XIV Международный конкурс Чайковского близится к своему завершению, остался один день до объявления итогов состязания скрипачей.
Во второй день третьего тура на сцене Большого зала Петербургской филармонии в сопровождении Заслуженного коллектива республики выступили три участника. Это пятый по списку финалист Эрик Сильбергер, сыгравший концерт Чайковского, Найджел Армстронг, отыгравший заключительное конкурсное произведение - Первый скрипичный концерт Прокофьева, и Сергей Догадин, эффектно завершивший свою конкурсную программу концертом для скрипки с оркестром П.И. Чайковского.
Во второй день третьего тура аккомпанирующий оркестр под руководством Николая Алексеева звучал чисто, слаженно и легко, гибко пытаясь подстроиться под солиста. Но и это, увы, не спасло двух американских участников первого отделения прослушивания. Довольно бодро начав свое выступление, Эрик Сильбергер потерялся уже в разработке первой части, не справившись ни с динамикой, ни с темпом. В каденции и вовсе его скрипка рыдала, как раненый зверь, вызывая скорее сочувствие к артисту, оказавшемуся на слишком серьезной для него арене. Найджел Армстронг продемонстрировал более уверенную игру, нежели в первый день, однако Прокофьев в его исполнении предстал явно без тех самых "железных бицепсов", которыми в свое время наградила композитора американская пресса, а скорее субтильным тщедушным и довольно робким юношей.
На таком исполнительском фоне петербуржец Сергей Догадин выглядел настоящей звездой, показав действительно конкурсный уровень и сыграв Концерт Чайковского, что называется, без сучка и задоринки. Артист показал тонкое и по-настоящему слаженное взаимодействие с оркестром, все темпы и штрихи были точно выдержаны, и, самое главное, в его игре была четкая стабильность, которая позволяла прежде всего слушать музыку, а не переживать за конкурсанта.
Надо заметить, что к третьему туру накал страстей на скрипичных соревнованиях заметно спал, и конкурс стал более похож на престижный светский раут, нежели на живое музыкальное событие. Приехавшие на третий тур именитые артисты Анна-Софи Муттер, Максим Венгеров, Юрий Башмет, Леонид Кавакос, несомненно, украсили своим присутствием жюри, но мало что поменяли по сути. Народу в Большом зале было немного. Перед заседавшим в зале жюри освободили первые семь рядов кресел партера, что еще больше создавало ощущение какой-то пустоты. И вроде бы были все внешние атрибуты - и аплодисменты, и возгласы "браво", и автограф-сессии у конкурсантов и заседающих в судейской комиссии знаменитостей, но не было чего-то другого, того самого живого нерва искусства, который заставляет радоваться и сопереживать.
Специально для "РГ" согласился дать интервью Андрей Баранов - один из самых сильных участников конкурсного состязания скрипачей, увы, не прошедший в финал.
РГ: Андрей скажите, какое было Ваше личное впечатление от своей игры на этом конкуре Чайковского?
Андрей Баранов: Если не разбирать отдельные произведения по турам, а сказать в общем, то я доволен своим выступлением процентов на 85-90. Я принимал участие во многих конкурсах и могу сказать, что здесь было одно из самых удачных моих выступлений.
РГ: Часто ли Вам приходилось сталкиваться с тем, что мнение жюри кардинально отличалось от мнения публики?
Баранов: В принципе, довольно часто. Вопросы к жюри возникают всегда, но так, чтобы мнение публики кардинально отличалось от судейского решения, происходит, наверное, в 25% случаев, к сожалению.
РГ: Вы обучались в Петербургской консерватории, а сейчас учитесь в Швейцарии в Лозанне у Пьера Амойаля. Почувствовали ли Вы разницу между русской и западной скрипичной школой?
Баранов: В принципе, школа у меня осталась та же. Здесь вообще довольно интересная история. Педагог, у которого я учился в Петербургской консерватории, Владимир Овчарек учился у профессора Шера, а Шер в свою очередь учился у Ауэра. Так что это Ауэровская школа. На втором курсе питерской консерватории я уехал в Швейцарию, к моему нынешнему педагогу Пьеру Амойалю, который был одним из самых любимых учеников Яши Хейфеца. А Яша Хейфец, как известно - самый известный ученик Леопольда Ауэра. Так что школа для меня не поменялась. Но мой новый педагог в Европе привил мне новое видение классической и барочной музыки. И я хорошо знаком с тем, как сейчас в Европе многие молодые исполнители играют эту музыку.
РГ: Бах в Вашем конкурсном исполнении был, наверное, наиболее близок к тому, что сейчас называют аутентичным исполнительством. Вы вообще интересуетесь этой темой?
Баранов: Не могу сказать, что это было совсем аутентичное исполнение, но я попытался в этот раз найти для себя баланс между традиционным, так скажем, и новым, который бы понравился и публике, и мне. В принципе, я много слушаю современных исполнителей Баха, и у меня есть свои приоритеты, - очень интересные музыканты, которые интересуются аутентизмом и старинным исполнительством.
РГ: А кого, если не секрет, из современных исполнителей Баха вы наиболее выделяете?
Баранов: Из современных я могу выделить троих. Это Бенджамин Шмид, Кристиан Тецлаф и, наверное, самый близкий для меня по идеям в записи всех сонат и партит Баха молодой албанский скрипач Теди Папаврами. Он сейчас живет в Женеве, и я с ним занимался.
Также в области старинной музыки я много консультировался с моим очень хорошим другом, Сергеем Маловым, который изучал барокко и классицизм с великими профессорами. Он выиграл конкурс Моцарта и только что выиграл конкурс Майкла Хилла в Новой Зеландии
РГ: Как, по Вашему мнению, в игре артиста должны сочетаться эмоции и интеллект? Есть ли для Вас где-то этот баланс между ними?
Баранов: Наверное, где-то есть, но, в принципе, интеллект применяется все-таки в подготовке и обдумывании концепции конкретного произведения. Когда ты выходишь на сцену и играешь то, что ты любишь, то там, я боюсь, интеллект в основном уже не задействован. Важнее становятся другие вещи - это контакт с публикой, контакт с инструментом, с акустикой.
РГ: Конкурс Чайковского - это все-таки формат большого романтического конкурса, в котором акцент делается на романтической игре?
Баранов: Я, если честно, думаю, не бывает серьезных конкурсов конкретных направлений. В наше время в мире есть несколько сильных, престижных конкурсов, и там, в зависимости от жюри, может что-то в минимальной степени меняться. Например, важнее может становиться исполнение концерта Моцарта или, положим, каприсов Паганини, виртуозных пьес. Не могу сказать, что на конкурсе Чайковского - самое главное только романтическое. В этот раз я вообще не понял, что для жюри было самое важное.
РГ: Есть ли у Вас на будущее конкурсные планы или пока отдых?
Баранов: Ну не отдых, а много других мероприятий. У меня на отдых сейчас осталось только время финала конкурса, потом сразу начинаются фестивали и концерты. Конкурсные планы на следующий год в принципе тоже есть, но сейчас уже совершенно не уверен, что на них поеду, потому что есть и другие, более интересные проекты. В свои 25 лет я участвовал уже во многих конкурсах, и в последнее время было много разочарований. Поэтому, думаю, есть смысл попробовать как-то по-другому продвигать свою карьеру дальше, есть разные варианты.
РГ: Планируются ли выступления в Петербурге в следующем сезоне?
Баранов: Мне буквально на днях поступило предложение из филармонии выступить с оркестром, правда, еще не подтвержденное. Из того, что подтверждено точно, - это сольный концерт в Малом зале Петербургской филармонии 22 декабря с пианисткой Ингой Дзекцер, с которой мы сейчас играли на конкурсе. Есть еще проект камерной музыки, тоже в декабре, концерт в капелле. Последние два - три года все больше возвращаюсь в Россию, что меня радует. Три года назад я практически вообще не играл концерты в России, только в Европе и Азии. Сейчас более-менее связи налаживаются, были удачные концерты в разных российских городах, в Сибири и на Урале.
РГ: В каких, например?
Баранов: Красноярск, Пермь, Барнаул, Тюмень, Ижевск… это еще не все.
РГ: А еще планируются концерты в российской провинции?
Баранов: Да. Например, в Кисловодске. И, в принципе, есть довольно много проектов, которые сейчас еще только в стадии планирования, и которые я еще не готов разглашать. Но могу сказать, что я очень рад тому, что сейчас в России у меня даже больше планов, чем в Европе.