Глаголева недавно отметила юбилей. Полукруглая дата. Три взрослых дочери, внук и внучка. "А всё как девочка", - говорят про таких.
Тип женщины-подростка, женщины-ребенка олицетворяла собой и Одри Хепбёрн, за что доставались ей роли золушек, принцесс, ветреных барышень. А Глаголева при той же внешности умудрилась сыграть драматичные роли, в каких-то из них явив за внешней хрупкостью скрытую внутреннюю силу, за беспечной веселостью - душевный надлом. Слава богу, находились режиссеры (и какие - Эфрос, Мельников, Аранович, Таланкин!), умевшие обнаружить в ней новые краски. С некоторых пор Глаголева и сама занимается режиссурой. В ее активе - фильмы "Сломанный свет", "Заказ", "Чертово колесо", "Одна война". Сейчас она готовится к своей новой работе.
- Я слышал, вы хотите экранизировать что-то из русской классики. Что именно?
- Я хочу экранизировать "Месяц в деревне" Тургенева. Забавное совпадение: в картине "Искренне ваш" моя героиня, актриса, мечтает сыграть в этой пьесе Наталью Петровну.
- Анатолий Эфрос, когда ставил "Месяц в деревне", вам в этой пьесе какую роль предлагал?
- Он предлагал мне Верочку. А Наталью Петровну в его спектакле прекрасно сыграла Ольга Яковлева.
- Убей бог, не понимаю, почему вы не стали работать с Эфросом. Выдающийся режиссер дает вам роль в своем спектакле, больше того - предлагает войти в труппу Театра на Малой Бронной, а вы отказываетесь. Жалеете теперь?
- Жалею. Но тогда я не представляла себя театральной актрисой. Я была просто активным зрителем, и всё.
- До того как Эфрос позвал вас в свой спектакль, вы снялись у него в фильме "В четверг и больше никогда" по прозе Андрея Битова. Вашими партнерами там были Смоктуновский, Даль, Добржанская... Как вам работалось в этой блистательной компании?
- Это было счастье - работать с таким режиссером, такими актерами. Еще до встречи с Анатолием Васильевичем на съемочной площадке я прочитала его книгу "Репетиция - любовь моя". В ней потрясающе точно и тонко передана сущность актерского мастерства. Из книги понятно, почему Эфрос так много времени уделяет репетициям. И я была поражена тем, что на съемках картины почти ничего не репетировалось. Анатолий Васильевич предоставил актерам полную свободу. Смоктуновский просто купался в роли. Он играл чудаковатого старика, склонного к дурачеству, шутовству, но когда у его героя умирает жена, становится видна вся полнота переживаемой им драмы. Замечательно вела свою роль Любовь Добржанская.
- А Даль?
- Он переживал тогда сложный период. Потом, когда Олега Ивановича не стало, я прочитала его дневники. Оказалось, этот серьезный, глубокий, талантливый человек был подвержен мучительным сомнениям. Он очень трепетно относился к актерской профессии. У него были и режиссерские амбиции. В общем, я пожалела, что эти дневники прочитала позже, чем познакомилась с Далем.
- Фильм "В четверг и больше никогда" почему-то не хотели выпускать на экран, хотя в нем не было ничего, что могло бы насторожить киноначальников.
- Картину очень хорошо приняли в Доме кино. Но как раз в это время произошел скандал с бесцензурным альманахом "Метрополь", одним из создателей и авторов которого был Андрей Битов.
- Так это из-за Битова?
- Наверное. Картине присвоили третью категорию, что означало ограниченный прокат. Ее показывали преимущественно в домах культуры, куда съезжались машины с дипломатическими номерами. Слава богу, теперь этот фильм иногда показывают на канале "Культура". В нем есть магия. Это магия авторского кино.
- Какова прокатная судьба у вашего фильма "Одна война"?
- К сожалению, никакой. Кинотеатры не хотят брать серьезное кино. Хотя у этой картины более 30 наград. Она получила Гран-при в Софии, Казани и приз за режиссуру в Монте-Карло.
- "Одна война" возмутила некоторых ветеранов: мол, зачем это надо - снимать кино о женщинах, которые родили от немецких оккупантов? Кто-то из людей старшего поколения считает, что такая правда нам не нужна.
- Всюду, где мы показывали фильм, зрители, особенно старшего поколения, благодарили нас за то, что эта тема поднята. В подмосковной Балашихе мы устроили просмотр для ветеранов. Они пришли с орденами, для них были накрыты столы. Мы услышали в свой адрес немало добрых слов. Заслужить похвалу от людей, переживших войну, было особенно приятно. Сейчас и в литературе, и в кино появляются честные произведения о войне. И мой фильм в этом смысле отнюдь не является пионером. Картина, мне кажется, очень тактична. Мы никого не черним и никого не обеляем. Мы просто показываем, что было и такое.
- Но как раз те, кто знаком с советской историей не по учебникам, будто отказываются доверять своей памяти и упорно твердят: "Не было такого!"
- Если они признают эту правду, они будут вынуждены признать бессмысленность всей свой жизни. Это люди, рожденные в начале двадцатого века. И судьба их выстраивалась так. Кто в Гражданскую не погиб, тот мог сгинуть в голодомор. Кто в голодомор уцелел, тот в 37-м имел все шансы быть расстрелянным или отправиться в лагеря. Кто избежал сталинских репрессий, тот мог погибнуть в Великую Отечественную. И получается, что наши отцы, деды не жили нормальной жизнью. Каждое десятилетие было отмечено какой-то трагедией. Вот поэтому кому-то из них не нужна правда о войне. Кроме того, нас приучали не помнить правду.
- Вы смотрите современные фильмы о войне?
- Когда я вижу на экране румяных, пухленьких солдат в новеньких гимнастерках с белыми подворотничками, сытые лица, современные стрижки, маникюр, мини-юбочки у медсестер, это раздражает. А батальные сцены напоминают компьютерные игры. Ты никому не сочувствуешь, только думаешь: попадет - не попадет.
- "Одна война" прошла во многих странах. Зрительская реакция на фильм в Европе и в России одна и та же или есть разница?
- И тут и там зрители сопереживают героям фильма. На фестивалях после просмотра бывали обсуждения. Так вот, пожилые люди в Европе знают, что такое лагеря. Знают они и то, как в европейских странах наказывали женщин за связь с оккупантами: и наголо их стригли, и выгоняли из городов.
- У вас благополучная актерская карьера. Вы много снимались, были разнообразно востребованы, а в 90-м году вдруг занялись режиссурой. С чего вдруг?
- Это произошло отчасти по случайности. Мне в руки попал очень хороший сценарий Светланы Грудович. Это ее автобиографическая история про то, как актеры после развала Союза не могут найти работу. Все это я наблюдала в жизни, знала во всех деталях. Нашлись люди, которые согласились вложиться в этот проект. Мне предложили осуществить его в качестве режиссера. Я согласилась. Согласилась не от- того, что находилась в актерском простое, - наоборот, у меня тогда в кино было много работы, - а просто потому, что захотелось попробовать себя в режиссуре.
- У вас же не было режиссерских навыков. Как вы рискнули?
- Навыки нарабатывались на съемочной площадке. Я снималась у хороших режиссеров - Нахапетова, Эфроса, Арановича, Мельникова, Худякова... И видела, как они работают. Это стало для меня школой. Поэтому я без особого страха приступила к съемкам своей картины. Я опиралась на интуицию. Я вообще человек интуитивный, а все, что касается режиссуры, это абсолютная интуиция и какие-то вещи тут происходят необъяснимо. Например, в картине "Сломанный свет" есть сцена, над которой мы долго мучились, не зная, как ее снять. И вдруг мне приснился сон. В нем я увидела, как именно надо снимать эту сцену. Наутро сказала оператору: "Мы должны снять эту сцену так-то и так-то". Он говорит: "Мы не можем так снять, это не получится технически". Я говорю: "Мы обязаны снять именно так, как мне приснилось". И сняли.
- Вы на площадке жесткий человек?
- Да, конечно. Я должна добиться того, что мне нужно. Я это делаю, и делаю любыми способами.
- Что значит - любыми? Вы прибегаете к провокации? Можете нарочно оскорбить, унизить актера, чтобы взыграло его самолюбие и он выдал то, что вам требуется?
- Лариса Гузеева однажды рассказала зрителям, как я с ней обошлась на съемках одного эпизода. Снимаем сцену прощания героини - и не идет. Требуется не рыдание, а скрытая эмоция. Но не идет и всё. И тогда я начинаю какие-то нехорошие вещи говорить. Примерно то же самое было на съемках "Одной войны", когда мы репетировали с Михаилом Хмуровым. Потом при всей группе я перед ним извинилась.
- Вы по натуре лидер?
- О себе трудно говорить: "Я - лидер". В то же время я не люблю подчиняться. Когда я работаю как актриса и вижу, что режиссер предлагает интересное прочтение роли, я ему беспрекословно подчиняюсь.
- А когда выходите из подчинения?
- Если я вижу, что режиссер в некоторой растерянности, то предлагаю сама. А вообще я считаю, что режиссер - хозяин на площадке. Спорить с ним можно, но тогда ты обязан его убедить, что твое решение эпизода или всей роли - лучшее.
- Вы работали с крупными режиссерами. Нет ощущения, что все лучшее позади, что счастье сниматься у выдающихся мастеров вам больше не выпадет?
- Грустно об этом думать, но, наверное, это так. Потому что режиссеров такого уровня, как Эфрос, и актеров масштаба Смоктуновского у нас сейчас все меньше и меньше. Хороших артистов немало, но нет крупных личностей. Личностное, мне кажется, вообще уходит из актерской профессии. Время уже другое, и у этого времени свои ценности, иные, чем были когда-то. Кино все меньше понимается как творческая работа, все больше превращается в гигантскую фабрику по производству зрелищ. Появились картины в формате 3D - и что? Эти картины можно посмотреть один раз - для ознакомления с технологическими диковинками, но обращаться к ним опять и опять едва ли кто станет. Кинематограф становится все более развлекательным. Когда-то кино являлось для нас "важнейшим из искусств". Теперь оно постепенно перестает быть искусством. Внутренний мир человека уже мало кого интересует. Только стрельба, только погони, только эффекты, эффекты и еще раз эффекты. Поэтому такие картины как "Дорога перемен" Сэма Мендеса, волнуют душу. Простая, камерная история о взаимоотношениях мужа и жены. Или, к примеру, свежий оскароносец "Король говорит!". Никаких спецэффектов, а фильм глубоко трогает. Потому что режиссер исследует человеческую природу. Слава богу, еще существуют фестивали, где такому искусству есть место.
- Я не припомню у вас ни одной характерной роли. Вам не предлагали? Или вам это неинтересно?
- Пожалуй, была характерной моя роль в антрепризном спектакле "Леди и адмирал". Там Леонид Кулагин играет Нельсона, а я - его жену. Вот она как раз нервная, раздражительная. И хромая притом.
- С удовольствием выходите на сцену?
- Когда занимаешься режиссурой, ездишь с картиной по фестивалям, то думаешь: "Всё, этого тебе вполне достаточно". Но когда попадаешь на сцену, когда слышишь зал, когда выходишь со своими друзьями-коллегами на поклоны, проникаешься мыслью: "Это мне тоже необходимо. Как же я без этого?"
- Есть потребность в постоянной сценической практике?
- В постоянной - нет.
- Вам некомфортно в нынешней культурной ситуации?
- Ну почему же. У меня есть свой круг общения. Это творческие люди, разделяющие мои взгляды на искусство и на его предназначение.
- Вы можете сказать про нынешнее время: "Это мое время"?
- Нет-нет, оно не мое, абсолютно не мое.
- А ваше время - это семидесятые?
- Не думаю. Скорее - начало двадцатого века. Это было время обретения смысла, другого отношения к жизни, более серьезного, более трепетного, нежели теперь.
Вера Глаголева впервые снялась в кино сразу после окончания школы, в 1974 году. Случайно зайдя на "Мосфильм", она была замечена одним из членов съемочной группы картины "На край света...". "Это была картина, которую делал Родион Нахапетов по сценарию Виктора Розова, - вспоминает Глаголева. - Картина мне очень дорога не только потому, что это был мой дебют. Это была возможность работать рядом с замечательными актерами - Владимиром Зельдиным, Борисом Андреевым, Петром Глебовым".
Вскоре Глаголева вышла замуж за Нахапетова. Вместе они работали над фильмами "Враги", "Не стреляйте в белых лебедей", "О тебе".
В 1989 году союз Нахапетова и Глаголевой распался.
В браке с Нахапетовым Глаголева родила двух дочерей - Анну и Марию. Старшая, Анна, - балерина Большого театра, снимается в кино. Средняя, Мария - художник, специализируется на компьютерной анимации.
Младшая дочь, Настасья, рожденная в браке Глаголевой с бизнесменом Кириллом Шубским, - студентка продюсерского факультета ВГИКа.