Поделиться
Продолжаем серию интервью с финалистами самой крупной литературной премии России "Большая книга". Андрей Балдин - архитектор, книжный график, эссеист, автор многочисленных публикаций на тему архитектуры, литературных путешествий, метафизики пространства. В прошлом году с книгой эссе "Протяжение точки" вошел в шорт-лист "Большой книги" и стал победителем читательского голосования на сайте премии.
Российская газета: Что вы чувствуете, оказавшись в числе финалистов второй год подряд?
Андрей Балдин: Удивление. Интерес. Я все-таки художник, "нарисованный" человек. Смотрю на текст извне, со стороны. Для меня письмо это наполовину зрелище, кстати, довольно занимательное. Пляшут буквы, собираются и разбегаются слова. Наверное, это неправильно, нужно нырять в текст и плавать в нем, внутри страницы, как в белом молоке. Перемещаться в его особое пространство. Но у меня так не получается - я вижу, наблюдаю текст. Получаются внешние, наблюдающие, "оптические" книги. У них глаза снаружи. Но, как видите, они интересны. Два раза подряд попадают в финал литературного конкурса. Тут есть о чем подумать. Возможно, наша нынешняя литература слишком сосредоточена сама на себе, на этом "подводном", потустраничном плавании. Она замкнута в своем бумажном интерьере. А он тесен, он сплошь заставлен книгами. Современное письмо очень изобретательно, оно ищет интерес в комбинаторике сюжета, в наворотах или остроте действия. Но сам по себе текст остается тем же: слова плоско лежат на бумаге и независимо от них, где-то там, в "молоке", бродит мысль. Это "безвоздушная" литература: участников процесса не так много, весь воздух между собой они, похоже, давно съели. Внутри бумаги наши литераторы уже все повидали, добрались до дна страницы. По крайней мере, так видно художнику. Может быть, стоит взглянуть на текст со стороны? Не все сидеть в тесном помещении, время от времени нужно выходить на свежий воздух.
РГ: Как возникла мысль написать именно о праздниках?
Балдин: Это давнишняя затея. Много лет назад я нарисовал (именно так: нарисовал) книгу о Москве - "Портрет города в пословицах и поговорках". Это было удивительное занятие. Оказалось, что слово и Москва, текст и Москва играют между собой в особую игру. Когда пишешь и рисуешь Москву, собирается подобие мозаики, в которой звук и изображение, смысл и пространство соединяются между собой и составляют ни на что не похожий пестрый ковер. Я имею в виду историческую Москву, которая, кстати, сейчас исчезает на глазах. Это настоящая трагедия: Москва теряет оболочку, ту тонкую сложную ткань, сеть образов, в которой удерживается ее время. Это самое важное для Москвы - удержание времени. Потеря времени, потеря истории и в результате - потеря души. Москва все более равнодушна. Нужно сохранять ее тонкую материю, писать о ней сложные книги. Серьезная тема, тут не обойтись одними пословицами и поговорками, нужно читать многие и многие книги, исторические, философские, богословские. Я занялся этим и постепенно собрал другую книгу - о наблюдении календаря, о "праздных" днях.
РГ: Название книги - "Московские праздные дни", но если открыть оглавление, там встретятся и "Рождество и Святки", и "Сретение", и "Покров", т.е. праздники, которые не являются сугубо столичными...
Балдин: Я и не пишу о сугубо московских праздниках. Их, кстати, в книге немного. Это книга об искусстве времяпровождения. Вы можете быть москвичом или приехать сюда издалека, из Сибири или с планеты Марс и праздновать здесь свои сибирские или марсианские праздники. Или общероссийские, как День победы, Сретение или Покров. Но от того, что вы делаете это в Москве, в ее поле время-тяготения, эти праздники меняются. Москва - это большая линза, она заставляет вас на все смотреть иначе. В первую очередь - смотреть на время. Это ее главное оптическое свойство. Оно имеет силу для всех нас. Москва никого не оставляет равнодушным, ее любят или ругают, но не забывают никогда. Это и пряник, который всем сладок, и дырка, которая сквозит и болит у всех. Это фигура сознания, и в этом смысле московская тема для России универсальна. Думаю, что не только для России: Москва - "предмет" всемирного значения. Это во всяком смысле слова большой фокус.
РГ: Вы пишете, что столичные праздники "образуют орнамент, искусно заплетенную сеть (времени). Легко представить себе сеть, сумку-авоську: праздники - узлы в этой авоське. Год помещается в прозрачную, но при этом удивительно прочную сеть из праздников..." Насколько органично вплетаются в нее так называемые новые даты вроде Дня города или они чужды этой "авоське"?
Балдин: Новые праздники оставляют много вопросов. Это понятно: праздничный день должен пустить корень, обрести свою традицию. Только после этого он может попасть в большой московский календарь. Это и происходит сейчас с Днем города. В принципе он на своем месте, в сентябре. Хотя лучше бы ему переехать на вторую половину месяца, когда начнутся большие праздники - Новолетие, несколько новогодних дней, связанных с церемонией осеннего равноденствия, Рождество Богородицы (21 сентября), на которое приходится несколько важных московских отмечаний, к примеру, потерю и обретение Москвы в пожаре 1812 года, день ее огненного преображения, о котором много пишет Толстой. В конце сентября, в красках бабьего лета Москва является нам в лучшем своем виде. Начало месяца сложно. И праздник пока не устоялся. Сейчас это в большей степени казенное мероприятие. Город еще не освоил его снизу. Нужно набраться терпения и действовать точнее - календарь есть строение ажурное.
РГ: В книге есть сюжет, в котором вы соотносите события пушкинской жизни в ссылке в Михайловском с церковным календарем. Эта идея уже встречалась у вас в "Протяжении точки" - можно ли рассматривать обе книги как своего рода дилогию на тему "черчение в пространстве и времени"?
Балдин: Нет, пожалуй. "Протяжение точки" - дорожная, подвижная книга. У нее будет свое продолжение, о Гоголе, Толстом и Чехове. "Праздные дни - книга оседлая, "ленивая", созерцательная. В этой книге мне интересна пара Пушкин и Толстой. Пожалуй, Толстой тут важнее. Пушкин - московский "электрон". Он накручивает широкие витки вокруг столичного ядра. Толстой и есть это ядро. Он спрятан, упакован в московском свитке времени. С таким празднующим Толстым мы не слишком знакомы. Между тем весь его роман "Война и мир" распределен по праздникам - очень искусно и, главное, осмысленно. Это сквозная тема книги: роман-календарь Льва Толстого. Нам нужно внимательно смотреть на Толстого, тем более сегодня, когда приближается столетний юбилей его ухода. Важнейшее действие, очередной московский фокус во времени. В этом смысле мы плохо знаем Толстого: он был кудесник, чудодей, великий композитор - если иметь в виду композиции во времени. Мы его плохо видим: плоско, через бумажные очки.
РГ: Вам не кажется, что теме праздников требуется более "праздничное" оформление - не черно-белые графические рисунки, а яркие, цветные иллюстрации?
Балдин: Цветную книгу я уже нарисовал - ту, о пословицах и поговорках. Я рисовал ее семь лет. В новой книге больше рассуждений и отступлений (она, кстати, вышла в философской серии). Картинки в ней есть, но это, скорее, схемы, объясняющие ту или иную "геометрическую" мысль. Поэтому книга черно-белая. Мне хотелось, чтобы в ней были цветные слова.