Поделиться
Уполномоченный по правам человека Владимир Лукин передал президенту Дмитрию Медведеву свой ежегодный доклад. В нем дана общая оценка положению дел с правами человека в России.
Доклад получился спокойным и взвешенным. От политизированных оценок он тоже свободен. Это только Сергей Ковалев, первый российский омбудсмен, держался как публичный политик и нередко был с властью в конфликте. А его преемники уже понимали, что конфликтовать - не самоцель. И понимали, что есть две крайности. Либо государственный правозащитник героически бросает вызов власти, либо во всем ей поддакивает. И то и другое неэффективно. В первом случае между ним и теми, к кому он с избыточной страстью апеллирует, возникает бюрократическая подушка, и сколько в нее ни колоти, толку не добьешься. Во втором же он попросту перестает соответствовать своему должностному и общественному предназначению.
Лукин придерживается "золотой середины". В основу своего доклада он положил основные статьи Конституции, имеющие прямое отношение к правам и свободам человека, и проанализировал, как эти статьи воплощаются в практику.
Уполномоченный отметил одну важную особенность российской массовой политической культуры. А именно то, что эта культура формировалась веками и включила в себя веру людей в "доброго царя" - монарха, генсека, президента, в конечном счете "в любого высокопоставленного начальника, которому надо "бить челом" в поисках "милости" и "справедливости". Институт уполномоченного по правам человека невольно выглядит как еще одно "окно" для приема "челобитных". Но, по мнению Лукина, создавался этот институт, чтобы "защищать как законные права граждан, так и ничуть не менее законное право общества в целом стать, наконец, гражданским, а не патерналистским".
Итак, в 2010 году уполномоченному по правам человека поступило 57 тысяч обращений. Более половины из них - жалобы на различные нарушения личных (гражданских) прав. Особенно - права на судебную защиту и справедливое судебное разбирательство. Это вечная тема. Российские чиновники все время раздражены тем, что наши граждане жалуются в европейские суды, поток жалоб туда растет.
Позиция Лукина на сей счет известна: нечего раздражаться, улучшите судебную систему, сделайте так, чтобы количество приговоров в пользу граждан было хотя бы примерно таким же, как приговоров в пользу государства, а число приговоров в пользу бедных находилось в относительном балансе с приговорами в пользу богатых; лучший способ не доводить дело до Европейского суда по правам человека - принимать здесь, в России, такие решения, которые отбивают охоту искать справедливости за пределами нашей страны; Страсбургский суд просто не будет принимать жалобы от российских граждан, если увидит, что эти жалобы необоснованны.
Каждая четвертая жалоба в 2010 году касалась нарушений социальных прав, и прежде всего - права на жилище. Большинство жалоб такого рода были связаны с неисполнением государством своих обязательств перед ветеранами Великой Отечественной войны, детьми-сиротами, военнослужащими.
А вот доля жалоб на нарушение политических прав оказалась традиционно невысока - 1,2 процента от общего количества. Такой показатель Лукина не удивляет: политические права всегда востребованы у активного меньшинства граждан. Но уполномоченному представляется "весьма симптоматичным" возрастание приходящих к нему сообщений об ущемлении права на свободу собраний. Речь идет о присвоении административными органами права запрещать или разрешать мирные пикеты и демонстрации, тогда как закон предусматривает лишь уведомительный порядок организации проведения публичных мероприятий.
Владимир Лукин в своем докладе коснулся и свободы слова. В частности, высказался о вольном толкованиии и без того размытого понятия "экстремизм", когда "правоохранительные органы склонны порой усматривать признаки экстремизма едва ли не в любом тексте, содержащем критику государства, его должностных лиц и политики".
Говоря о реализации права на жизнь, уполномоченный отметил, что в отчетном году положение дел с соблюдением этого права практически не изменилось. Потому что, "с одной стороны, исключительная мера наказания в виде смертной казни и так не назначалась в России с 1999 года, а с другой стороны, практика бессудной ликвидации членов незаконных вооруженных формирований по-прежнему имела место". Состоявшийся в конце 2009 года фактически окончательный отказ России от применения смертной казни стал, по словам омбудсмена, "огромным шагом вперед в деле гуманизации правовой системы страны". Несогласных с отказом от применения смертной казни по-прежнему немало, но и они, полагает Лукин, постепенно привыкают к мысли о том, что возврата в прошлое быть не может.
Политических радикалов, левых и правых, доклад омбудсмена наверняка разочарует. Лукин, кажется, это предвидел и счел нужным сказать в конце, что у омбудсмена две главные функции: "Во-первых, быть чем-то вроде адвоката российских граждан, отстаивая их основные права и свободы перед лицом государства, его органов самого различного уровня. Во-вторых, делать это таким образом, чтобы, содействуя решению проблем, не обострять отношения по линии "гражданин - государство", а, напротив, снижать накал страстей, повышать уровень терпимости и конструктивного взаимодействия. Ведь хорошо известно, что рост напряженности и нетерпимости создает больше новых проблем, чем разрешает старые. После бурного и шумного конфликта в доме остается лишь разбитая посуда".
Можно предъявлять к Лукину какие угодно претензии, но нельзя не признать: в рамках отведенной ему роли он делает не так уж мало. Говорю именно о роли, а не о полномочиях, достаточно обширных.
Владимира Лукина никак не зачислишь в наследники тех благородных безумцев, коим на Руси судьба испокон готовила "путь славный, имя громкое народного заступника, чахотку и Сибирь". Таким "благородным безумцем" был Сергей Ковалев. Но если кто-то сегодня нечаянно вознамерится повторить путь, пройденный в свое время Сергеем Ковалевым - от активного критика власти к должности государственного правозащитника, - его ждет сокрушительный провал.
Правозащита чем дальше, тем неизбежнее становится уделом маргиналов. Парадокс в том, что граждане, не перестав нуждаться в защите своих прав, даже, может, нуждаясь в ней еще больше, чем прежде, перестали внимать тем, в ком когда-то искали опору. У кого есть деньги, спасаются от произвола властей извечным российским способом. У кого денег нет, уповают на милость начальства, на Бога, на "авось как-нибудь образуется". Правозащита как род политической деятельности в России сходит с подмостков. Что, в идеале, справедливо. Это занятие не политическое. В странах с развитой демократией его считают рутинным и в общем-то скучным. Требующим не гражданской доблести, а специфических знаний и навыков. Для приобретения славы, восхождения на общественный пьедестал оно пригодно лишь при тоталитарных режимах.