200 листов графики из 570, составляющих собрание французского рисунка конца XIX - XX веков в ГМИИ им. А.С. Пушкина, можно увидеть на Волхонке до середины января. Выставка стала финальной точкой Года России-Франции и открытием "Декабрьских вечеров Святослава Рихтера".
Эта часть музейной коллекции ГМИИ - одна из лучших в Европе (прежде всего благодаря приобретениям русских купцов - братьев Щукиных и Морозовых, Рябушинских, которые стали ее основой, а также дарам Лидии Делекторской, Иды Шагал, Нади Леже и Жоржа Бокье). Но в таком объеме она показывается в России впервые.
На выставке можно увидеть даже карандашные рисунки 1915-1917 годов, которые делал Леже в разрушенном боями и бомбежками Вердене. Ему, поклоннику кубизма, наверное, и в страшном сне не могло привидеться, что для создания кубистического пейзажа может быть достаточно репортажной по духу зарисовки с натуры. Рядом - автопортрет 1922 года, беспощадно честный и без намека на авангардные поиски. Любопытно, что в поздних работах 1950-х годов "Акробаты с велосипедом" и серии "Город" Леже словно возвращается к мотивам городской жизни начала ХХ века, пропущенным в юности. Добродушный силач-штангист, удивляющий уличных зевак, благодаря полосатому трико похож на тигра из цирка. Акробаты, застыв в сложносочиненной гимнастической композиции, словно позируют уличному фотографу. В их позах - надежность, устойчивость, но фигуры странным образом хранят память о детской неуклюжести. Мир этих силачей словно отсылает к ясности детства. Этих героев вряд ли можно было увидеть на улицах Парижа середины 1950-х. Но зато схожих персонажей можно увидеть на полотнах Пикассо - раннего, конечно. Так что в Белом зале ГМИИ им. А.С. Пушкина они рифмуются - нежные фигуры "Комедиантов" с эскиза Пикассо 1905 года и плотно скомпонованные, очерченные широкой кистью с тушью "Акробаты..." Леже.
В сущности, вся эта выставка - попытка воссоздать атмосферу французской художественной жизни рубежа эпох и первой половины ХХ века. Эта задача (которая ближе поэзии, чем ученым штудиям) может показаться безнадежной, но, как ни странно, именно летучая стремительность рисунка позволяет ощутить смену настроений, стилей, словом, дыхание и движение времени. Рядом с рисунками Дега - замечательная пастель его друга Франсуа Гиге ("Виолончелист", 1899). Неподалеку от сумрачных "Брюггских кружевниц" Шарля Мильсандо (1900), где выписана каждая деталь интерьера, - строгие "Бретонки" Люсьена Симона (1898). Эту акварель Симона для княгини Тенишевой покупал Александр Бенуа. Неподалеку от портретов Анатоля Франса от Стейнлена (1900) - легчайшая кубистическая композиция Анри Лоранса 1920 года.
Париж того времени (вплоть до конца Второй мировой) оставался безусловной художественной столицей мира. Художники стремились сюда со всего мира: из Италии, как Модильяни, из Испании, как Пикассо, с окраин Российской империи, как Шагал, Сутин, Цадкин... Что притягивало их? Ведь не парижские школы и академии - большинство учились там недолго. Прагматики скажут: салоны, обилие галерей и торговцев искусством, которые давали шанс прожить. Романтики скажут: Лувр и вольница богемной жизни. Как бы то ни было, но эти художники, жившие частенько впроголодь, любившие искусство больше жизни и уж точно больше комфорта, добавили Франции свою долю славы под именем Парижской школы.