Поделиться
Здание бывшей Румянцевской библиотеки, знаменитый Дом Пашкова, среди любителей русской литературы знаменит тем, что с его балкона отправились в последнее путешествие вместе с Воландом и его свитой герои культового романа "Мастер и Маргарита". Но, наверное, не все любители знают, что Лев Толстой мечтал этот дом... взор вать. Буквально - динамитом.
Это была, конечно, шутка. Но такая нехорошая, что она едва не рассорила Толстого с выдающимся русским мыслителем Н.Ф. Федоровым, тогда директором Румянцевки. В 80-е годы Толстой занимался здесь, изучая историю декабристов и намереваясь написать о них грандиозный роман, который так и не написал, но из которого отчасти выросла "Война и мир". Толстой подружился с Н.Ф. Федоровым и, хотя не разделял его идеи воскрешения мертвых, записал в своем дневнике: "Николай Федорыч - святой". Сам стиль поведения Н.Ф. Федорова - максимальная простота, почти "нищенство" его жизни, предельный альтруизм и забота об "общем деле" - во многом повлиял на взгляды позднего Толтого с его пафосом отказа от собственности и жизни не для себя, а для других.
Однако Федоров был неистовым поклонником книжной культуры, а Толстой после его "духовного переворота" барскую культуру, в том числе и книжную, отрицал. И вот однажды, придя в Румянцевскую библиотеку и прохаживаясь вдоль шкафов с книгами, он мечтательно произнес в присутствии Федорова: "Эх, динамитцу бы сюда!" Бедный директор пришел в такое негодование, что весь задрожал. Так что есть и определенная ирония истории в том, что торжественный вечер памяти Л.Н. Толстого, посвященный 100-летию смерти, состоялся именно в Доме Пашкова.
Вечер открыл министр культуры Александр Авдеев. В коротком слове он напомнил собравшимся о мировом величии Толстого, привел отзывы о нем выдающихся дея телей литературы, в том числе - знаменитые слова Томаса Манна, что, если бы Толстой остался жить, возможно, не было бы и Первой мировой войны. Мысль красивая, но спорная. Присутствие Толстого не помешало России ввязаться в несчастную Русско-японскую войну, с которой началась череда поражений нашего государства. Толстой не смог остановить начало русской революции, вспыхнувшей в 1905 году. Но, цитируя слова Томаса Манна, Александр Авдеев тем не менее попал в самую точку. Это печально звучит для нас, но Толстой оказывал куда большее влияние на мировое общественное мнение, нежели на свое, родное, национальное. Так происходит и сегодня, когда 100-летие смерти Толстого в Европе отмечается едва ли не более широко, чем в России. Это и понятно. Европе дела нет до конфликта Толстого и православия, а у нас эта тема болит и болит, и к 100-летию смерти Толстого мы ее так и не разрешили.
Все же нельзя было не отметить присутствие в зале проректора Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета священника Георгия Ореханова, автора только что вышедшей фундаментальной книги "Русская Православная церковь и Л.Н. Толстой". Можно спорить с выводами автора, но научная оснастка этого семисотстраничного труда не подлежит ни малейшему сомнению. Собственно, это и есть главный "толстоведческий" труд к 100-летию смерти Толстого.
На вечере памяти звучала классическая музыка, которую так любил Толстой, и проникновенные речи тех, кто сегодня любит Толстого. Выступали критик и литературовед Лев Аннинский, прозаик и историк литературы Алексей Варламов, известный английский писатель, публицист и искусствовед Йен Пирс, а завершающее слово произнес директор музея-усадьбы "Ясная Поляна" Владимир Толстой. Он также зачитал "Слово о Толстом", написанное армянским классиком Грантом Матевосяном ровно десять лет тому назад, когда писатель был еще жив.
В конце торжественного вечера народный артист России Василий Лановой прочитал отрывки из художественных произведений Л.Н. Толстого.