Поделиться
В новом фильме "Иванов" плачут все.
Сам Иванов (актер Алексей Серебряков) плачет постоянно - от рефлексии, кризиса среднего возраста и депрессии. Оттого, что его все достали, и кругом лишние люди. Глаза на мокром месте у его жены Сары-Анюты (Алла Дубровская), рыдает от скупости Зюзюшка - Зинаида Савишна (Екатерина Васильева), от слабости ее муж - Паша Лебедев (Богдан Ступка). Молодой врач (Игорь Петренко) разводит свои слезы в бочке с водой, куда он постоянно окунает голову, пытаясь таким способом охладить свой пыл негодования. Роняет слезу даже бессловесный местный юродивый - Валерий Золотухин - персонаж, которого у Чехова нет. В конечном итоге все эти слезы, словно собравшись вместе, проливаются сплошным дождем в единственной эротической и финальной сценах картины.
Кто не плачет - так управляющий имением Иванова Михаил Боркин в исполнении Владимира Ильина, словно предвосхищая наше время - авантюристам, у которых всегда наготове очередная предпринимательская идея, плакать некогда. Да еще, пожалуй, героиня Ольги Волковой - Авдотья Назаровна по кличке Севрюга. Эта - оттого, что такие прожженные тетки плакать уже разучились.
Впору прослезиться и зрителю. Фильм, снятый еще в прошлом году и идеально подходящий к громкой чеховской дате, был показан в лишь на Московском кинофестивале, отмечен на других киносмотрах, а сейчас выходит в очень ограниченный прокат - всего 11 копий. Три кинотеатра в Москве (!). Хотя явно заслуживает большего. Недаром интерес к нему проявили и в Санкт-Петербурге, и во многих мегаполисах в регионах - Самаре, Липецке, Волгограде и даже в странах СНГ, например, в Украине. Российские же телеканалы к фильму по мотивам произведения Чехова остались равнодушны. И то, что картина длится два часа сорок семь минут, вовсе тому не причина.
Обозреватель "РГ" расспросила о фильме режиссера-постановщика Вадима Дубровицкого:
Российская газета: Как на ваш взгляд - почему сегодня актуален Чехов с его лишними людьми и почему сегодня актуален ваш фильм?
Вадим Дубровицкий: Тут "многослойный пирог"- одного ответа нет. Во-первых, Чехов в каждой своей пьесе заглядывал на сто лет вперед. Его очень интересовало - что же будет через это время. Эти годы прошли… Это как бутылку заложили в стену и сказали: через сто лет вскрыть. И вот мы ее вскрываем. Во-вторых, мне кажется, что "Иванов" - это надвигающаяся на человечество проблема депрессии. Это заболевание и сейчас уже выявлено. И врачи говорят о нем, что грядет нечто страшнее рака и СПИДа... Депрессия - страшная болезнь, которая не вчера родилась. И исследование ее причин - очень важно.
И еще, мне кажется, в пьесе затронута очень русская проблема виртуального существования персонажа. Недаром Иванов - типичная русская фамилия. Он мыслит о себе одно, но реальная жизнь приходит к нему совершенно по-другому. И приходится платить по долгам. Мне кажется, что сегодня - это одна из актуальнейших российских проблем. Одно дело - что мы о себе представляем, как общество, страна, государство... Но в реальности все совсем другое. Чехов хотел посмотреть, будет ли через сто лет лучше. Вот давайте и посмотрим!
РГ: Зачем вам понадобился столь необычный формат по длине картины - более двух часов?
Дубровицкий: Это не необычный формат. Прокатчики приучили, что фильм должен быть определенной длины. Я знаю людей, которые мучались с метражом час сорок, потому что им говорили: сделайте час тридцать. Прокатчикам нужно сделать много сеансов, много попкорна, чтобы кино хорошо продавалось, и была большая проходимость - как в кафе быстрого питания. А на самом деле, если вы возьмете европейский или американский каталог последних двух лет, то увидите, что очень много фильмов, которые длятся больше двух часов. В данном случае метраж ведь должен диктоваться не кинотеатрами, а художественной потребностью. Вот я эту историю короче рассказать не могу.
РГ: Вы в театре ставили когда-нибудь "Иванова"?
Дубровицкий: Нет.
РГ: А вам уже говорили, что фильм театрален, или я первая?
Дубровицкий: Кто-то говорил, а кто-то так не считает. Ощущение субъективно, и мне трудно сказать насколько фильм театрален. Но театральность - это же не дефект. Может быть, такое восприятие отчасти связано с тем, что мы забыли, что актеры могут существовать в каком-то перевоплощении. 90 процентов нашего кинематографа - это так называемое "я в предлагаемых обстоятельствах", когда актеры играют один и тот же образ - сами себя. Возможно, это их способ существования. А у нас другой - потому, что вся история вынесена в другое время. Вы меня извините, но в свое время в том, что он очень театрален, упрекали Феллини. Но от этого фильм "Амаркорд" не перестал быть кино и не стал театром.
РГ: Зачем вам понадобились все версии чеховского "Иванова"?
Дубровицкий: Их всего две. И я понимал, что в первой редакции Чехов был интуитивнее, ближе в цели. А вторая версия - более обработанная, более емкая, спресованная. И вообще они очень похожи между собой. Разница только в том, что в одной версии герой стреляется, а в другой умирает. А у нас в фильме куклы, сделанные замечательной художницей театра Образцова Татьяной Реввой, стреляются, а люди - умирают.
РГ: Когда смотришь ваш фильм, невольно в голове всплывают фрагменты из "Неоконченной пьесы для механического пианино" Никиты Михалкова, или из "Черного монаха" Ивана Дыховичного со Станиславом Любшиным в главной роли. Вы специально их цитировали, или Чехов - он всегда один?
Дубровицкий: Ничего специально я не делал. "Неоконченную пьесу…" я давно не пересматривал, "Черного монаха", к стыду своему, не видел вообще. Думаю, что есть Чехов как некий общий знаменатель. Это достаточно мощная доминанта, которая не может заставить любое кино быть на него непохожим. Кроме того, мы все, так или иначе, напитаны всем, что смотрели. "Иванова" журналисты уже сравнивали с Параджановым, с Михалковым, как вы. Мне говорили, что в каком-то месте он напоминает Бергмана, а в другом - Тарковского, в третьем - Феллини. Компания меня устраивает (смеется). А с другой стороны - все они совершенно разные режиссеры. Так что, думаю, что больше ассоциаций в голове у зрителя, чем у меня было при производстве картины.
XXXII Московский Международный кинофестиваль (июнь 2010): программа "Новое российское кино". Приз Международной федерации киноклубов "Лучшему фильму российской программы"; II Киевский МКФ (май 2010): конкурс; VIII Фестиваль театра и кино "Амурская осень" (сентябрь 2010): конкурс; IV фестиваль "Спутник над Польшей" (Варшава, ноябрь 2010): конкурс; IV Film Festival del Garda (Италия, декабрь 2010): конкурс.
Национальная премия в области кинематографии "Золотой Орел" (январь 2011): фильм удостоен 2-х номинаций - "Лучшая работа художника-постановщика" (Евгений Качанов), "Лучшая работа художника по костюмам" (Наталья Дзюбенко, Ирина Вострикова)