Поделиться
Московский дом фотографии показывает выставку "Больше, чем мода", которая представляет коллекцию Франца Кристиана Гундлаха, известного фотографа, снимавшего моду в 1950-1970-х.
В 2008 МДФ показал ретроспективу Мартина Мункачи, подготовленную им. Среди раритетов нынешней выставки - снимки Сесила Битона середины 1920-х годов, серия снимков шляпок, сделанная в 1930-х немецким фотографом Ивой, у которой начинал ассистентом Хельмут Ньютон, фотографии Ричарда Аведона, с том числе - "Фабрики" Энди Уорхола, автопортрет Синди Шерман с поляроидными снимками в руках…
Российская газета: Как известный фотограф превратился в известного коллекционера?
Франц Кристиан Гундлах: Меня всегда интересовали работы других фотографов. Это был отчасти профессиональный интерес. Мне было любопытно, как другие видят объект съемки. К тому же это помогало найти новые идеи для собственной работы. А d середине 1970-х неожиданно для себя я стал покупать одну-две фотографии у коллег. Но вскоре понял, что коллекция складывается только если есть концепция. Иначе это будет уже просто сборная солянка. А так как я всю жизнь фотографировал людей (у меня, например, нет натюрмортов), то решил, что в фокусе коллекции тоже будет человек, его лицо, его изменения…
РГ: Чем определялся выбор? Кругом знакомых? Известностью имен?
Гундлах: Отнюдь. Когда я начал покупать работы Синди Шерман в середине 1980-х, ее почти никто не знал. Меня заинтересовало то, что она делала себя объектом собственной съемки. На выставке, на мой взгляд, представлена одна из ее важнейших работ, где она сидит с поляроидными снимками, на которых можно увидеть варианты этого же самого автопортрета. Фактически она показывает свою творческую лабораторию: технологию и процесс выбора композиции. А сейчас она один из самых дорогих фотографов мира, чей снимок был продан за 3 млн. долларов. Сказать 25 лет назад, никто бы не поверил.
РГ: А вы сколько отдали за ее работу?
Гундлах: Немножко меньше. Но это было давно.
РГ: Иначе говоря, вы собираете и фотографию моды, и работы современных художников?
Гундлах: Фотография - медиа искусства. Скажем, если вы возьмете кисть или карандаш, то можете нарисовать каракули, а можете - гениальный рисунок. Фотокамера такой же инструмент, как кисть. Важна не она, а взгляд человека, его реакция… Поэтому я не провожу водораздел между обычными фотографиями и фото, сделанными современными художниками. Скажем, Лори Симменс известна своими съемками моды, но она всегда предпочитала использовать игрушечных персонажей. И это не мешало ее снимкам быть и фотографиями моды, и произведениями искусства.
С другой стороны, если вы посмотрите на фотографии Оливьеро Тоскани с новорожденным ребенком или простреленной, залитой кровью одеждой убитого солдата, то вам очень трудно поверить, что они были частью из самых известных рекламных компаний середины 1990-х в фэшн-индустрии. Оливьеро Тоскани не снимал ни платья, ни свитеры Benetton. Он делал, в сущности, остро социальные работы, где был, например, портрет человека, который болен СПИДом. Эти снимки не печатались в глянцевых журналах. Зато он убедил компанию Benetton разместить эти фотографии огромного формата на улицах городов.
РГ: Он использовал эти фотографии для рекламы одежды?
Гундлах: Нет. Имя компании там даже не упоминалось. Не было связи между продуктом, который производила компания, и тем, что он снимал Фотограф хотел сказать: посмотрите, это наша жизнь сегодня, мы убиваем друг друга… Неужели это все, что мы можем дать входящим в жизнь?
РГ: Но итальянцы за это платили?
Гундлах: Да. В 1990-е эта съемка стала огромным событием в мире. Я почти два года уговаривал Тоскани уступить мне два снимка из этой серии.
РГ: Но, например, черно-белая серия Генриха Рибезеля "Люди в лифте" выглядит чистым репортажем… Почему вы ее включили в экспозицию?
Гундлах: Потому что она органично вписывается в концепцию моей коллекции. Мне кажется, это фантастическая идея - попытаться снять человека наедине с собой и со всеми. В 1969 году в Ганновере Рибезель увидел лифт, который был пристроен к старому зданию. Он был открытым, и можно было видеть пассажиров. Фотограф вмонтировал камеру, о которой люди не знали. Он хотел снять людей, которые бы не были напряжены перед объективом и вели себя естественно. Так что это своего рода стрит-фотография, но - в лифте.
РГ: У вас есть любимые мастера?
Гундлах: Вообще-то я покупаю те работы, что мне нравятся. Одним из моих идолов в свое время был Эрвин Блюменфельд. Он одним из первых начал снимать в цвете в 1940-е годы. Тогда не было цветной пленки, цвет получали при печати. Я искал фотографии Блюменфельда, и в американской редакции Vogue, где он когда-то работал, мне принесли целую коробку его диапозитивов. Они были сделаны для печати в цвете, но технология к 1960-м годам уже давно ушла в прошлое. Я попросил разрешения попробовать напечатать фотографии с них в своей лаборатории. Нужно было переносить на влажную бумагу отпечатки с матриц трех разных цветов. Я встречался с его детьми, мы обсуждали технологические хитрости печати тех лет. Короче, мне удалось восстановить 10 фотографий - я сделал 50 отпечатков каждой. Один комплект купил Центр Жоржа Помпиду в Париже, один - лондонский музей Виктории и Альберта, третий - МоМА. Обычно музеи такого ранга не берут поздние отпечатки, они хранят винтажи. Но тут они сделали исключение. Это была единственная возможность вернуть фотографии Блюменфельда.
А потом у меня раздался телефонный звонок из Нью-Йорка - это был Ирвинг Пенн. Он сказал, что видел мое портфолио, и что у него такие же проблемы, как у Блюменфельда. Потому что работал с теми же материалами в то же время. Я пригласил его в Гамбург. Он приехал с женой. Мы восстановили в цвете 10 его работ.
РГ: Пенн интересовался технологиями печати?
Гундлах: Да. Для своих черно-белых фотографий он, например, использовал платиновую печать. Это когда вместо солей серебра в желатине используются соли платины. Барон де Мейер, первый фотограф Vogue, именно так печатал свои работы. И его фотографии 1910-х годов сохранились превосходно. Именно поэтому Пенн решил, что наиболее важные его работы должны быть сделаны в платинотипии.
РГ: Сегодня, наверное, самые важные свои работы люди выкладывают в интернет?
Гундлах: Мы, конечно, живем в цифровой век, но все равно есть фотографии, которые вы не можете оценить на экране. Человеку для восприятия искусства нужно больше времени, чем дает мимолетный взгляд в монитор компьютера. Встреча сканера с фотографией и встреча человека с ней, согласитесь, разные вещи…