Персональная выставка Андрея Монастырского, подготовленная Московским музеем современного искусства и фондом "Виктория", - первый музейный показ лидера второй волны московских концептуалистов. Это не столько генеральная репетиция перед выступлением на Венецианском биеннале 2011 года, где художник будет представлять Россию (куратором павильона станет Борис Гройс), сколько попытка познакомить с его творчеством широкий круг зрителей в России.
Задача, надо сказать, не слабая. Поскольку Монастырский (это, разумеется, псевдоним, с которым Андрей Сумнин так сросся, что о фамилии вспоминает, наверное, только в паспортном столе) о широкой публике меньше всего пекся. Напротив, эзотерическая "темнота" смысла, отказ не только от зрелищности, но часто и от присутствия зрителей - само собой разумеющиеся стратегии "младших" концептуалистов. По сравнению со "старшими", которые, даже разбирая "по частям" конструкцию картины или вовсе отказавшись от нее, как Илья Кабаков, в пользу альбомов и инсталляций, все же утверждали устами Эрика Булатова и Всеволода Некрасова "Живу - вижу", младшие двинулись гораздо дальше. На выставке можно видеть фотографию 1983 г. "Дышу и слышу". На ней 34-летний Монастырский с хвостиком на затылке, как у буддистского монаха, сидит на снегу и дышит через трубочки в некий ящичек. От ящичка трубочки идут уже к ушам. Короче, никакой визуальности. Взгляд художника обращен внутрь себя. Того же он желает и зрителям.
Монастырский, похоже, вовсе и не ждет от зрителей понимания. Напротив, он ждет непонимания, озадаченности, терпения. Допустим, вы не без опаски заглянете в дуло "Пушки" (старинного "акционного объекта" 1975 года выпуска), нажмете, следуя инструкции, рычажок сбоку и вместо ожидаемой вспышки слышите звонок, вроде тех, что были у старых будильников. Отказ от образа в пользу звука - своего рода самоограничение художника, которое он предлагает разделить и зрителю. Вместо слова - звонок. Вместо языка - ритм звонков и пауз. На стене крупными буквами объяснение, что эстетическая практика для Монастырского является экзистенциальной.
Впрочем, у текстов Монастырского есть замечательное свойство - перед ними каждый в какой-то момент имеет шанс почувствовать себя гоголевским Петрушкой, который, читая, складывал буквы в слова, но не понимал ни слова. Текст у Монастырского, кстати, филолога по образованию, вроде темного жерла самодельной "Пушки". Это и описание акции ("след" ее), и объяснение ее, и своего рода загадка, смысл которой в переживании процесса разгадывания. Поэтому критик, который всегда рад расставить точки над "i", предложить свою версию прочтения или комментарий, с точки зрения художника, наверное, оказывает медвежью услугу. Он выступает в роли спойлера, рассказывающего сюжет фильма заранее, или человека, который во время игры в прятки радостно сообщает водящему, кто где спрятался.
Образ детской игры в прятки - ключ к пониманию концептуального искусства, который предложил Музей современного искусства в Чикаго, сделавший одноименную выставку в этом году. Впрочем, "прятки" от Монастырского скорее ближе игре в "казаки-разбойники". Стрелки, прямые указания разбросаны тут и там. Но главное не они, а сюжет блужданий между ними. Причем эти блуждания тем интереснее, чем больше людей в нем задействовано. Знаменитые акции группы "Коллективные действия" (видео и карты акций - в отдельном зале) предполагали множество участников, их общение и размышления. Сдается, что выставка на Гоголевском предусматривает коллективный просмотр.
По крайней мере инсталляцию "Гёте", каюсь, мы обнаружили после бурных обсуждений со смотрительницами залов, студентами РГГУ, пришедшими на занятие, их преподавателем, а также знакомым арт-критиком. Арт-критик предположил, что "Гёте" находится за проектом "Фонтан" (одним из самых понятных, отсылающим к ВДНХ и советской эпохе). Но в указанном им зале находилась "Тень зайца, или 100 лет Брентано". Другой коллега предположил, что содержание инсталляции - отсутствие Гёте. Наконец, юная студентка Галя мудро указала на кнопочку звонка, в который мы все звонили, поднявшись по лестнице, и тут же забыли об этом. "Там же надпись "Нажмите кнопку" по-немецки", - сказала она. Нажимают кнопку приходящие зрители, а слышат - те, кто в зале.
Как всегда, разрыв, "пауза", нарушение коммуникации у Монастырского и есть главный способ общения со зрителем. И, разумеется, с Гёте и немецкими романтиками. Получается, что именно их московские концептуалисты хотят видеть своими предшественниками.