Поделиться
Я имел честь быть его учеником, был приближен к кругу его соратников по перу - знаменитых в 70-80-е годы писателей-публицистов, чьи имена поколению твиттера и смартфона ни о чем не скажут. Как, впрочем, имя и самого Черниченко. (Даже для будущих журналистов, участников моего семинара в Высшей школе экономики, при упоминании Анатолия Аграновского, Геннадия Лисичкина, Анатолия Стреляного, Отто Лациса я вынужден делать разъясняющую "сноску").
Через несколько часов после того как его не стало, информагентства поместили на ленты: "...известный писатель, публицист, общественный деятель Юрий Черниченко... Являлся автором книг "Антей и Бобошко" (взято первое, что выплюнула Википедия, и не самое основательное. - В.В.), "Уравнение с неизвестными" (название переврано; Черниченко брезговал словесными шлакоблоками, у него - неожиданно и интригующе: "Уравнение с известными". - В.В.), "Умение вести дом"... Был избран народным депутатом СССР, был членом Совета Федерации, возглавлял Крестьянскую партию..." Интернет-тусовка читала и впадала в недоумение: о ком это все? "Работал спецкором газет "Советская Россия" и "Правда"... Неинтересно. "Был комментатором Центрального телевидения..." Уже теплее. "Вел популярную программу "Сельский час". Ага, телеведущий! Это типа Андрея Малахова? О, выходит, известный был человек. Так бы сразу, а то...
Ясное дело: кого не было в телевизоре, того как бы и не было вовсе. Поди объясни, что Черниченко потому и возник в "Сельском часе", что был первачом среди публицистов-аграриев, автором освежающих тогдашние умы книг "Ржаной хлеб", "Яровой клин", "Русская пшеница". А номера "Нового мира" с очерками "Про картошку", "Комбайн косит и молотит", "Отпуск с Бутвитисом", "Наука и земледелец" передавались из рук в руки, зачитывались до дыр. Что же до "Сельского часа"... "Звонят, оповещают знакомых: "Во столько-то часов будет "Сельский час", Черниченко!" - и люди вполне городские дружно усаживаются у телевизоров, знают, что будут свидетелями увлекательной, азартной, где веселой, а где злой "охоты". "Охоты" за правдой. Испытанная казенная ложь, изворотливая, против всякого здравого смысла, инструкция, тупая инерция безрукой и безголовой работы - обнаруженные, настигнутые, будут отступать, наступать, изворачиваться, нагло или трусливо огрызаться. Но не так-то просто увернуться от прямого слова, от зоркого взгляда Юрия Черниченко". Это - Алесь Адамович о своем друге, пережившем его на 16 лет; локоть к локтю стояли в литературе и в баррикадных баталиях с "агрессивно-послушным большинством" Первого съезда народных депутатов СССР.
Он многих раздражал своей неуемной дотошностью в поиске коренных причин аграрного прозябания страны, когда-то кормившей пол-Европы, поставлявшей зерно даже в Канаду и Америку. Один из его телефильмов - о сахарной свекле, на самом же деле не только о ней - так и назывался: "Извлечение корня".
Эта страсть к глубине, это стремление во всем докопаться до корней - ко двору ль они были тогда? В затеянной на страницах "ЛГ" лукавой дискуссии о предназначении публицистики известный критик так отозвался об очерке "Про картошку": "Высококвалифицированное исследование, составившее бы честь целому институту картофелеводства". В похвале, однако, сквозило и наставление: не учи ученого. А что делать, приходится, - ответил через газету же другой участник спора. Если специалисты и хозяйственники по должности проблему как следует не решают, то публицист главный удар принимает на себя. Не обессудьте, мол, доценты с кандидатами, ведь тот институт картофелеводства, за который сработал своим очерком Юрий Черниченко, собственного исследования - да такого всестороннего и честного! - не провел. То есть, будь ученые порасторопней и посмекалистей, и писал бы автор тогда не "Про картошку", про что-нибудь другое. Интересно, про что же? Про русский чернозем? Про засуху? Про комбайн? Так он про то и пишет. Взвалил на себя труд почвоведов, агрономов, машиностроителей? Они, дескать, "не тянут", и вот писатель вынужден...
Бог ты мой, да разве ж в этом дело! - мог воскликнуть Черниченко, если б в той дискуссии ему дали слово. И "тянут", и учености им не занимать, и про картошку, и про все остальное знают не хуже, может, и лучше автора - что с того? Как ни умны ученые, как ни сведущи спецы из министерств, колхозные председатели, бригадиры, доярки, комбайнеры, а публицист никого не заменяет, и сам он незаменим. Это право и привилегия - не будучи выпускником Тимирязевки, свободно судить о "мироновской-808", безотвальной вспашке и прочих агроматериях, но... Да хранят тебя эрудиция, совесть и здравый смысл от верхоглядства и флюгерства!
Этим правом и привилегией - вторгаться в вотчины "сельхозспециалистов" - он наследовал Валентину Овечкину ("Районные будни") и его отдаленным предтечам: Глебу Успенскому ("Четверть лошади"), Владимиру Короленко ("Сон Макара"), Александру Энгельгардту ("Письма из деревни").
Не терпел прекраснодушного дилетантства в очерках о селе, язвительно высмеивал беллетристические красоты в виде "седых колосьев", "земли-матушки", "кормилицы-нивы" и прочей, по его словам, "истеричной галиматьи, от которой морщишься и стонешь".
Ввел в обращение слово "Агрогулаг". В конце 80-х признал себя "дезертиром с фронта дальнейшего подъема колхозов" и неистово принялся прокладывать дорогу фермерам. За полвека писательства нажил армаду противников. Сказать не любили его - не то. Ненавидели! И литераторы-почвенники, не прощавшие святотатственных покушений на русскую общинность и соборность. И простые трудящиеся из числа счастливых приверженцев колхозного строя (письмо в газету "Пенсионер и общество": "Одним из сознательных разрушителей сельского хозяйства нашей страны я считаю Ю. Черниченко - главного очернителя колхозов и совхозов. С него началось все это чужеродное "фермерство").
Завещал захоронить его прах в Крыму, на Карадаге. Крым любил ностальгической горьковатой любовью, был привязан к нему военным детством, каждый год совершал жизневселяющие набеги в Судак, Коктебель, Феодосию; пока были силы, одним заплывом одолевал в черноморской волне несколько километров.
Свой очерк "Мускат белый Красного Камня" - о крымских виноградниках, подвергнутых варварской вырубке в пылу антиалкогольной кампании, - закончил словами: "Виноград - дело вечное, мастеру тоже поздно спешить. Поживем - послужим. Надо ж увидеть небо в алмазах".
Увидел ли? Теперь уже не спросишь. Боюсь, не увидел. Фермерство - дело, в которое он инвестировал надежду, веру, ум и страсть, - корчится в тисках грабительских налогов, неподъемных кредитов, чиновничьего произвола, бандитских наездов. И все же, все же... Герой его очерка Иван Свистунов (в начале 90-х он, будучи главой Княгининской районной администрации на Нижегородчине, отдал землю фермерам, затем оставил должность и сам завел хозяйство) в прощальном слове назвал Черниченко своим учителем, сказал: "Он меня воспитал. Благодаря ему я почувствовал себя свободным человеком".
...Пять лет назад после долгого перерыва программа "Сельский час" снова вышла в эфир. В анонсе, предварявшем ее возобновление, говорилось: "Информационно-развлекательная программа "Сельский час" учитывает интересы не только жителей сельской местности, но является актуальной и для горожан. Из программы можно будет узнать, как, например, приготовить настоящий сбитень или правильно замочить яблоки. "Сельский час" побывает в гостях у известных артистов, политиков, журналистов, которые поведают о своем деревенском прошлом. "Звезды"-садоводы (Елена Проклова, Лия Ахеджакова, Александр Буйнов и другие) расскажут и покажут, как им удается наводить красоту и порядок на своем дачном участке".
Телевидения с лицом Юрия Черниченко больше нет. На смену пришло телевидение с другими лицами. Этот комбайн косит и молотит безостановочно, всесезонно, и не видать конца его пустой ненасытной жатве.