Стало ли новое поколение более свободным и сильным? Какими представлениями наполнена его жизнь? Какой культурный контекст его окружает? Как оно усваивает смыслы и выбирает ценности? Как понимает историю? "Вот вырастет поколение, не знавшее Советской власти", уповали социальные футурологи в расчете на новый градус свободы в молодом поколении. Наш разговор о том, как культурно формируются новые поколения в эпоху Интернета с доктором филологических наук, преподавателем Ростовского университета Георгием Хазагеровым.
Российская газета: Каждый день вы входите в студенческую аудиторию. Что у студентов на слуху?
Георгий Хазагеров: Мне легче сказать, что не "на слуху". Не "на слуху" - писатели, которые на филологическом факультете изучаются и сдаются по обязанности. Не "на слуху" литературные персонажи. Заканчивая у старшекурсников курс "Персоносфера советской культуры", я спросил, каких филологов советских времен они знают. Только один студент вспомнил Михаила Бахтина. И никто ничего не знал об Алексее Лосеве.
РГ: Но они же по программе наверняка конспектировали его работы!
Хазагеров: А студент конспектирующий собирает по информационным каналам обрывки цитат из Лосева, не догадываясь, что за судьба и фигура стоит за этим, и не испытывая к Лосеву как цельному человеку никаких чувств. Интернет и все технические средства культуры не способствуют интересу к личности. Сугубо информационная культура никак не сосредоточена на том, чтобы от личности к личности шел какой-то импульс. И даже если такой импульс и заложен в работах Лосева, то пока он пройдет по всем сетям и ссылкам, студент в итоге получит не цельный авторский текст, а бульон из цитат.
Персоносфера нашей культуры катастрофически беднеет.
РГ: Почему?
Хазагеров: В XX веке нашей культуры коснулись две разрушительные силы - тоталитаризм и... постмодернизм.
Казалось бы, у них ничего общего. У постмодернистов вообще репутация хороших ребят, никого не собиравшихся душить. Наоборот, все направлено в сторону свободы. Но есть у них общее с тоталитаризмом - это антиперсоналистский пафос.
Постмодернисты в свое время с огромным удовольствием разрушали человеческую цельность. Воевали с авторитетами, поскольку они им казались порождением тоталитаризма. Писатели разрушали персонаж в "новом романе" и т.д. Но в Европе, сколько бы модно ни было в это играть, развитые гражданские начала и институты демократии все-таки держат все то, что сохраняет ценность личности. Сколько бы они ни отрицали традиционные европейские ценности, сколько бы Сартр ни бегал в курточке с портретом Мао Цзэдуна, эти ценности усвоены на подкорковом уровне. Но и то немецкий фашизм показал, что куролесить до бесконечности нельзя, возможно обрушение защитных барьеров культуры.
Ну а у нас все эти революционные занятия кончились тем, что на место личностей пришли квазиличности, созданные политическим пиаром и шоу-культурой. Особенно активно квазиличности нам поставляются шоуменами. Вся наша современная быстрая шоу-культура, рассчитана на эффекты, полученные в три хода.
РГ: А что это за мат в три хода, который всем нам ставят Тина Канделаки и Ксения Собчак?
Хазагеров: Мне кажется, что их ноу-хау в том, что они "не заморачиваются". Верят, что у человека в голове три кнопки, на все три - сексуального, скандального и т. п. интереса - они нажмут, и это подействует. Что такая квазиперсона дает человеку, который в нее поверил, - зрителю, обожателю, фанату? Он носит те же бирюльки, что и его кумир. И все. Зритель даже не может написать "телезвезде" письмо и получить от нее содержательный ответ.
Квазигероям - это заметно, когда они начинают что-то лепетать о себе, - просто нечего сказать. Такого рода ходульные публичные персоны худшим образом воздействуют на человека, особенно на молодого, который строит себя, сообразуясь с тем, что видит вокруг. (Скажи мне, какова твоя персоносфера, и я скажу, кто ты.) Если мы читаем книжки сложных авторов, соотнося себя с их героями, это одно, а если с утра до вечера смотрим на Тину Канделаки - это другое. Боюсь, что во втором случае нам будет трудно разобраться с собственной идентичностью. В макромасштабе это создает проблему утраты национальной идентичности.
Но телевидение продолжает множить персонажей, с которыми, что называется, не поговоришь. И воображению с ними делать нечего. И душой там уже не отдохнешь.
РГ: А можно повернуть интерес от квазиличности к настоящей личности?
Хазагеров: По общению со студентами я знаю, что это можно еще сделать. Но только одним способом - через интерес к человеческой судьбе. Когда я начинаю им рассказывать, что Алексей Лосев сидел в лагере, вспоминаю его биографию, они начинают слушать.
РГ: В биографии - страсть, страдания...
Хазагеров: А страсть и страдания это уже не только информация, а нечто большее, взывающее к сопереживанию.
РГ: Тогда что же, долой информационное общество?
Георгий Хазагеров: Недавно на своем сайте я высказал мысль о постинформационном обществе. Я думаю, что над информацией должно стоять то, что я называю гуманитарным ресурсом. И персоносфера нашей культуры - одна из его основных составляющих. Мы не оживим личной и общественной жизни, если не обратимся к собственным гуманитарным истокам.
РГ: И где же они?
Хазагеров: Ну как филолог точно знаю, что они есть в художественной литературе. Там тоже, надо признаться, некоторые идеи уже затасканы (особенно изрядно идеи Достоевского). Значит, надо уходить к другим писателям, социально и психологически расширявшим содержательную палитру литературы, круг идей и персонажей. К Чехову, например, к Короленко, к тем, кого привыкли относить ко второму ряду.
Очень мощный гуманитарный ресурс у театра. Думаю, что в советское время, время зашоренной и подцензурной литературы, персоносферу русской культуры создавали и держали актеры. Актер больше, чем кто бы то ни было, был приобщен к персоносфере русской и мировой культуры. Просто потому, что ему приходится играть других людей, создавая и неся в себе образ. Примеряя на себя человеческую цельность. Воплощая ее. Я с восторгом слушал по "Культуре" Аллу Демидову. Это же мыслящий, анализирующий человек, знающий классику гораздо лучше иного современного писателя, который мне часто напоминает "наперсточника", вдруг решившего: ага, подсажу-ка я публику вот на это, придумаю какую-нибудь идею, сочиню триллер. И ему для этого ничего не надо, кроме собственного компьютера, дерзости и элементарных знаний маркетинга.
Но позиции того же актерства как одного из последних культурных гуманитарных бастионов сейчас подрывает деперсонализированная шоу-культура. Шоумены сегодня прямые конкуренты актеров. А шоу-режиссеры повторяют: современный человек хочет экшна, он не в состоянии три минуты на чем-то сосредоточиться...
РГ: Это то, что преподносится как "клиповое мышление" и пр.?
Хазагеров: Да, видимо. Из-за торжества этого клипового мышления лекции в проекте "Академия" зачем-то идут на фоне мелькающих фигур. А необходимость сосредоточиться не в счет?
Зачем речь Григория Померанца превращать в гипертекст, перемежая его слова цитатами из блогов, авторы которых ему никак не равны? Ведь пропадает обаяние самой личности, которая в Померанце главное. Человек со своей судьбой, своими мыслями - вот что ценно. А если эти мысли у него настричь, это будет уже база данных, бутик информации. Этим не может все заканчиваться. Над информацией должен стоять человек, его интенции, намерения, желания, нравственные предпочтения. Все человеческие импульсы, которые вслед за тоталитаризмом, но по другой причине притушил постмодернизм.
РГ: Чем все-таки опасны идеологемы информационного общества?
Хазагеров: Отказываясь от личности, от человека, мы отказываемся от историзма. Культурная рефлексия постмодернизма привела нас к установке жить "здесь и сейчас". Но нельзя жить только "здесь и сейчас". Личность - наша защита от культурного разрушения - обязательно имеет измерение во времени, в истории - биографию. Знакомство с биографиями всегда идет рука об руку с историческим пониманием жизни. Недаром литература достигла своих художественных вершин и роман расцвел в XIX веке, когда расцвел историзм. Это было время торжества исторического мышления. У такого взгляда на мир и человека тоже были свои издержки. Но сегодня для нас актуально как раз нащупать под ногами историческую почву. Нельзя жить без прошлого.
Я приношу студентам, приобретающим на моих занятиях всевозможные выдуманные "компетенции", о которых я еженедельно должен сдавать 100-страничные отчеты, старые подшивки журналов "Работница", "Крестьянка", "Огонек" - и вдруг слышу: "Как, разве в 1960 году люди могли читать журнал "Работница"?!" Оказывается, студенты не понимают, что в 1960 году население нашей страны было грамотным. А анализируя статью Сталина о самокритике, они думают, что он вел речь о противорекламных выкриках. Значит, говорят, тогда уже был пиар. В первой-то половине 30-х годов!
И только персоносфера культуры - разговоры о биографиях, судьбах - включают в них чувство истории. А так они просто не представляют своих ровесников, молодежь 50-70. Ориентир для них фильм "Стиляги". Мне остается только в массовом порядке скупать старые журналы, от которых еще идет историческая правда. И, слава богу, песни, частушки, анекдоты тех лет сохранились.
РГ: Как разлучить публику с представлениями о том, что информационное общество - это наш потолок? Как задействовать гуманитарный ресурс?
Хазагеров: Для того чтобы люди культуры смогли исправить ситуацию, им не надо так уж сильно идти на поводу у своего времени. Надо отделять себя от моды. В том числе от постмодернистской моды на гипертекстуальность. В ней можно было резвиться в 80-е, в 90-е, но сейчас надо не бояться возвращаться к человеку. И слушать его не потому, что с ним спорит вся блогосфера, а потому что он личность. Я думаю, что люди культуры могут многое сделать, если направят свою волю не на борьбу с отдельно стоящими ветряными мельницами. Проект "Академия" на канале "Культура" в этом смысле очень вдохновляет. Когда ты видишь умных людей, выступающих без дешевого заигрывания с аудиторией, это и есть прямое влияние культуры.
РГ: Кто-то считает, что канал "Культура" своего рода гетто?
Хазагеров: Нет. Если перед студентами-первокурсниками, матерящимися в университетских коридорах, как шестиклассники, от нехватки слов, прямо поставить вопрос "А чем вы, собственно, отличаетесь от тех, кто на улице, как и вы, употребляет ненормативную лексику?", они теряются. Но к пятому курсу уже твердо знают чем: смотрим канал "Культура". Смотрят, потому что хотят быть культурными людьми. Хотят быть интеллигенцией.
РГ: А сколько было счастливых упований на то, что родится поколение, у которого ничего советского не будет в опыте.
Хазагеров: Это издержки того, что у нас весь XX век повторялась ситуация: начни с начала, начни с нуля. Культурный слом 1917 года нас ничему не научил. Но тогда нас еще страховало хоть то, что революционеры, включая даже Сталина, были "продуктами" старого общества. И к литературе, например, относились как к чему-то очень серьезному. Это была, конечно, заслуга инерционно держащейся в них дореволюционной культуры, которая их не отпустила, несмотря на все их варварство и тиранство.
РГ: А если не начинать сначала, а продолжать, то кого - Толстого, Пушкина? Старую дореволюционную культуру и практику? Не слишком ли она далека от нас?
Хазагеров: Далека. Мы все-таки живем в другом обществе - в массовом, модернизированном. И нам надо всякий раз тянуть целую линию культурной, логической и ценностной, преемственности от тех времен до наших - и держать ее в голове. То есть нельзя прыгнуть в XIX век и заявить: "Я, как Федор Михайлович Достоевский, человек глубоко православный..." Так не бывает. Надо "тянуть линию" от Достоевского через все советское ( которое для этого надо знать) как мост к нам. Вот если бы был у нас сейчас Толстой и написал роман о жизни семьи с начала XX века... Или если бы продолжить "Дни Турбиных" до наших сегодняшних дней... Нам сейчас нужны такого рода литература и кино. С попытками нарисовать непрерывную линию. Без прыжков в истории. Не прыгнешь ни в Киевскую Русь, ни в Московскую. Единственный выход - протянуть во времени непрерывную линию. И лучше литературными силами. Надо более внимательно всматриваться в современную жизнь, нащупывать в ней разнообразные смыслы и содержание. Надо изо всех сил разнообразить тематику наших разговоров и интересов. Надо во всем искать связь и связность. А то мы своею бездумностью, безответственностью и бестолковым застреванием на несущественном напоминаем чеховского злоумышленника. Мы до сих пор эту стадию не проехали.
РГ: Не проехали?
Хазагеров: Ну раз пишем каждый день 100-страничные программы про мнимые "компетенции" студентов-филологов, а те не помнят имен Лосева и Бахтина, значит, не проехали. Значит, мы по-прежнему "злоумышленники". В профессорском обличье.