Поделиться
"Мистрас" - слово польское, оно означает посвященного, мастера тайных наук. Так литовский драматург Мариус Ивашкявичюс назвал свою пьесу о последних годах жизни Адама Мицкевича в Париже, написанную для Римаса Туминаса и его вильнюсского Малого театра. Этим спектаклем открылась программа "Новая пьеса" в рамках фестиваля "Золотая маска" в Москве.
Драматург на этот раз тоже откопал один из самых диковинных и малоизвестных сюжетов польско-литовской истории. Вынужденный царским правительством к эмиграции, в 1832 году Адам Мицкевич поселяется в Париже со своей женой Целиной, дочерью выдающейся польской пианистки Марии Шимановской, в которую сам был сильно влюблен. За 14 лет до своей смерти он встречает Анждея Товянского, проповедника польского мессианства, и становится его страстным адептом. Под влиянием этих идей он основывает польский легион, с которым мечтает победить Россию. Мариус Ивашкявичюс вместе с Римасом Туминасом уже второй раз пускаются в увлекательные исторические путешествия и обретают новые пространства для исследований литовской идентичности. Сначала они придумали "Мадагаскар" - историю одной идеи, возникшей в 20-е годы: создать резервную Литву для спасения от монстров-соседей, грозивших самому физическому существованию нации.
Адам Мицкевич (Йокубас Барейкис) появляется в спектакле сначала в виде памятника. Безумец, пророк, мелкий бес, рядящийся то в литовский национальный костюм, то в треуголку Наполеона, - встречает его у постамента Анджей Товянский (Ромунас Циценас). Назвавший себя мессией, спасителем, он одержим идеей освобождения и преображения Польши. Он, Жорж Санд (Илона Квиткуте),Фредерик Шопен (Мантас Вайтикунас), Бальзак (Андрюс Бружас), изобретатель социализма Пьер Леру (Леонардас Победоносцевас), картавящий, как Ленин, первая американская феминистка Маргерет Фуллер (Вайда Бутите), гувернантка и товианка Ксавера (Валда Вичкуте), а так же три литовский крестьянина в народных одеждах - все они предстают у Туминаса персонажами гротескными, пародийными, точно вышедшими из замшелого, подернутого патиной театра. Массивный и мрачновато-мраморный фрагмент барочной стены с двумя колоннами-постаментами - вот они, декорации, в которых потерянно бродят персонажи европейской истории, примеривая на себе ее жесты и костюмы (Адомас Яцовскис).
Где-то здесь и находится главный нерв спектакля. Это не столько история о затерянной среди больших народов маленькой Литве. Хотя один из самых смешных фрагментов - как раз об этом: у Мицкевича и Шопена посетители салона Санд выясняют, кто они - литовцы или поляки? "Ну, по паспорту мы все - русские", - отвечают они.
В финале Мицкевич вновь водружается на постамент, пока его кумир самозабвенно читает "Дзяды". И заглушая все звучит музыка Шопена. Как единственное, что не подвержено безумию идеологий?