Поделиться
"На скорости ХХ века" - совместный проект ГТГ и Фонда содействия сохранению творческого наследия Александра Лабаса, приуроченный к 110-летию художника. Первая персональная выставка известного мастера, одного из основателей Общества станковистов (ОСТ), "постфутуриста" Лабаса в стенах Третьяковки собрала более 150 работ из коллекций ГТГ, Русского музея, ГМИИ им. А.С.Пушкина, Театрального музея им. А.А.Бахрушина, частного собрания и даже Политехнического музея.
Последнее не оговорка. В выставку одного из самых страстных поклонников авиации и воздухоплавания (по крайней мере, среди художников), скорости и вообще технических чудес ХХ века ее кураторы включили модели "У-2" (1928-1929), знаменитого "кукурузника", на котором продолжали летать даже во время войны, автобуса ЗИС-8, развивавшего невероятную скорость 60 км/ч, и действующую модель паровоза… Это не единственные неожиданности в экспозиции. В разделе "Москва" показывают кинохронику 1930-х годов, с кадрами уличной жизни и первых поездов в метро… Одно из полотен "В метро" (1972), в котором художник отчасти повторил свою работу 1935 года с движущимся эскалатором, оказывается частью видеопроекции. Это, возможно, некоторый перебор, зато виртуальная коллекция, которую можно увидеть на мониторе рядом с разделом "Мастерская" художника, - отличное продолжение основной экспозиции. Шаржи и портреты современников, "Архитектурные фантазии" и серия "Жители отдаленных планет" (тут единороги встречаются с зелеными человечками, русалками с крыльями и вполне сказочными героями с "песьими головами") открывают блистательного рисовальщика, фантазера и поэта.
Надо сказать, что из всех наших художников, вдохновлявшихся идеями прогресса, Лабас был, пожалуй, одним из самых необычных. В его творчестве соединились то самое "предчувствие будущего", которое жило в поисках художников авангарда, вдохновляло невероятно смелые архитектурные проекты 1920-х Леонидова и Крутикова, и восхищение наукой, космическими исследованиями, столь актуальное в 1960-е. Вообще, ошеломленное осознание современности как невероятного прорыва в неведомое, как стремительного полета в неведомое будущее, восторженного предвкушение его было очень свойственно Лабасу. Причем это было ощущение не столько рациональное, сколько интуитивное. И художник стремился передать его чисто живописными средствами. В его воспоминаниях есть рассказ о переживании осени 1917. Лабасу было тогда 17 лет, и как нормальный мальчишка он, конечно, метался по Москве, наблюдая за грузовиками с солдатами, артиллерийским обстрелом "Метрополя", уличными боями… И даже умудрялся делать по горячим следам акварели. Но переживание связано не с этим, а с утренним видом из окна его дома на Сретенке. Собственно, видно было мало что. "Осень, загорелся рыжий клен, а вдали туман, сквозь него видны дома, большие каменные и деревянные, видны фигуры бегущих людей", - так он опишет этот вид позже. Тем не менее, напряжение и чувство затишья перед бурей запомнились на всю жизнь. Его и попытается передать на картине 1929 год.
Эта картина с нейтральным названием "Наш переулок утром" и сегодня поражает. Контуры домов и улицы размыты. Все поглощает цвет - приглушенный, мягкий, высветленный. Коричневатый тон перетекает в голубой, зеленоватый. Картина, написанная маслом на холсте, производит впечатление почти акварельной легкости, воздушности. В сущности, она тяготеет к живописной абстракции. И при том, что перспектива едва намечена, пространство дышит. "Мне хотелось передать рождение еще неизвестного будущего", - признается Лабас.
Казалось бы, это любимая тема 1920-1930-х годов. Конструктивисты, проекционисты, не говоря уж о грядущих соцреалистах, заботились о том же самом. Будущее, которое определялось техническим прогрессом, индустриальной мощью, требовало резких ракурсов, восхищения силой машины, ритма механизма или конвейера. Всего этого не сыскать у Александра Лабаса. Он даже сюжет "Электрификация в новом районе" (1930) умудряется написать так, что не только квадраты освещенных домов вдали едва видны, но даже и электрический столб на первом плане, на котором работают электрики, не слишком виден. "В кабине аэроплана" (1928) силуэты пассажиров словно зависают в воздухе. Короче, никакого пиетета перед строгой красотой конструкции у художника нет. Лабаса интересовала не машина, а человек в ней. Точнее, его переживания. Описав свой полет в начале 1920-х из Москвы в Харьков (который завершился тем, что самолет едва не утонул вместе с пассажирами в реке), Лабас заключает: "Ни в какой академии, ни в какой школе не учили художника, как надо писать эти чувства и ощущения преодоления пространства с большой скоростью, какими красками писать, как ими управлять. Меня это увлекло, и я искал способы, как это выразить". Отсюда - лирическая энергия полотен, темы которых вполне себе эпические.
Интересно, что позже, когда с 1936 Лабасу как "формалисту" был закрыт путь на выставочные площадки, он отлично работал над монументальными панно, диорамами и панорамами, в том числе для зарубежных выставок. Причем как выясняется, были также инсталляции. В ГТГ можно увидеть реконструкцию четырехметровой "Электрической Венеры", созданной для сельскохозяйственной выставки в Минске. Ее по фото и рисункам воссоздали художники из "ВХУТЕМАС-ХХI" . "Электрическая Венера" Лабаса (особенно рядом с рисунками "Города будущего") и сегодня выглядит интересной дамой. Может статься, что часть утопических прожектов ХХ века, особенно художественных, еще пригодятся для будущего.