Бывший советский совхоз-миллионер распался на три деревни

Из российских Юрковичей в белорусскую Веселовку и украинскую Сеньковку я прошел как через государственные таможни, так и народными тропами. Моя славянская дорога оказалась родной и понятной. До последней ямки.

Жили-были три брата

Поезд Москва - Климов мчит всю ночь по калужской земле и через брянский лес. Добрая половина вагона - вчерашние крестьяне, возвращающиеся на выходные домой с московских заработков. На конечную станцию Климово усталый состав приходит ранним утром, что такое перрон, в этих краях и слыхом не слыхали. Народ кубарем сигает с подножки на насыпь, самые смекалистые мужики своих женок встречают с лестницами-стремянками.

До российской границы, села Юрковичи, меня везет тамошний глава Николай Прокопенко, который пожертвовал ради приезжего корреспондента субботним сном.

- Да нормально мы живем. Вкалываем сутками. Ну, граница, таможня? Конечно мешает, но ничего уже не поменяешь. Поэтому надо жить в тех фигурах, которые нарисовали нам политики, - неспешно просвещает Николай Петрович.

Об этих краях, дотла сожженных Второй мировой и отравленных чернобыльской бедой, ходит легенда, вера в которую крепка как январский лед на местной речке Живице. Поселились когда-то здесь три брата: Юрка, Василько и Сенька. Вот от их хат и разрослось три деревни: Юрковичи, Веселовка и Сеньковка. Которые стали суверенными после распада Союза.

- Да то не легенда, а правда сущая. Так оно и было, - твердо машет рукой баба Оля Данильченко. Она здесь родилась, и ей эту топонимику рассказывала бабушка в детстве. Юрковичи сегодня сторона безработная. Совхоз-миллионер "Советская Россия" почил в бозе вместе с советской властью. Остался в селе крошечный сельхозкооператив, в котором несколько пахарей да сорок коровенок.

- Вся молодежь в Москву уезжает, в основном охранниками да грузчиками. Есть хорошие ребята, им уже по тридцать лет, а семьи не заводят. Ни кола, ни двора, - грустно говорит директор местной школы Сергей Соболев.

Сегодня в Юрковической средней школе учится чуть больше сорока учеников, раньше их было более двухсот.

- Да что вы хотите, у нас выпускники в этом году будут только в трех школах района, - подключается к разговору школьный завуч.

Сельские педагоги все реже и реже общаются со своими заграничными коллегами из соседних сел. Раньше перенимали опыт, обменивались переходящими знаменами и методической литературой. Теперь у каждого своя программа.

- Но лучше всех живут белорусские учителя, у них самая высокая зарплата, - в один голос говорят в российской школе.

В том, что в соседней Беларуси порядка больше, убеждали меня в каждом российском дворе.

- Там колхозы сохранили, совхозы сохранили, техника как игрушка на полях работает. Для молодежи дома строят, во всем порядок, - загибает пальцы Михаил Васильевич Тимошенко. Единственный иностранец в полузаброшенном поселке Новый Свет, который подчиняется юрковическому сельсовету.

Васильевич - отставной полковник советской армии, имеет квартиру в Киеве и украинское гражданство. Но сердце его так и осталось в приземистой материнской хатке, что в брянском поселке. С ранней весны до поздней осени он живет здесь и спит на родительской скрипучей кровати под семейными образами.

- Я несколько лет бился с таможенниками, чтобы мою машину сюда пропускали беспрепятственно. А они все с меня какие-то пошлины требовали, сейчас вроде отстали, - по-военному доложился Михаил Васильевич.

От его родового гнезда до украинской границы ровно двести метров по прямой. На другом берегу Живицы украинская деревня - кроха Липовка. Государственный кордон идет аккурат по ее фарватеру. ак тут восстанавливали границу, помнит вся округа. Украинские пограничники в начале девяностых годов взяли да подожгли мост через речку. Вот такая была демаркация. Несознательные граждане независимых республик еще лет десять бегали друг к дружке в гости привычными тропками. Пока пограничники не стали всерьез наказывать их за незаконный переход государственной границы.

- Люди долго не могли понять, что вчера по этой тропке к бабушке бегал, а сегодня уже по ней идти - это самое настоящее преступление, - говорили мне в Юрковичах.

Тропа народная

В белорусскую деревню Ленино мы ехали по тряской полевой дороге, границу между государствами определил мой провожатый Прокопенко по очередной, должно быть, чем-то приметной колдобине.

- Вот здесь и начинается Беларусь...

После его слов дорога выпрямилась, появились робкие следы асфальта. Потом асфальт стал приличным и совсем похож на городской. На машинном дворе белорусского сельхопредприятия ровной линейкой стояли сеялки с серебристыми от серебрянки колесами. Урчали пара здоровенных тракторов. Мужики сидели тоже ровной линейкой за длинным столом, степенно покуривали цигарки.

- О, кум, привет, я тебе гроши привез, - обнял российский глава белорусского инженера Михаила Максимовича. История привезенных грошей проста как береста в ближайшей рощице. Белорус Максимович зарезал кабанчика, мясо которого, если продать в родной деревне, то выручка будет 12 000 рублей. А кум Прокопенко постную свининку реализовал экспортом в российских Юрковичах за 19 000 рублей. И без комиссионных.

- С россиянами у нас отношения как были, так и остались. Наши хлопцы на мопедах к ним на танцы ездят. Их там никто пальцем не трогает, - говорят белорусские пахари.

Здесь смотрят два телевидения - российское и свое национальное. И Новый год здесь обязательно встречают дважды: первый раз под бой кремлевских курантов и ровно через час - после поздравления белорусского президента. В гости друг к дружке ходят двумя дорогами: полевой или через таможню. Таможня между Беларусью Россией - сущая формальность. А вот в Украину пройти - тут уже полный пакет таможенных процедур.

- Украинцы пошлину берут с нас семь евро, а щас валюты нема в продаже. Так платить нечем. Десять евро дашь, а сдачи у них вечно нет, - хмурятся мужики.

Здесь половина кумовьев из России, а другая половина - в России. Выручить друг дружку необходимой запчастью на трактор или деньжат занять на какое дело - это запросто и неизменно на протяжении десятилетий.

- Мы тех границ и не чувствуем, как жили так и живем, - подытоживают белорусы.

...Веселовка вынырнула из-за поворота резными наличниками крашеных ставней. У магазина бабоньки гутарили про местное житье-бытье.

- Как живем? Бог помогает, - ответила одна из них. Живут трудом и честно. Самогонку гонят потихоньку и только для себя. Продавать сивуху никому в голову не приходит.

- У нас законы за это строгие, это ваши в России все друг дружке продают. Губят людей, и никто ничего делать не хочет, - нервно чиркает прутом придорожную пыль баба Вера Мережкова.

Повспоминали, как было раньше ,что самые красивые девки были в Сеньковке, а лучше всех на гармошке играли в Юрковичах.

- Теперь той жизни уже нема, но мы как любили друг дружку, так и любим, - подвел итог международный саммит.

...Между тремя сестрами-деревнями с советских времен стоит безликий монумент "Дружбы народов" - бетонная стела. Раз в году, на День молодежи, здесь проходит официальный праздник братания. Шумная ярмарка, песни и гулянья до глубокой ночи. Народу собирается тысячи. За последнее десятилетие ни одной драчки-стычки не произошло. Все дружно и на редкость мирно. Несколько лет назад приезжали сюда на праздник три президента: Путин, Кучма и Лукашенко. Кстати, Леонид Кучма родом из этих мест.

Но это праздник, который бывает только раз в году. А вся остальная жизнь, как известно, именуется прозой.

- Довезем тебя до границы, в Украину добирайтесь сами. Там у нас знакомых нет, - напутствовал меня глава Юрковичей, кормя на дорогу жареной щукой.

Киев с погодой ошибается

...Пограничный переход Юрковичи встретил длинной очередью тяжелых фур, терпеливо ожидающих своего часа. Пешего пропустили быстро и без проволочек. Пограничники даже помогли мне сесть в кабину к молдаванину Петру, чтобы он довез меня до украинской Сеньковки. Украинская таможня долго и пристально рассматривала мой паспорт. Запрещенного "феназепама", который так тщательно искала служба, у меня не нашли, потому и пожелали доброго пути.

Украинская Сеньковка лупилась на божий свет приземистыми хатками, выглядывающими из-под цветущих яблонь. На мой возглас - "Хозяйка!" - возле крайней хатки согнутая бабулька ответила густым "Га!"

- Та я, сынок, ту границу и не бачила. Шо они там настроили, и не знаю. Никуда не хожу. Погоду по телевизору слухаю в основном из Гомеля, как Гомель скажет, так и сходится. А шо Киев? Киев с погодой ошибается, - просветила меня баба Настя Подоляк. Она - бывшая доярка с сорокалетним стажем бывшего колхоза "Дружба". От той "Дружбы" остались скелетированные останки фермы и грустные воспоминания о том, "як раньше гарно жили.."

Кроме воспоминаний сохранился и крошечный осколок памяти общего прошлого - несколько комнаток в сельском клубе, где тридцать с лишним лет квартирует музей "Дружбы народов". Большую часть своей жизни черно-белые фотографии, красные вымпелы и переходящие знамена хранятся под амбарным замком. Три года назад учительница из белорусской Веселовки решила привести сюда шестиклассников на урок истории. Детей не пустили украинские пограничники, документы у них оказались не в порядке. Но потомки белорусских партизан от своего не отступили и окольными тропами перешли границу. И урок в музее прослушали.

- Мы потом помогли им потихоньку назад уйти. Чтобы никто не заметил, - улыбаясь, поведал сельский глава Юрий Голован.

По словам Юрия Васильевича, в Сеньковке работы нет никакой, несколько лет назад закрыли и школу. Теперь детей возят за знаниями в ближайший райцентр. Последнюю свадьбу играли здесь шесть лет назад.

...Увозил меня отсюда местный таксист, представившийся Санько, крепкий хлопец годов тридцати. Говорливый. Все расспрашивал меня о России, Путине, сибирских морозах. А я его пытал о их ценах и ценностях. Прощаясь, спросил, а поют ли песни сегодня в его Сеньковке. Санько почему-то покраснел.

- Ни, не спиваем. Мамка моя еще пела. А мы уже не поем.

На том и расстались.