Поделиться
20 дней нескончаемого праздника на авиньонских улицах, невероятного энтузиазма публики, ожесточенных баталий профессионалов, сторонников "нового пути" Авиньона в сторону современного танца и визуального искусства, перформанса и "постдраматического театра" и тех, кто тоскует по старому доброму театру в солидной итальянской "коробке".
20 дней митингов и акций протеста против сокращения бюджета в культуре, который приведет к ликвидации огромной как море off-программы. Накануне последнего аккорда мы попросили одного из двух директоров фестиваля, Венсана Бодрийе, поделиться своими впечатлениями и прогнозами.
Российская газета: Фестиваль подходит к концу. Были ли для вас какие-то сюрпризы?
Венсан Бодрийе: Мы хотели и, кажется, смогли удовлетворить любопытство нашей публики, предложив ей такие разные и неожиданные спектакли, такие новые явления и имена, о которых они знали мало или не знали вовсе. Например, спектакль "Папперлапапп" Кристофа Марталера или "Дом силы" испанки Ангелики Лиделл. Я очень доволен тем, что мы могли впечатлить профессиональную публику самого высокого уровня - режиссеров, критиков, актеров, продюсеров со всего мира, но более всего тем, что простые зрители смотрели фестиваль со все возрастающим вниманием. 116 тысяч зрителей при 122 тысячах зрительских мест, то есть 95 процентов посещаемости - это абсолютный рекорд за все годы существования фестиваля. Марталер дважды был на Авиньонском фестивале, три дня - в Париже, но большая публика о нем не знала. Благодаря его спектаклю в Почетном дворе Папского дворца за все время фестиваля его увидели 18 тысяч человек. Из 40 приглашенных спектаклей 30 премьер состоялось именно в Авиньоне.
РГ: При этом реакция публики и прессы была порой совсем не одобрительной.
Бодрийе: Да, часть профессионалов агрессивно реагировали на наши предложения, нас порой буквально атаковали. Но залы полны. И это главный ответ. Мы, конечно, сожалеем, что есть такая сильная негативная реакция. Но она объяснима: Авиньон всегда был оплотом французской театральной традиции, основанной на слове. Некоторые зрители посещают Авиньон в течение последних 60 лет, и их раздражает обилие современного, невербального, постдраматического театра. Но молодые люди понимают этот язык, обновляя театральную атмосферу Авиньона.
РГ: Иностранная публика присутствует на фестивале?
Бодрийе: Это около 15 процентов публики. Но в основном из франкоязычных стран. Разумеется, речь не идет о профессионалах, которые приезжают со всего мира, чтобы увидеть что-то новое и неизвестное. Авиньон всегда дарит такие открытия. Ангелика Лиделл впервые во Франции, ее поразительные работы никогда не видели в Европе. Здесь она стала настоящей сенсацией и сумела тронуть не только радикально настроенных французских профессионалов, но и большую часть публики.
РГ: В спектакле Марталера и Анны Терезы Кеерсмахер есть явные отсылки к судьбе и истории Авиньона. Это простое совпадение?
Бодрийе: Нет, мы очень хотели, чтобы произошло реальное randez-vous, свидание с Авиньоном. Когда мы с Ортанс Аршамбо возглавили фестиваль, то сразу переехали из Парижа сюда. Ведь это Авиньонский фестиваль, а не Парижский. И очень важно знать все тайны этого города. Таинственная связь между художником и пространством здесь необычайно важна.
РГ: Несмотря на то что вы представляете наиболее радикальные современные формы и типы театра, в некоторых главных работах фестиваля голоса прошлого становятся темой, исходным событием постановок, хотя бы как у хореографа Анны Терезы Кеерсмахер, вдохновленной музыкой, написанной для Папского дворца в XIV веке, или у самого Марталера с его интересом к институту папства в Авиньоне.
Бодрийе: Мы много говорили с Марталером и Кадьо (программные директора этого года) о диалоге с прошлым, который для обоих очень важен. Но в программе фестиваля есть и главные фигуры ХХ века - Франц Кафка, Роберт Музиль.
Авиньон - это серьезная институция с огромным прошлым. И нужно быть очень осторожным, придумывая что-то новое. Каждый год мы стараемся двинуться куда-то, где мы еще не были. Новое не значит авангардное, но открытое новым смыслам и энергиям, связывающим современное искусство, музыку, философию. Надо сохранить публику, дав ей что-то знакомое и провоцируя на новые открытия. Таково мое видение Авиньонского фестиваля.
РГ: После фестиваля 2011 года у вас истекает второй контракт. Надеетесь ли вы получить третий?
Бодрийе: Это решит министр культуры.
РГ: Все эти дни в Авиньоне шли манифестации против колоссальных финансовых сокращений в сфере культуры, в частности театра. Как они скажутся на фестивале?
Бодрийе: Уже в этом году мы вынуждены были отказаться от некоторых спектаклей и сценических площадок. Если вы заметили, не было ни одного проекта в знаменитом Карьере, где играли Питер Брук, Ариана Мнушкина, Анатолий Васильев. Мы лишились около 10 тысяч зрительских мест. Если эти сокращения продолжатся, мы вынуждены будем искать новые условия выживания. Ведь билеты покрывают только 25 процентов всех затрат.
РГ: Что было для вас самым впечатляющим во время фестиваля?
Бодрийе: Его публика. Я был счастлив быть вместе с нею на спектаклях, видеть ее вовлеченность, любопытство, с которым она смотрела самые трудные вещи. Несмотря на экономическую ситуацию во Франции, публика приехала, не только спектакли были полны, но и ежедневные дебаты, встречи с творцами, чтения.
РГ: Когда вы наконец решитесь пригласить русских?
Бодрийе: Я никогда не думал о фестивале в национальном аспекте. Театр - не посол страны. Я приглашаю тех, кто впечатлил меня. Мне интересны сегодня фламандские артисты, театр в Ливане. В Испании за долгие годы впервые появился кто-то по-настоящему интересный для нас. Потрясающе интересно работают Кшиштоф Варликовский в Польше (его "(А)поллония" стала сенсацией в прошлом году), Арпад Шиллинг в Венгрии. Политические перемены и революции в Центральной Европе привели к появлению новой генерации артистов, нашедших новый театральный язык. Чего, по-моему, не произошло в России. Или я просто оказывался в неправильном месте в неправильное время. Но это только мой взгляд, к тому же театральная география меняется.