Ирина Прохорова - редактор журнала "Новое литературное обозрение" и владелица одноименного издательства - один из самых активных и, пожалуй, успешных культуртрегеров нашего времени. В ее активе как автора культурных проектов, кроме известного журнала и издательства, вот уже несколько лет подряд проходящие "Банные чтения", где собираются представители передовой филологической и исторической мысли, а также литературная премия "НОС", решительно меняющая наши представления о премиях вообще.
С Ириной Прохоровой встретился и побеседовал наш корреспондент.
Российская газета: Как зародилась идея создания премии "НОС"?
Ирина Прохорова: Это премия стартовала год назад, и она учреждена Фондом культурных инициатив. Я принимала непосредственное участие в создании и разработке ее концепции. Учреждая новую литературную премию, мы ставили перед собой несколько важнейших задач. Во-первых, вопреки ритуальным сетованиям, что у нас, дескать, "развелось тут много всяких премий", их на самом деле очень мало, их должно быть намного больше и по количеству и по тематическому разнообразию. Во-вторых, формулируя цели и задачи "НОСа" ("Новой словесности"), мы пытались модернизировать сам жанр литературной премии.
Не будем забывать, что премия как культурный институт возникла около 150 лет назад и до сих пор несет на себе отпечаток другой, давно ушедшей эпохи. За эти полтора столетия изменились как статус, так и способ функционирования литературы, ее взаимоотношения со старыми и новыми видами искусства, ее язык и способ художественного осмысления действительности. И, безусловно, институт литературной премии тоже должен эволюционировать. Мне кажется, извечное недовольство работой премий (что, в общем, нормальное явление) в наши дни усугубляется тем фактом, что закрытая экспертная оценка во многом себя изжила.
Литературные премии остались в рамках модернистской традиции, где надменные профессионалы на пресс-конференции иногда снисходительно просвещают прессу, почему они выбрали то или другое произведение. А публике все больше хочется понять, какими художественными критериями руководствовалось жюри, какие ценностные приоритеты оно для себя ставило. Поэтому, создавая в год 200-летнего юбилея Гоголя наш "НОС", мы решили сломать эту жреческую практику и сделать процесс обсуждения и принятия решений публичным. После первичного отбора текстов наше жюри в открытом режиме, на глазах культурной общественности сначала подробно обсуждает принципы формирования шорт-листа, а потом публично выбирает лауреата. При этом зрители могут задавать вопросы, спорить с жюри, воздействуя таким образом на процесс принятия решения. Параллельно в Интернете идет открытое голосование, по результатам которого выбирается свой, "народный" победитель. В этом споре если и не рождается истина, то, безусловно, возникает новая литературная критика, которая нам так сейчас нужна.
РГ: Какие темы в произведениях авторов-номинантов преобладали?
Прохорова: Наш "НОС" совсем не случайно стартовал в год 200-летнего юбилея Гоголя, который был и остается одним из самых ярких социальных писателей. Премия расшифровывается не только как "Новая словесность", но и как "Новая социальность". Социальность в литературе как предмет дискуссии надолго был дискредитирован советским опытом, поскольку социальность грубо политизировалась и банализировалась. Мы понимаем социальность литературной практики как новое зрение, новую эстетику, новую оптику осмысления действительности, порождающие новые смыслы и новый художественный язык.
Первый год всегда самый трудный для становления литературной премии, и я признательна членам жюри, которые согласились на такой опасный эксперимент. На мой взгляд, список шорт-листников был очень интересен в смысле широты спектра художественной социальности. Книга Татьяны Бочаровой "Новочеркасск. Кровавый полдень" - это практически документалистика, текст Андрея Аствацатурова "Люди в голом" - своеобразный роман воспитания, "Роман Арбитман: Второй президент России" Льва Гурского - псевдобиография… Победа романа Лены Элтанг "Каменные клены" для меня и очень неожиданна и весьма симптоматична. В романе нет ни каторжной привязанности к советскому прошлому, ни перепевов отечественной классики.
Книга Элтанг - это попытка европейского письма. Это оптика человека с европейским кругозором, с опорой на общеевропейское культурное наследие.
С нетерпением буду ждать, какие сюрпризы принесет нам второй год.
РГ: Сейчас в СМИ часто можно встретить укор в том, что россияне перестали быть самой читающей нацией в мире. Что вы об этом думаете?
Прохорова: С нашей публикой все в порядке! Более того, я активный противник псевдостатистических выкладок типа "количество прочитанных книг на душу населения". Хорошо бы кто-нибудь определил качество этих мифических книг. Мне важен вот какой вопрос: что мы ожидаем от людей, которые читают книги? Если кто-то полагает, что повальное чтение автоматически решает все социальные и этические проблемы общества, то это утопия… А то, что качественную художественную и специализированную литературу можно приобрети только в Москве и Петербурге - печальная реальность. В этом и заключается вся проблема.
РГ: У вас недавно состоялись знаменитые "Банные чтения".
Прохорова: Да, это были уже 18-е "Банные чтения", проходят они ежегодно под эгидой "Нового литературного обозрения". И прошлогодняя и нынешняя конференции были посвящены разработке большого гуманитарного проекта, дающего новый старт деятельности журнала. Тема этого проекта была сформулирована в сотом - юбилейном - выпуске журнала "НЛО" как "Антропология закрытых обществ". В нем мы поставили себе четкую задачу "понять умом Россию", т.е. объяснить драматический сценарий развития страны с позиции науки, не впадая ни в мистический лепет по поводу "особой ментальности", ни задавая в сотый раз проклятые вопросы "Что делать?" и "Кто виноват?".
Мы выдвинули рабочую гипотезу о том, что страны, вступающие на путь модернизации, могут по-разному реагировать на вызов времени: одни в силу совокупности причин развиваются в сторону большей политической, экономической и культурной открытости, другие, наоборот, в большей или меньшей степени самоизолируются. Ко второй группе, несомненно, относится Россия, но сходный путь прошли и Португалия, и Испания, и Япония, и Куба, и Германия периода нацизма, и ЮАР времен апартеида. Тенденцию к закрытости можно обнаружить и в США в маккартистскую эпоху… Нас интересовало, в первую очередь, не политика репрессивной власти, а трудная и скрытая работа различных слоев общества и социальных микро-групп по преодолению многолетней изоляции. Проводя подобный широкий сравнительно-антропологический анализ во временном диапазоне последних 300 лет, т.е. эпохи модерности, мы приходим к очень важным предварительным результатам.
Во-первых, перипетии российской истории перестают казаться загадкой, "эксклюзивным" переживанием, необъяснимым абсурдом, а вполне сопоставимы с драматическим опытом других обществ и логически объяснимы.
Во-вторых, признавая многообразие сценариев модернизации, мы, тем не менее, избегаем соблазна идеализировать темные пятна прошлого под спасительными знаменами "особого пути".
И в-третьих, вводя антропологическую оптику в изучение закрытых обществ, мы отрицаем идею исторического детерминизма, того порочного круга, в котором, якобы, обречено вращаться наше собственное общество. Демократические процессы в Португалии и Испании в 70-х годах прошлого века, а также события 1991 года в России, напротив, утверждают возможность позитивных перемен в разных авторитарных анклавах.
18-е Банные чтения далее развивали основные идеи спецвыпуска НЛО, о чем свидетельствует их название: "Свернув с "особого пути": к новой типологии модерных общества". Конференция была посвящена мифологии "особого пути" в европейской истории Нового времени, когда и как она появилась, каким образом влияла на принятие важнейших политических решений и развитие общественной мысли тех стран, в которых эта доктрина стала доминирующей. Приведу лишь один, весьма показательный пример. Доклад талантливого молодого историка Михаила Велижева под красноречивым названием: "Нужен ли России "средний класс"? О социоисторических основаниях образовательной политики С. С. Уварова” рассматривал идеи известного реформатора 19 века о создании в России активного городского сообщества по образцу западноевропейских государств, иными словами, "среднего класса". В записке, адресованной Николаю I, Уваров, сетуя на отсутствие в аграрной России этого передового буржуазного сословия, предлагает множество довольно фантастических рецептов по его созданию. Забавно другое: в императорской России в то время существовали весьма развитые купеческое и мещанское сословия, вполне пригодные для развития полноценных буржуазных отношений при правильном законодательстве, расширяющем права этих сословий. Однако Уваров их попросту игнорирует, предпочитая мечтать об идеальном "европейском" классе. Не правда ли, знакомая ситуация?
РГ: Кто из современных авторов вам симпатичен?
Прохорова: Для издателя сложный вопрос, я вообще издаю только то, что мне на самом деле нравится. Я могу гордиться тем, что я издала практически все произведения Александра Гольдштейна, прекрасного и до конца не оцененного писателя. Его первая книга эссе "Расставание с Нарциссом" в 1996 году получила "Малого Букера" и стала событием года. Я недавно перечитывала книгу и еще более поразилась точности и глубины его прозрений касательно болевых точек современного российского интеллектуального сообщества.
Среди моих любимых авторов - Александр Пятигорский, который более известен как философ и ученый, но я опубликовала и всю его прозу, достойную особого внимания литературной критики. Я сейчас готовлю собрание сочинений Дмитрия Александровича Пригова, которого я не боюсь высокопарно называть российским Данте 21 века. Об этих авторах я могу говорить часами…