Судьба нам не оставляет выбора: где родился, там и пригодился. Это в жизни потом каждый оказывается на перепутье: направо (налево) пойдешь... Пряхин считает, что он родился под счастливой звездой. Но вот о герое его произведений Сергее Гусеве, живущем в основном его жизнью, как бы параллельно нашей реальности, этого, пожалуй, не скажешь. Хотя он и не клянет жизнь - наоборот, доволен ею, своей семьей, своей работой, своей карьерой...
Если бы... Но все по порядку.
Роман "Звезда плакучая" отличается от предыдущих романов Пряхина крутым сюжетом, таким закрученным, что и последний абзац не выглядит развязкой. Хотя, на первый взгляд, он прост, как в сказке про деда и репку.
Где-то на Черных землях, что между Калмыкией и Ставропольем, куда ссылали и пластами селили и тамбовских "антоновских" бунтарей, и басмаческое отродье из Средней Азии, и другую нелюдь, над которой в здешних местах властвовала КОМЕНДАТУРА вплоть до хрущевских времен, в сорок седьмом "голодоморном" году родился мальчик Сережа. На свою беду. Потому как вскоре после рождения у него пропал отец. А потом и умерла мать.
Четырнадцатилетний Сережа, проводив мать до могилки, узнал, что это всё, это до конца - ее больше нет и не будет никогда. И никакой любовью ее не воскресить.
Другое дело отец. Отца он никуда не провожал, тот сам исчез из его жизни. И тут была надежда, которая у русских не умирает никогда. Она с ними живет до самой точки невозврата.
В люди он выходил из интерната-детдома. Но еще через интернатскую железную решетку-забор часами высматривал прохожих мужчин: не к нему ли, не его ли папка?
С годами он стал себя успокаивать: Советский Союз большой, весь объеду, но найду.
Потом он вычислил, что басмачи в его родной Николо-Александровке были из-под Бухары. Бухара теперь очутилась в другом царстве-государстве. Далеко, но достижимо.
Белый свет оказался и вправду не без добрых людей.
...И вот он стоит на коленях над невзрачной могилой своего отца где-то в кишлаке неподалеку от легендарной Бухары. Всякие мысли лезут ему в голову.
Вот и весь сюжет. Он вьется вокруг этой могилы и семьи бывшего колхозного главбуха Тохта-Мурада, которую на три дня взбудоражил приезд как бы заочного сына, первенца, уже не мальчика, а шестидесятилетнего Сергея Гусева, отца и деда собственной русской, московской семьи.
Но роман не только об этом. Он - и о ситуации, в которой оказались мы все.
Гусев, отец семейства и дед своим внукам, отправляясь в далекую зарубежную Бухару, предполагает, что отец его узбек по национальности и мусульманин по вероисповеданию.
А кто же в таком случае тогда он, Гусев Сергей Никитович, известный в России человек, православный христианин, числящий себя по материной тамбовской родословной русопятым аборигеном с незапамятных времен? Да и русская вселенная его выпестовала, вывела в жизнь, научила ценить в человеке талант, добро, братство...
Скажите, какая, в сущности, разница - с севера ты или с юга, белой кожи ты или желтой, главное, что имеет значение, - какую ты жизнь прожил. Сколько в ней было посажено деревьев, сколько рук их поливало, сколько пар губ под ними встретилось. И не разошлось. И светились ли по вечерам до поздней ночи окна в твоем отчем доме?
Может, и так. Но какая-то неведомая, влекущая сила поднимает Сергея Никитовича и несет в дальние страны. Какая? Он и сам хочет разобраться.
Весь просвещенный мир нынче толчет в ступе "национальную проблему"; до того вкладываются, что пускают в ход современные "методы убеждения" - танки, авиацию, вакуумные бомбы и прочие неотразимые голыми руками аргументы, продукты научно-технического прогресса. А толку?
Одни, к примеру, считают, что диаспору надо числить частью материнского государства, другие настаивают: любая диаспора - это чужаки. Третьи договорились до того, что если два самостоятельных народа не могут жить по соседству в мире, согласии и сотрудничестве, значит, такие народы нельзя называть нациями. Чохом. Далее: есть у тебя национальная идея, ты - нация, нет таковой, четко выраженной, заявленной публично и принятой мировым сообществом, - напрягайся, ищи, а пока не суйся в приличную цивилизацию. Россия в этой межнациональной дискуссии отодвинута куда-то на задворки, как объект, не доросший до таких понятий, как нация, народ, самоопределение, идентификация...
Писатель Пряхин как генеральный директор российского государственного издательства "Художественная литература" только что выпустил потрясающие пятнадцать томов литературного народного творчества стран СНГ, бывших в составе СССР союзными республиками. С января нет у меня более захватывающего ночного чтения, чем эти пятнадцать томов. Мало того, что это поэзия и проза особого рода - авторская и коллективная без подделки, ибо каждый читающий ее в веках (или пересказывающий - в дописьменный период), вносил в текст свое слово, свою строку. И с такой "редакторской правкой" провожал дальше, по кругу, как волшебную шапку. Но не просил подать, а отдавал.
Каждый том - это своеобразная цивилизация сообщества народов, составляющих нацию, сформировавшихся в течение веков. Это документальное свидетельство высокой культуры народов того сообщества.
Есть потрясающие поэмы размером в сто газетных строк, которые до сих пор остаются не до конца "расшифрованными".
"Звезда плакучая" и тома фольклора вышли в свет, почти взявшись за руки. В рабочее время в "Худлите" Пряхин, выходит, как руководитель издательской группы, занимался реализацией своего фольклорного проекта в рамках долгоиграющей рубрики "Классика литератур СНГ", которую издательство ведет при поддержке Межгосударственного фонда гуманитарного сотрудничества государств-участников СНГ, а в свободное время писал "Звезду плакучую".
- Да, - подтвердил мою догадку Георгий Владимирович, - между ними прямая связь.
- В "Звезде плакучей" ты сожалеешь о нашем межнациональном разбегании...
- Более чем.
- Потому что твоя, тобою найденная семья оказалась за бугром?
- И потому, что нас в свое время соединили искусственно.
А теперь рассоединили по-живому. Кто и что от этого выиграл?
- И ты хочешь...
- Я хотел, чтобы народы бывшего Советского Союза не разучивались говорить по-русски.
Новый роман Г. Пряхина не детектив, хоть и читается взахлеб. Видимо, потому, что автор и его герои ищут то, что мы все потеряли. С сожалением и надеждой.