Мир вступил в новую полосу проблем, когда принятое решение одной страны умножает риски для всех. Саммиту "двадцатки", который открывается через несколько дней в Сеуле, предстоит непростая задача - остановить этот парад национального эгоизма.
Но я бы не стал преувеличивать опасность валютных войн и протекционистских мер. По сравнению с выходом из Великой депрессии 30-х годов прошлого столетия, когда все закончилось Второй мировой войной, сейчас пока хватает ума не впадать в крайности. И, кстати, благодаря тому, что сначала "восьмерка", а потом "двадцатка" приняли ряд важных заявлений и деклараций.
G20, бесспорно, сыграла существенную роль в острой фазе кризиса. Ее рекомендации по меньшей мере не ухудшили ситуацию, а блок решений по финансовому регулированию оказался довольно эффективным. Доказательство тому - отсутствие крупных споров и "непримиримых" позиций у основных игроков глобальной экономики. Да, началась игра на понижение валютных курсов, есть желание поддержать свою экономику, игнорируя проблемы соседа. Но у всего этого есть хороший ограничитель - взаимозависимость стран.
Самый большой конфликт сегодня разгорелся между США и Китаем. Американцы требуют ревальвации юаня, иначе дешевые китайские товары застопорят запуск американского экономического механизма. Китай сопротивляется. Но эти страны - сиамские близнецы. США -должник, Китай - кредитор. И 3 триллиона накопленных валютных запасов китайцам надо куда-то девать.
Получается, они тоже зависят от запуска американской экономической машины, потому что именно в США Китай складирует и инвестирует свои доллары. И эта "связка" не даст перейти опасный рубеж.
В то же время было бы непрофессионально не замечать набирающего оборота национального эгоизма. В США идет существенное ослабление темпов восстановления, что подталкивает страну к новым стимулирующим мерам. Их опасность очевидна на фоне значительного бюджетного и торгового дефицитов, госдолга более 60 процентов ВВП. Падение доллара и неизбежный взлет нефтяных цен могут привести глобальную экономику на грань новой рецессии. Уже одобрен пакет новых стимулирующих мер в Японии - более 30 триллионов йен. Евросоюз пока балансирует, воздерживаясь от явного стимулирования экономики. Оно и понятно, в условиях, когда по многим странам еврозоны бродит "призрак кризиса суверенного долга", главная забота - налогово-бюджетная консолидация и завышенный курс единой валюты. Великобритания, последовательно ужесточая финансовое регулирование, сталкивается с рисками утраты Лондоном лидерских позиций среди международных финансовых центров. В числе кандидатов все чаще упоминаются теперь биржи с азиатской "пропиской". Китай же, напротив, по сути, начал свою exit strategy (стратегию выхода). Народный банк впервые за три года повысил на 0,25 процента ставки по депозитам и кредитам. Цель понятна - сбить перегрев экономики и инфляцию, "сдуть пузырь" на рынках кредитов и недвижимости, сделать главным драйвером роста конечный внутренний спрос.
И валютные войны - это продолжение национальной экономической политики, реагирующей на мировые дисбалансы. Но поскольку в основе лежит глобальная проблема, то национального решения она не имеет. К тому же такие войны лишь запутывают ответ на вопрос о рыночной справедливости курсов. Поэтому необходима общая воздержанность от сознательных девальваций, валютных ограничений. Курсовая политика должна быть максимально прозрачной. Естественно, наиболее уязвимые страны и развивающиеся рынки должны увидеть серьезность намерений, прежде всего, в G8 уменьшать глобальные дисбалансы путем налогово-бюджетных консолидаций и реформ финансовых секторов.
По-видимому, это станет предметом обсуждения в Сеуле. Не исключено, что проблему смягчения последствий чрезмерного движения капитала на развивающиеся рынки саммит не решит, но это будет означать только одно - после Сеула не решать ее будет уже невозможно.
Что касается торговых войн, то от крупных столкновений удалось удержаться. Более того, ВТО повысила прогноз роста международной торговли в этом году до 13,5 процента. Однако "боевые действия" малой интенсивности идут постоянно. Самый свежий пример - намерение США, ЕС и Японии направить в ВТО жалобу на Китай, который на 72 процента урезал экспортные квоты на редкоземельные металлы. Напомним, Китай держит 97 процентов этого мирового рынка. И в 2002 году при вступлении в ВТО взял обязательство не вводить ограничений на экспорт. Наблюдатели видят в этом ответ на давление по поводу ревальвации юаня. Таким образом, торговые и валютные проблемы идут рука об руку. Поэтому все, что помогает разминировать поля валютных войн, одновременно существенно снижает риски "боевых действий" в международной торговле.
Как видим, ситуация, которая сложилась перед предыдущим саммитом G20, серьезно изменилась. Общая боль, что завтра рухнет все и у всех, несколько ослабла. А частные боли у каждого, пожалуй, усилились. Итог - накопление новых рисков. Их как минимум четыре, о чем справедливо говорил в начале октября глава МВФ Доминик Стросс-Кан. Первый - бюджетная неустойчивость и госдолг. В странах с развитой экономикой задолженность с докризисного уровня в среднем 75 процентов ВВП уже дошла до 110 процентов ВВП к 2010 году. Второй риск - оживление без создания рабочих мест. Мировая экономика уже потеряла 30 миллионов занятых, а в ближайшие 10 лет на глобальный рынок труда выйдут еще 450 миллионов человек. Третий риск - вялое и неглубокое реформирование финансового сектора. И, наконец, четвертый риск - "исчезающая приверженность к сотрудничеству".
Способна ли G20 в этих условиях принимать консолидированные решения? Вполне, и она это уже доказала. Многие рекомендации G20 прямо и непосредственно учтены в проводимых реформах финансового регулирования в США, Великобритании, Евросоюза. Другое дело - скорость реализации решений "двадцатки" и механизмы наполнения ими глобальной экономической ткани. Исполнение рекомендаций сильно отстает от скорости экономических процессов. Да и регулятивные реакции постоянно запаздывают. Все это ставит на повестку дня вопросы адекватного инструментального обеспечения деятельности G20 и, может быть, ее содержательного переформатирования. На днях, например, глава Goldman Sachs Global Джим О' Нил, придумавший акроним БРИК, предложил сократить G20 до G9, предоставив Евросоюзу один голос на всех. Другие предлагают расширить "двадцатку" до G27, обеспечив в ней полноправное участие таких международных организаций, как МВФ, Всемирного банка, Организации экономического сотрудничества и развития.
Но в любом случае надо признать, что по пути от общих принципов и правил игры к текущей злобе дня способность к консенсусу уменьшается. В то же время ни у одной страны мира нет возможности развиваться исключительно на внутренних ресурсах. Поэтому только через интернационализацию политических и экономических решений, только через совместные стандарты, разумное поведение банков, правильное резервирование средств крупнейшими международными финансовыми учреждениями мир сможет избежать нового мощного потрясения. И здесь миссия G20 неоспорима. Это прежде всего структурные и институциональные реформы в глобальной экономике. Решать же оперативные конфликты - дело других международных финансовых и экономических организаций. Им нужно давать соответствующие рекомендации. Правда, в валютном блоке таких структур с "дисциплинарными уставами" попросту нет. Но есть повод задуматься: может быть, нужна такая институция, может быть, члены G20 должны взять на себя дополнительные обязательства? Все это надо обсуждать, и не только на саммитах. Но и в самих странах, чем пока мало кто может похвастаться. В России, например, явный дефицит общения власти по поводу позиций G20 и с бизнесом, и с экспертным сообществом, и в целом с "внутриполитическим пространством".
Российская газета: Может ли Россия быть втянута в валютные и торговые войны? И какие позиции мы должны отстаивать на саммите в Сеуле?
Игорь Юргенс: Наши валютная и внешнеторговая политики таковы, что это вряд ли случится. Не за горами и вступление России в ВТО.
Что касается G20, то основная ее линия соответствует российским интересам: бюджетной реформе, снижению дефицита, модернизации финансовой системы, структурным реформам в экономике и социальном секторе. Однако мы обязаны учитывать перспективы создания в России международного и регионального финансовых центров, повышения конкурентоспособности и устойчивости банковской системы. Нам просто необходимо продвигать свои интересы при утверждении новых форматов финансового и банковского регулирования. В интересах России ускорение организации взаимного межстранового макроэкономического мониторинга и выработка решений по смягчению глобальных дисбалансов. Не надо забывать, что мы - развивающийся рынок. И избыточный приток "горячих денег" сопряжен с немалыми рисками для российской экономики. По сути речь идет о "запале" для следующих кризисов.