Поделиться
14 июня 1952 года Томас Манн поздравил Германа Гессе с его 75-летием: "Запутывающее учение для запутанных действий царит над миром", - сказано в последнем письме Гёте. Так оно сегодня и есть, только еще хуже, как нам кажется, еще опаснее, еще трудней для духовного человека вести себя порядочно перед лицом нелепого, сумбурного дня - как то и Вы ведь, достойный друг, стараетесь делать, находясь в своем "замке". Делаете Вы это, я нахожу, образцово - чисто и свободно, умно, хорошо и твердо, - и с этим образцовым поведением, с ним, прежде всего, я поздравляю Вас тоже. И не умирайте, пожалуйста, раньше меня! Во-первых, это было бы нахальством; ведь я "впереди Вас". А потом: мне страшно не хватало бы Вас во всей этой неразберихе".
Захотел перечитать это письмо после того, как перевернул последнюю страницу только что вышедшей "Магии книги" Германа Гессе, где под одной обложкой собраны (пусть и далеко не все) его размышления о мировой литературе и ее значении в современной жизни (большинство из них впервые опубликованы на русском языке). Стало до боли очевидно, почему Томас Манн написал с редким для него откровением: "Мне страшно не хватало бы Вас во всей этой неразберихе". Этот маленький томик эссе и вступительных статей к изданиям классиков концентрирует такую интеллектуальную мощь и такое нравственное величие автора, что становится неловко за все, чем занимался и занимаешься "перед лицом нелепого, сумбурного дня". И боюсь, чем будешь заниматься. Он являет собой внутреннюю целостность личности художника, которая сама по себе - вызов релятивистской эпохе, где зло безустанно стремится предстать добром и занять все пространство нашего существования.
Эти размышления датированы разными годами ХХ столетия. Одни из них опубликованы еще до Первой мировой войны, другие - много лет спустя после Второй. Но предлагаемые обстоятельства были неизменно - пусть и по-разному - враждебны той попытке построить человеческую жизнь на основе духа, о которой мечтали пророки и мудрецы. И тем не менее вся жизнь Гессе (как и всех - немногих, впрочем, - подлинных гениев мировой литературы) и есть, безусловно, удавшаяся попытка создать мир высших человеческих ценностей. Высших смыслов человеческого бытия. В этот мир никому не закрыт путь. Вопрос только в том, хватит ли каждому из нас усилий, чтобы добрести хотя бы до основания той горы, на которую надо взбираться, понимая, что вершина все отдаляется и отдаляется от тебя. Для Гессе этот мир вовсе не замкнут - напротив. Он созидается не как оппозиция бытию человека, но как его неотъемлемая составляющая, призванная уравновесить его материальную телесность, влекущую к сонливости разума и вялости чувства, из которых человека порой не могут вывести даже трагедии, обрушивающиеся на него самого и его близких.
Гессе - интеллектуал выс шей пробы, который не раз за годы своей долгой 85-летней жизни переживал периоды поражения интеллектуализма. Не случайно он начнет свою автобиографию такими словами: "Я родился под конец Нового времени незадолго до первых примет возвращения Средневековья..." Но он, как и Томас Манн, знал, что мнения могут меняться, а убеждения - нет. Убеждения в том, что человек не случайно пришел в этот мир и предназначение его много выше того, чем ему навязывают неправедные правители и лживые проповедники. Что пошлость социального мироустройства, отводящая человеку те или иные роли, далеко не исчерпывает его существа и не может быть последней инстанцией, определяющей его судьбу. Безусловно, Гессе человек глубоко верующий, но вера его шире конфессиональной принадлежности, не случайно для него так важно, что "мудрость китайца Лао-цзы и мудрость Иисуса или мудрость индийской Бхагавадгиты явственно свидетельствует об общности духовных основ всех без исключения народов, и это же относится к искусству всех народов и всех стран". Он был свидетелем того, как европейская история достигала таких падений, таких бездн, которые кроваво опровергали, казалось, все фундаментальные ценности, которые определяли судьбу и веру миллиардов людей. Но он никогда не задавался вопросом о том, можно ли писать стихи после Освенцима. Он всегда твердо знал, что стихи можно и нужно писать не только после Освенцима, но и в самом Освенциме. Что нет ничего более могущественного, способного противостоять зверст ву, разбою, небытию, чем слово. Чем слово любви к человеку, в каком бы неправедном мире он ни жил и к каким бы неправедным поступкам этот мир его ни склонял.
Просто уровень восприятия мира и человека у Гессе был много сложнее, чем у подавляющего большинства его современников, не все из которых были политическими разбойниками, некоторые - даже литературными гениями. Художник, особо чувствующий музыку жизни и творчества - прочтите его одностраничный шедевр о мелодичности поэзии Пушкина, к примеру, - он обладал вкусом к правде бытия, каким бы леденящим ужасом античного рока это бытие и ни было бы наполнено. Не случайно Томас Манн в письме от 12 октября 1946 года, поздравляя Гессе с вручением ему премии города Франкфурта-на-Майне и вспоминая знаменитое гессевское "Письмо в Германию", пишет: "Этот-то вкус к правде, конечно, и не прощают Вам немцы. Кому они когда-нибудь прощали его?"
Гессе, как и Манн, с особой серьезностью относился к русской литературе и русской истории (напомню, что Манн, отмечая великие европейские литературы, назвал русскую литературу святой). Для него Россия безусловная часть Европы, а русская культура - неотъемлемая часть культуры европейской: "Если же мы исключим из наших планов на будущее Россию и русскую сущность, не найдя в них того, что мы называем европейским, мы отрежем себе доступ к глубокому и обильному роднику. ...Не так давно именно из России хлынул к нам столь мощный поток душевности, христианской любви, какой она была в первые века, по-детски непреклонной жажды спасения, что наша европейская литература вдруг разом оказалась и узкой, и мелкой в сравнении с этой пучиной душевных порывов и глубокой непосредственности". Но он в разгар Гражданской войны в России в 1919 году, восхищаясь и ужасаясь русскому хаосу, видя в нем грядущую катастрофу, которая может тем не менее принести невиданные ростки, написал пророческие слова: "По меньшей мере, половина восточной Европы скатывается в хаос, в священном безумии мчится по самому краю бездны, да еще поет - пьяно распевая гимны, как пел Дмитрий Карамазов. Обыватель при звуке этих песен смеется, кривясь от негодования, святой и провидец слушает их со слезами". Гессе назвал свою статью "Братья Карамазовы" или Закат Европы".
Пережив все великие трагедии ХХ века, Герман Гессе тем не менее не утратил надежды на великое духовное объединение человечества, которое сделает его жизнь осмысленной и наполненной высшими целями. И сегодня, в пору торжествующего псевдопрагматизма, обоготворившего технологии - в политике, образовании, в любви, - с усмешкой брезгливого всезнания высмеивающего прекраснодушный идеализм, понимаешь, как не хватает тех гениев, которые обладали вкусом к правде и вере в человека. Званных много, избранных - нет.
Разве что магия книги помогает услышать их далекий голос. Расслышим ли? Поймем ли сказанное? Нет ответа.