У нас и в Конституции, и в законе определено, что только суд может решить вопрос об аресте. У прокурора полномочий достаточно. Он участвует в рассмотрении судом ходатайства следователя о применении этой меры пресечения и имеет реальную возможность высказать свое суждение. Он может обжаловать решение суда.
Барщевский: В какой еще цивилизованной стране следователь является процессуальной стороной, которая имеет право обращаться в суд? Я знаю две процессуальные стороны - обвинение и защита, прокурор и адвокат. А у нас появилась третья процессуальная сторона - следователь.
Аничин: В каждой стране есть свои особенности. Такого следствия, как у нас, в большинстве стран нет. Пожалуй, в похожем виде оно сохранилось только в некоторых соседних странах - бывших республиках Советского Союза.
Барщевский: Ты говоришь "такого нет". А в чем принципиальное отличие нашего следствия от западного?
Аничин: У нас следствие очень заформализовано, слишком отделено от остального. На Западе следователь занимается подготовкой дела уже к суду, так, как работает розыск в нашем понимании. Он находит доказательства и представляет все это прокурору, поскольку тот выступает гособвинителем в суде. Если этого недостаточно, он дает поручение, какие еще нужны доказательства для суда. То есть между розыском и прокурором такой обязательной прослойки, как у нас, в виде следствия или дознания во многих странах просто нет.
Дело с одним неизвестным
Барщевский: Когда происходит преступление, нам тут же сообщают, что возбуждено уголовное дело, которое взято под личный контроль Генерального прокурора или министра внутренних дел. А ты высказывал мысль о том, что уголовное дело надо возбуждать тогда, когда уже нашли виновного?
Аничин: Правильно. У нас в Уголовно-процессуальном кодексе, действующем с 2002 года, появилось понятие "уголовное преследование". Возбуждение уголовного дела - это начало уголовного преследования в соответствии с законом. Но если не установлено лицо, которое совершило преступление, кого мы преследуем?
Барщевский: По факту.
Аничин: Получается, пока не появился фигурант уголовного дела, следствие по сути дублирует розыск. Поскольку возбуждено уголовное дело, за него отвечает следователь. Но у него нет инструментов розыска. Он может допрашивать людей для установления личности преступника, давать поручения тому же розыску. Но получается параллельная работа. Уже на этой стадии раздваивается ответственность.
Барщевский: Ты предлагаешь, чтобы полномочия по розыску, фиксации доказательств, оперативному сопровождению было у оперативников? И чтобы дело попадало к следователю или уже прямо к прокурору в готовом виде - вот тебе подозреваемый, совокупность доказательств, вещдоки, показания свидетелей - предъявляй обвинение? Но ведь по существу речь идет только о переименовании. Просто мы наших оперативников будем называть следователями.
Аничин: Это просто идея, чтобы избежать дублирования в работе и повысить оперативность. Когда создавался УПК, который приняли в 1960 году и основа которого сейчас, к сожалению, сохранилась, задачи были другие. Тогда, пытаясь преодолеть беззакония 1936 - 1950 годов, создали очень формализованный кодекс. Но мы живем в другое время, поэтому многие базовые положения кодекса выглядят устаревшими.
Барщевский: А какие возражения у оппонентов этой идеи, которая, вероятно, привела бы к солидному сокращению правоохранительных органов?
Аничин: Оппонентов нет, просто идея не обсуждается пока.
Без оглядки на присяжных
Барщевский: Поговорим о соседнем кодексе - Уголовном. У тебя нет ощущения, что он стал лоскутным? Что вообще настало время для кодификации Уголовного кодекса, как это ни дико звучит для меня?
Аничин: Я недавно прочитал в "Юридической неделе" статью нескольких профессоров права о том, что Уголовный кодекс стал лоскутным. То, что в любой кодекс вносятся поправки, это, в принципе, нормально. Но все вносимые поправки должны соотноситься с общей системой этого кодекса и с принципами, которые в нем заложены. И в этом плане я с уважаемыми юристами согласен.
Барщевский: Одна из новелл уголовного процесса - это суд присяжных. Каково твое личное отношение к суду присяжных?
Аничин: На мой взгляд, суд присяжных наиболее правильный суд. Ведь преступление определяется не математической формулой, а общественным мнением. Общество оценивает, что сегодня для него опасно. В суде присяжных к представителям общества апеллируют две стороны. И высшая точка состязательности процесса состоит в том, кто убедит присяжных.
Барщевский: Из компетенции суда присяжных уже выведены дела по терроризму и экстремизму. Сейчас раздаются призывы исключить из его компетенции коррупцию. Наверное, хотят, чтобы вам, следователям и прокурорам, было проще работать?
Аничин: Поскольку в УПК уже официально введен принцип состязательности, следователю все равно, будет ли дело рассматривать суд присяжных, коллегия в составе трех судей или один судья. У него должны быть такие доказательства, которые будут убеждать суд в любом составе.
Барщевский: Хочешь сказать, когда к тебе по окончании расследования поступает какое-то громкое, ты, зная, что это будет суд присяжных, не говоришь следователю: "Это не коронный суд - здесь надо побольше насобирать"?
Аничин: Нет. Не мы же определяем, каким будет состав суда. Мы этого заранее не знаем. Это определяется уже в суде. Поэтому мы обязаны добиваться, чтобы в суд шли те доказательства, которые убедят любого участника процесса.
Барщевский: А какая часть из возбужденных вами уголовных дел раскрывается? Хотя бы порядок цифр.
Аничин: Мы направляем в суд примерно треть дел из числа находящихся в производстве.
Барщевский: Что происходит с нашумевшим уголовным делом в отношении Магнитского?
Аничин: Прекращено в связи со смертью обвиняемого.
Барщевский: То есть так и не понятно, был он виновен или нет?
Аничин: Непонятно только в том смысле, что не состоялся приговор. От этого, кстати, больше всего пострадали именно мы, потому что расследование выходило на завершающую стадию, обвиняемый знакомился с материалами дела, которое готовилось для передачи в суд.
Барщевский: Но вы пришли к выводу о наличии его вины?
Аничин: Мы пришли к выводу о его виновности.
Барщевский: После смерти Магнитского стали известны его дневниковые записи, в которых фигурировали конкретные сотрудники МВД, якобы организовавшие ему это дело. Вы проводили по этому поводу расследование или хотя бы служебную проверку?
Аничин: Это не наша компетенция. В отношении сотрудников милиции все проверки проводит или прокуратура, или Следственный комитет при прокуратуре, если есть признаки преступления. Дело в отношении смерти Магнитского расследует Следственный комитет при прокуратуре.
Бизнес-арест
Барщевский: В статью 108 УПК внесли изменения, касающиеся ареста предпринимателей до суда. Их не применили по одному известному громкому делу. Верховный суд дал разъяснение. Но такое, что я его понимаю так, а кто-то из моих коллег - иначе. Какова твоя личная - не официальная точка зрения?
Аничин: Если преступление совершено бизнесменом в ходе осуществления предпринимательской деятельности, тогда применяется эта статья и его под стражу брать не следует. А не только потому, что он по статусу предприниматель и что бы он ни совершил, это уберегает его от ареста.
Вообще, решение сажать или не сажать в законе определяется многими факторами. Однозначной трактовки нет и никогда не было. По всем уголовным делам, по которым проводилось предварительное следствие и дознание органами внутренних дел, заключение под стражу применяется всего в отношении 13 процентов обвиняемых.
Авария - без свидетелей
Барщевский: Что происходит с громким делом - ДТП на Ленинском проспекте, в котором погибли две женщины-врача?
Аничин: Следствие продолжается. Поскольку дело получило такой громкий резонанс, мы отрабатываем все версии. Была проведена экспертиза. Так как она не всех удовлетворяет, будем проводить еще одну экспертизу с учетом пожеланий родственников, законных представителей погибших, чтобы при принятии решения уже не было никаких сомнений в том, что оно основано на исчерпывающей информации. Мы продолжаем поиск свидетелей. К сожалению, несмотря на утверждения СМИ, что очевидцев много, мы их пока не обнаружили.
Барщевский: Не прошу выдавать тайну следствия, но я видел картинку по телевизору с места аварии, свидетельствующую, что столкновение произошло на резервной полосе.
Аничин: Картинка фиксировала последствия. Только эксперты определят, где именно произошло столкновение.