Те, кто не имели возможности отправиться в экзотические теплые страны на Новый год, могли совершить свое "Путешествие в Азию" в галерее "Проун" на Винзаводе. Причем одновременно оно становилось и путешествием во времени. Выставка объединила живопись и литографии Павла Кузнецова, одного из организаторов символистской выставки "Голубая роза" в 1907-м, фотографии Александра Хлебникова, снимавшего в этнографических экспедициях в Среднюю Азию в 1931-1932 годах, и старинные восточные одежды из собрания Таира Таирова.
Прелесть сближения столь "несовместных" вещей не только в эффекте контраста, но и в том, что возникает объемный образ Востока, позволяющий увидеть его совершенно с разных позиций. Старинные орнаменты вышивки, рисунки набивки ткани, крой традиционной одежды, несущей память о магических оберегах, - уходящая, если не ушедшая натура даже для коренных жителей Азии. Эти вещи воплощают ностальгию по традиционному укладу, красоте упорядоченной жизни, где у каждой вещи и человека было свое неизменное место и предназначение. Они - остатки оазиса, занесенного песками времени. Совсем иной взгляд подразумевает съемка Александра Хлебникова. Горячие камни древних дворцов и повседневная уличная жизнь восточного города для исследователя, участника этнографической экспедиции - объект точной фиксации. Для фотографа-европейца это чужой мир, необходимость изучения которого напрямую связана с неизбежностью его разрушения наступающим модернистским проектом. Собственно, этнографы и фотографы, как правило, последние свидетели вторжения и прощального вздоха традиционной жизни.
То ли дело художник, особенно такой художник, как Павел Кузнецов. Похоже, что для него мир Востока связан не с прошлым, а с самыми основами бытия человека. В его работе "Устройство кошары" (1912) создание жилища похоже на постройку модели мироздания. Просвечивающий купол кочевого жилья словно проекция небесного свода. Человек в степи оказывается между твердью земной и небесной. Отсюда эпическая плавность линий, монументальность фигур, спокойная приглушенность красок.
Кажется, что между Павлом Кузнецовым периода "Голубой розы" и им же времен путешествий в киргизские степи и узбекские города - пропасть. Вместо изысканных символистских сюжетов лаконизм природной жизни, вместо утонченности - увлечение примитивом. Вместо интимной лирической ноты - мощь эпоса. Он шел тем же путем, вслед за Гогеном, что и Сарьян. Но в его работах нет ни огненной страсти красок Сарьяна, ни декоративности и южной неги Гогена. Его любимое время суток - вечер и прохладные сумерки, с синими тенями и узким серпом месяца в небе. Кажется, он сохранил "голуборозовскую" привязанность к голубой и синей краскам, для него они остаются вестниками иной, неземной красы. На полотне "Восточный город. Бухара" (1915-1916) во дворике бродят синие павлины, текучи и плавны линии отдыхающей женской фигуры. Голубка в центре темперы "Киргизки с голубями" белого цвета, но женщина, сидящая рядом, - в синем платье.
Трудно не заметить, что условность пространства и фигур "восточных" картин Кузнецова часто отсылает к символике и опыту икон. Среди чу'дных литографий можно увидеть вертикаль горной реки и всадника на ослике, фигуру женщины с ягненком на руках, пейзаж восточного, почти библейского города. Эфрос, конечно, прав, написав, что путь русского художника на Восток шел через Париж, но очевидно, что для Кузнецова, выросшего в семье иконописца, этот путь лежал и через русскую икону.
Собственно, органический сплав традиций - византийской, новоевропейской, среднеазиатской - и делает работы Павла Кузнецова столь завораживающими. Понимаешь, насколько прав был Маковский, который написал когда-то о нем: "...Я положительно не знаю художника - более поэта. ... Его поэзии нет ни у Мусатова, ни у Дени". Но для поэта нет мертвых традиций. Под его кистью оживает все, что казалось канувшим в Лету.