09.03.2011 00:07
    Поделиться

    Марк Захаров: Применительно к "Ленкому" затевать какую-то большую реформацию я бы не хотел

    Готовится премьера - Марк Захаров репетирует Ибсена

    В "Ленкоме" Марк Захаров ставит "Пера Гюнта". Главную роль в этой монументальной драматической поэме, за одно лето в новом переводе приведенной к сценическому варианту самим Марком Анатольевичем, сыграет Антон Шагин. Уже блеснувший в образе Лопахина в ленкомовском "Вишневом саде" и в роли Мэлса в "Стилягах" Валерия Тодоровского. Увидеть, как он справится с ибсеновской драматургией, можно будет уже 25 марта. А до премьеры режиссер, художественный руководитель "Ленкома" Марк Захаров согласился рассказать "Российской газете", как сегодня появилась норвежская драма на его московской сцене. О чем мечтал Михаил Чехов. И - насколько процентов судьба не только Пера Гюнта, но и вообще любого человека зависит от того, кого однажды он решит выбрать себе в жены...

    Российская газета: Марк Анатольевич, как давно появился Пер Гюнт в Вашей жизни? Почему однажды вы отложили Сорокина и обратили свое внимание сначала на Чехова, а потом на Ибсена? Это было выношенное постановочное решение или спонтанное?

    Марк Захаров: К сожалению, у меня все происходит, в общем, спонтанно. Сегодня в обилии тех информационных потоков, которые на нас обрушиваются, придумать принципиально новый театральный проект сложно. Поскольку главный мучающий вопрос: как в них - информационных потоках - не утонуть? Необходимо было сочинить какой-то повод, чтобы, как я объясняю молодым артистам, можно было посягнуть на два с половиной часа чужой жизни. Ведь наша жизнь, увы, складывается не только из лет, а еще и из месяцев, недель, часов и более мелких единиц времени. И чтобы иметь право сказать: отдайте кусочек вашей жизни, допустим Перу Гюнту, нужна определенная смелость и убежденность.

    У меня ее, кстати, не хватило, когда я преподавал в театральном институте. Я понимал, что, указывая пальцем на человека и предрекая ему: "Вы будете прекрасной актрисой", - я влезаю в некую неизвестную сферу, в которую вообще лучше не вторгаться. Особенно по линии режиссуры - там также ничего невозможно угадать, как, предположим, нельзя предсказать на медицинской комиссии, когда приходит абитуриент, может он быть врачом или нет. Это гадание на кофейной гуще, мобилизация интуиции, но интуиции иногда и не хватает. Хотя все-таки у актеров можно как-то проверить энергию, обаяние, заразительность и прочее, столь необходимое на сцене...

    РГ: А вы с первого взгляда видите: содрана у актера кожа, голые там нервы, или еще придется работать и работать над собой?

    Захаров: Мне кажется, что я вижу многое, но я понимаю, что могу и ошибаться. А потом молодой человек за годы обучения в театральном вузе так меняется - совершенно непредсказуемо. Во-первых, он вырастает физически, становится больше. Во-вторых, я не могу об этом, конечно, серьезно говорить, но очень важно, кто рядом, кого он полюбил, или кого полюбила женщина, кто кого выбрал себе в жены или в подруги - мужчина от этого зависит.

    РГ: На сколько процентов?

    Захаров: Не меньше, чем на пятьдесят. Недаром раньше наши офицеры устраивали собрания: может ли военный взять эту барышню себе в жены, достойна ли она? С наших современных позиций - это полная ерунда. На самом деле, какая-то доля истины, пусть и небольшой, в этом есть. Я по актерским семьям это наблюдал.

    РГ: Чем кормят, что говорят, чего требуют?..

    Захаров: Самый лучший вариант - когда жена немножко старше мужа. Как Зоя Богуславская была старше Андрея Вознесенского. Она ведь очень многое дала ему. Если бы у него была бы просто какая-нибудь эффектная девушка с подиума...

    РГ: Возможно, он такую бы эротическую лирику сочинял...

    Захаров: Может, парочку подобных стихов он бы нам и подарил, но столь ослепительной длинной дистанции могло бы и не получиться. Но мы куда-то в сторону уклонились... Если возвращаться к вопросу: да, мне кажется, я что-то могу угадать. И я понимаю, что один раз я должен помочь человеку, - просто обязан. Вплоть до передачи не только высоких образцов нашей внутренней техники, начатой еще Станиславским, но и в отношении ежедневного ремесла, чтобы человек был вооружен, или, как теперь говорят, упакован. Я вспоминаю, как однажды один умный человек заявил: вы один раз сделайте меня талантливым, а дальше я сам попробую. В нашей профессии это справедливо. Хотя могут быть всякие ошибки.

    РГ: Можно предварительно узнать, новый спектакль будет ибсеновским "Пером Гюнтом", или вашим личным, персональным? Как близка сегодня в театре привязка к автору? И насколько велик соблазн ставить лишь "по мотивам" классиков?

    Захаров: С каждым годом мы все дальше и дальше уходим от того, что режиссер говорит: я буду ставить очень хорошую пьесу, я предлагаю "Гамлета". Если у него актеры просто разучат "Гамлета" по ролям, или Чехова, или еще кого-нибудь, вряд ли это произведет впечатление. Нужна какая-то талантливая деформация, но именно талантливая. Победителей не судят. Если эта деформация не связана с некоторой режиссерской одаренностью, тогда получается насилие над классикой и над хорошей пьесой.

    РГ: У вас там будет все по любви?

    Захаров: Надеюсь. Во всяком случае, в спектакле будет то, что мне хочется сказать. Я долго с этим материалом возился. Много потерял и времени, и нервов. Так было и с "Днем опричника" Сорокина, я отложил тот проект, хотя он понравился автору, и пьеса вроде бы получилась с некоторыми достоинствами, а выбрал я тогда "Вишневый сад". Памятуя о том, что Чехов хорошо знал театральную обстановку и понимал, что женщинам надо давать играть роли. Поэтому у него много женских ролей. Ведь проблема женских ролей - очень острая проблема в театре.

    РГ: Мужчины потерпят - важнее атмосфера в коллективе?

    Захаров: Да, несколько женщин должны играть хорошо и много. Поэтому выбор был сделан в пользу "Вишневого сада". Что касается "Пера Гюнта" - невозможно сейчас разучить и поставить такую огромную пьесу совершенно не сценического объема. Это и МХАТу не удалось в 1912 году, хотя, по-моему, что-то они там перекраивали... Можно назвать, что у нас это будет вольный перевод и некая собственная сценическая версия. Я осуществляю постановку вместе с молодым балетмейстером Олегом Глушковым. Он считается балетмейстером, но на самом деле у меня подозрение, что у него хорошие режиссерские мозги. Я видел его студенческие работы в ГИТИСе. Сейчас он первый раз выходит на сцену как режиссер, помимо того, что он ставит основную хореографию спектакля.

    РГ: То есть дело от застольного периода уже перешло к хореографии?

    Захаров: Более того, поскольку Станиславского нет рядом, могу вам сказать, что я застольный период не то что бы обычно игнорирую... Понимаете, если человек сидит на жердочке, скажем в СИЗО, у него биологически так складывается, что весь организм в особом режиме пребывает. А если он тот же самый текст будет говорить, развалившись дома у камина в роскошном кресле, - процесс получится совершенно иной. Поэтому для меня крайне важно: стоя, сидя, на ходу или как... И потому у меня получается только "полузастольный" период, как я сам над ним иронизирую, поскольку он недолгий: сразу текст, и сразу - приблизительные мизансцены. Я рассказываю, как я примерно себе представляю. Ни в коем случае не настаивая на том, что это все - золотом по мрамору, и будет только так. Я прошу понимать и стараюсь убедить, что режиссер - это не Карабас Барабас, который дергает за ниточки и рисует на чистом листе бумаге все, что надо сыграть. И что репетиции - это взаимный процесс, и самое прекрасное, когда начинается актерская импровизация. Причем в том режиме, о котором мечтал Михаил Чехов: пойди туда - не знаю куда, принеси то - не знаю что. То есть сделай не то, что ты умеешь, что ты делал и уже видел, а сотвори, что еще может твой организм сделать нового, правдивого, удивительного и вместе с тем очень достоверного. А поскольку ученые выяснили, что у нас существуют огромные неиспользованные запасы мозговых клеток и вообще так много ресурсов, о которых мы и не подозреваем, я уповаю вот на эти неиспользованные ресурсы актерского организма.

    РГ: Вы можете позволить себе не вникать, сколько сейчас стоит поставить "Пера Гюнта"? Это вопрос к дирекции, или вы также вынуждены держать где-то в незадействованных клетках мозга экономические подтексты?

    Захаров: Я не могу точно сказать, сколько стоит спектакль. Хотя там никаких сверхъестественных вещей и особо дорогостоящих эффектов не будет. Сейчас наступило время некоторой самодисциплины со стороны режиссера. Тот период безмятежного кинематографа, в котором я пребывал, когда снимал фильмы "Обыкновенное чудо", "Тот самый Мюнхгаузен", прошел. Я тогда не считал пленку, мне это не нужно было, поскольку это был не "Кодак", а казанская фабрика. А сейчас я понимаю, что ресурсы у театра ограниченные и что над нами висит постоянная угроза "ужатия" по линии финансов. Которое, кстати, после смены городского руководства уже произошло.

    РГ: Это уже ощутимо?

    Захаров: Но жить еще можно. Еще не смертельно.

    РГ: Вернуться к идее контрактного театра в новых условиях есть смысл? Это не провокационный вопрос.

    Захаров: Насчет контрактной системы говорил и Дмитрий Анатольевич Медведев на встрече, происходившей у него в резиденции. Там собрались представители и региональных театров, и московских, правда, не всех - компания была не всеобъемлющая. И президент говорил, что, конечно, правовые отношения в театрах должны пересматриваться. Я сказал, что, например, в нашем театре Леонид Сергеевич Броневой будет играть столько, сколько он может и должен. Но, допустим, некоторые актрисы, которые в свое время замечательно играли Джульетту, когда им исполняется 90 лет, могут быть очень бережно переведены на пенсию с гарантией дополнительной финансовой заботы от театра, которую пока мы можем иногда проявлять, правда, в небольших размерах.

    РГ: На спонсоров рассчитывать приходится? В связи с последними городскими правительственными перестановками вы их не потеряли?

    Захаров: Спонсоры у нас появляются, как правило, фрагментарно. Но сейчас у нас есть более длительный контакт с одной коммерческой структурой, которая занимается театром и готова вместе с ним рисковать. Так же, как у Сергея Женовача есть, не знаю, как правильнее сказать, спонсор ли или, скорее, меценат, который вместе с ним рискует и берется тратить деньги на его фантазии.

    РГ: А вы бы с легким сердцем перевели театр на контракт, или в наших театральных реалиях это больше все-таки игра слов? Ведь даже в тех коллективах, где контрактная система введена, успешный театр - это прежде всего семья и та система взаимоотношений, которая никакими юридическими бумагами не корректируется.

    Захаров: На самом деле мы не другая планета. Рядом с нами Польша, Чехия, есть более развитые страны - Англия, где существуют и сложившиеся труппы, и коллективы антрепризного характера. Есть, откуда черпать организационные идеи и брать примеры. Но конкретно применительно к "Ленкому" сейчас затевать какую-то большую реформацию, если честно, я вам скажу со всей искренностью, на которую я способен, я бы не хотел. Потому что это стоит очень больших нервов - и моих, и главным образом тех людей, которые будут в какой-то степени страдать от реформации. А поскольку не я придумал эту реформу, то мне хочется ее немножко отдалить во времени, чуть-чуть от нее отодвинуться. Когда в незапамятное время я был назначен главным режиссером Театра имени Ленинского комсомола, тогда он так назывался, я понимал, что необходимо начинать с того, что надо от кого-то избавиться. И я, помню, вызвал одну актрису...

    РГ: ...до сих пор помните?

    Захаров: Да, и до сих помню ее глаза, которые постепенно наполнялись слезами... Она была примерно в возрасте моей матери. И я подумал: какое я право собачье имею сейчас вообще как-то вмешиваться в жизнь этой женщины... И на этом мои реформаторские потуги закончились. Я выгнал несколько человек из театра, только тех, кто нарушал дисциплину, не мог отрегулировать свои отношения с алкоголем и вовремя явиться на работу в надлежащем виде. Это да, было, а так, чтобы сказать: знаете, вы мне не подходите...

    РГ: Или: я вас не вижу в роли...

    Захаров: Вот это я сам, как бывший актер и человек из актерской семьи, считаю достаточно унизительной феодально-старомодной манерой, которой в наших условиях быть не может.

    РГ: Мне тоже кажется, что в нашем театре это не приживется.

    Захаров: Предположим, в Варшаве не сложилась у человека жизнь, он уехал в Краков, Лодзь или любой другой город, и там замечательно живет и работает. У наших артистов такой возможности перебраться нет. Куда он поедет? Для России это болезненная тема. Но закончить наш разговор я хотел бы не в тоске, а в надежде. Сегодня все чаяния "Ленкома" связаны с предстоящей премьерой - сценической фантазией на тему "Пера Гюнта".

    Поделиться