В питерском ТЮЗе Адольф Шапиро репетирует "Короля Лира"

День премьеры еще не назначен, а театральный Петербург уже переполнен будоражащими воображение подробностями.

Говорят о необычных для нашего театра декорациях. Об интригующем выборе исполнителя на главную роль - Лира призван сыграть Сергей Дрейден. А также о том, что ставить так долго, как делает это в ТЮЗе Шапиро, "совершенно немыслимо". Сам Адольф Яковлевич о своей новой (после долгого перерыва) постановке в городе на Неве предпочитает не распространяться. И потому на мое: "Почему "Король Лир?", поначалу был краток: "На этот вопрос должен отвечать спектакль. Если бы я сам мог ответить, то и не ставил бы его".

Российская газета: Но что-то ведь подтолкнуло вас к этому в конце первого десятилетия ХХI века - какое-то внешнее событие или внутреннее состояние?

Адольф Шапиро: "Подталкивает" всегда и то, и другое, и часто еще что-то, что становится понятным уже во время репетиций. Прежде я почти не занимался Шекспиром. Поставил только одну пьесу - "Ромео и Джульетта". Это было в Риге, в другое время и в другой стране. Мои любимые драматурги Чехов и Брехт - очень несхожие по своей эстетике, восприятию мира. И по отношению к залу. Но, занимаясь Брехтом, иначе потом смотришь на Чехова. И наоборот. Возможно, мое нынешнее увлечение Шекспиром продиктовано желанием приобрести новый опыт. Всегда боишься повтора в работе. Для того чтобы не слишком быстро стареть, нужно заниматься новыми для себя вещами.

РГ: Для вас важно, где и с кем именно ставить спектакль?

Шапиро: Решению ставить "Лира" я обязан Сергею Дрейдену. Очень высоко ценю этого актера. Пригласил его к сотрудничеству давно. Мы встретились в работе над "Лесом" Островского в БДТ, а сейчас он ездит из Петербурга играть в моих московских спектаклях - "Вишневом саде" (МХТ) и "451 по Фаренгейту" (театр А. Калягина Et cetera). Мне хотелось заняться Шекспиром. Думал о "Буре". Но однажды, в перерыве репетиции, взглянул на Дрейдена, сидевшего в отдалении о чем-то задумавшись. И подумал - Лир! Спустя время озвучил эту идею. Она таит в себе ровно столько риска, сколько необходимо, чтобы нарушить будничный ритм театра. Я впервые ставлю в питерском ТЮЗе, и должен был предложить актерам и молодым зрителям текст неординарный, художественный, зовущий к осмыслению тем, которыми и должно заниматься искусство - любовь, смерть, вера.

РГ: А кто будет играть младшую дочь Лира Корделию?

Шапиро: Корделию будет играть новая актриса театра Алена Бондарчук. Кроме того, я привлек к спектаклю петербургский ансамбль Billy's Bend. Руководитель ансамбля Билли Новик выступит еще и в роли шута.

РГ: На ваш взгляд, нынешнее поколение артистов сильно отличается от того, с которым вы работали в 1970 - 1980-х годах?

Шапиро: Пожалуй, отличается. Возрос, если так можно сказать, средний уровень. Они лучше оснащены технически. В то же время меньше ярких личностей. Актеров больше, а артистов меньше. Как ни странно, десятилетия идеологического террора, в которых росло мое поколение, способствовали выработке собственного отношения к кардинальным вопросам быта и бытия. Это происходило как с театрами, так и с актерами. Одни угодничали и раболепствовали, зато другие обретали характер, самостоятельность мышления. Сейчас, когда нас пичкают коктейлем из криминала и попсы, изготовленным нефтебаронами, многие актеры (и не только они) дезориентированы в пространстве жизни. Мы смахиваем на кентавров, у которых голова в одной эпохе, а туловище в другой. У нас форма существования артиста в театре сейчас более уродливая, чем на Западе. Там строгое разделение. Больше честности, что ли. Если артист снимается там во всякой дурноте или учит по телевизору, как варить креветки, он не говорит о Станиславском. А если подписывает контракт с театром на участие в чеховской постановке, то целиком отдает и себя, и свое время театру. В равной степени это касается и режиссеров. Их, может быть, прежде всего.

РГ: Трудно вообще руководить актерами?

Шапиро: Сложней всего руководить самим собой. А артисты... Они капризны, эмоциональны, эгоцентричны, но прекрасны! С ними не соскучишься. Среди них почти нет людей, равнодушных к своему делу. Когда они увлечены, то могут подняться до таких высот, такой жертвенности, что другим и не снится.

РГ: Как вы определяете для себя, какую пьесу ставить и где именно?

Шапиро: Иногда выбор можно объяснить, сформулировать, порой - интуитивные предощущения, что может быть интересно сегодня и сейчас тебе и театру. Например, после "Короля Лира" буду ставить пьесу Тома Стоппарда "Рок-н-ролл" про чешские события 1968 года и их последствия. В немалой степени меня увлекло желание прославленного автора вместе работать над вариантом текста для русского зрителя. Мне интересно сотрудничать с ним, а московский РАМТ, рискнувший поставить "Берег утопии", как раз хорошее место для этого дела. Другой пример. Римас Туминас пригласил поставить в его театре то, что мне хочется. Посмотрев последние работы театра, остановил выбор на Пиранделло. Я занимался им за рубежом, давно мечтал поставить по-русски, но к окончательному решению меня подвинули впечатления от спектаклей, творческое состояние труппы театра им. Вахтангова.

РГ: Вы предпочитаете в основном классику, не так ли?

Шапиро: Я очень хотел поставить спектакль о современности. Перечитал много пьес в поисках текста, близкого мне по ощущению и актуального по содержанию. Виноват, таким оказался фантастический роман Брэдбери "451 по Фаренгейту". А вообще я считаю, что открывать и ставить новых драматургов должны молодые режиссеры. Они острее чувствуют ритм, язык, музыку, чувства своего поколения. И это как-то естественно.

РГ: Более тридцати лет вы возглавляли рижский ТЮЗ, ставший одним из лучших театров СССР. В начале 1990-х его закрыли. С тех пор у вас нет своей труппы. Вам нравится быть независимым режиссером?

Шапиро: Когда мой театр в Риге уничтожили, я получил много соблазнительных и лестных для самолюбия предложений. Но первые годы не был готов к созданию нового театра. В лихие девяностые передо мной встал вопрос: надо ли вовлечься в борьбу за создание своего коллектива или лучше ставить спектакли? Я не согласен с теми, кто считает, что жизнь - это борьба. Нет, это познание, созерцание, творчество, постижение себя и мира. Борьба зачастую ломает человека. Увлекшись ею, можно так потерять себя, что потом и не вспомнишь, за что боролся. Короче, я решил так, как решил. И таким образом, прожил две режиссерские жизни - одну со своим театром, другую - вечным гостем. В каждой есть свои преимущества, но, положа руку на сердце, скажу - никакие победы, успехи, награды - ничто не может заменить свой театр.