Книги Арсения Аркадьевича Голенищева-Кутузова стали раритетами

Там, где-то в вышине,
         под кровлей, луч лампады
Из тесной комнатки,
         сквозь тусклое стекло
Как пламень маяка
         над бурей злого моря,
Как чистый взор любви
         сквозь тьму земного горя,
Мне светит...

Арсений Голенищев-Кутузов, из стихотворения "Лампада", 1870-е годы

 

Из сумерек библиотечных стеллажей хранитель вынесла старый том и бережно опустила передо мной на стол. Еще не открывая книги, а лишь коснувшись темно-синего переплета, я вдруг испытал странное волнение: будто перед мной не картонная обложка, а родная дверь, к которой я, мальчишка, запыхавшись, приник после целого дня беготни во дворе. И вот так, приникнув разгоряченным лбом к прохладному коленкору, нетерпеливо жду, когда мне откроют. Не открывают, не слышат. Тогда я сам толкаю двери...

Так было со мной минувшим летом, когда в музее А.С. Пушкина на Пречистенке я впервые встретился с "Сочинениями графа А. Голенищева-Кутузова", изданными в 1894 году. Книга, оставшаяся на белом свете в считаных экземплярах, открылась мне на двадцать первой странице. Бросились в глаза строки: "Случайно встретились с тобой мы на мгновенье..."

Любая старая книга в России - это история чудесного спасения. Только поведать об этой истории часто уже некому. Книгу могли сжечь, утопить, втоптать в грязь, раздергать на курево... Но кто-то не дал этого сделать, кто-то, быть может, мерз и голодал, а книгу сохранил. И вот - она у нас в руках - как бабочка, прилетевшая к нам из ХIХ века.

...Тут же, на книжном развороте, лежала крохотная сухая ромашка. Боясь дышать, не то что прикоснуться, я смотрел на нее. Она испуганно взглянула на меня. Так, должно быть, взглянула бы на незнакомца та барышня, что век назад бродила с этой книгой по дальним аллеям парка. Как ее звали - Анна... Аня... Аннет?..

Мы знаем о ней лишь то, что, когда ее звали к обеду, она срывала цветы, чтобы как закладки вложить их в заветный том.

"Однажды я в то лето // Онегина читал ей вслух, и чтенье это // нас к спору привело..."

Я стал листать книгу дальше и увидел лепесток тюльпана, им были заложены вот эти строки:

Какая ночь! Редеют облака,
То здесь, то там звезда
                                   блеснет умильно
И скроется... Тиха и глубока
Нисходит тень...

Плотные страницы, по фактуре подобные накрахмаленной скатерти, листались неохотно. Чуть видимым облачком в воздух поднималась не то пыль, не то цветочная пыльца. У меня было ощущение, что я потревожил... нет, не ценный гербарий, но какую-то затаившуюся жизнь, законов протекания которой мы не знаем, а потому нам остается лишь вздыхать над ней. Вздыхать, силясь хоть на мгновенье представить себе ту эпоху, осколком которой осталась нам эта книга.

Я помню счастье вешних дней,
Когда красу души твоей
Душой усталой от страстей
Я вдруг постиг
И кроткий свет твоих лучей
В меня проник...

За обликом этой книги, любовно переплетенной, угадывался дом, где она жила, дубовая резная библиотека, где не одно поколение коротало ненастные дни и долгие зимние вечера.

Младший современник поэта искусствовед Николай Врангель (я рассказывал о нем в выпуске от 30 сентября) писал в начале ХХ века: "В прежних предметах, как и в людях, есть своя магическая сила и своя, особая, непреодолимая красота. Вот почему таким добрым и ласковым эхом нежат нас старые картины, прежняя музыка, старинные дома..." И старые книги, добавлю я.

А вот на этой странице лежал еще один сухой цветок. Анютины глазки.

...И в тех садах,
сквозь мрак их сонный,
На тот приют уединенный,
Где, грусть разлуки затая,
Родное сердце ждет меня.

Родные поэту сердца и сейчас, я уверен, есть на свете, но давно стали раритетами книги Голенищева-Кутузова, а новых не издавали вот уже сто лет. Отчего же именно в русской литературе таится так много достойнейших имен, пропавших с читательского горизонта внезапно и необъяснимо? Почему при каждой смене вех из национальной памяти вычеркиваются сотни и тысячи людей, своим творчеством и судьбой послуживших Отечеству? Не так ли зараженный вирусом компьютер стирает один файл за другим...

Вот были у поэта: книги, читатели, звание академика, громкая, осененная славой предков фамилия, но тут происходит революция - и все исчезает. Потомкам остается лишь слабое веяние имени, на которое откликнется лишь человек с хорошей филологической эрудицией: да, был такой...

Я говорю об Арсении Аркадьевиче Голенищеве-Кутузове. Давайте еще вернемся к его поэзии и судьбе.

 

Написать автору вы можете по адресу: dmitri.shevarov@yandex.ru