Поделиться
Почему ЕГЭ нельзя доверять учителям? Можно ли обойтись на экзамене без глушилок и видеокамер? Зачем нужен отдельный госэкзамен для троечников и отличников? Об этом шел разговор на заседании президентской комиссии по усовершенствованию ЕГЭ. Ректор ВШЭ Ярослав Кузьминов рассказал "РГ", как именно может измениться единый госэкзамен.
Российская газета: Ярослав Иванович, на ЕГЭ возлагались большие надежды, но с каждым годом он сопровождается все большими скандалами. Нынче дошло до того, что с мобильных списывали десятки тысяч и сами учителя активно подсказывали выпускникам. Может, это сигнал того, что ЕГЭ все-таки себя не оправдал?
Ярослав Кузьминов: Мы быстро забываем плохое. Между тем еще 6-7 лет назад общество не то что негодовало - оно было уверено, что престижные вузы - это только для детей богатых и начальников и "соваться" туда нечего, а образ преподавателя вуза в массовом сознании, кстати, несправедливо, прочно отождествлялся с доходным репетиторством.
ЕГЭ себя оправдал - восстановил социальные лифты в образовании. Показатель - в полтора-два раза больше провинциалов поступают теперь в столичные вузы. Почти столько же, сколько было в СССР. При всех своих недостатках и проблемах нынешняя система лучше, честнее, чем то, что было в начале 2000-х.
Это не означает, что все хорошо с тем, как организован ЕГЭ. Здесь многое надо менять. Очевидно, что ЕГЭ не может проводиться людьми, интересы которых связаны с результатами экзамена. Но до сих пор есть случаи, когда экзамен организовывали учителя той же самой школы, где учились выпускники, или по крайней мере педагоги присутствовали на экзаменах. Начинаешь спрашивать об этом в минобрнауки или в региональных департаментах, отвечают: "Что вы! Этого нет!"
Общественная палата четвертый год ведет "горячую линию" по ЕГЭ, и мы знаем, как часто учителя помогают своим ученикам. Стали разбираться с конкретными случаями, и выяснилось, что нет норм, согласно которым можно наказать виновных.
РГ: Но процедура проведения экзамена вроде бы подробно расписана...
Кузьминов: Организация ЕГЭ сегодня напоминает субботник: пришли люди, которых попросили прийти их руководители, у которых нет внятных должностных инструкций, есть только методические указания Рособрнадзора, но это не юридический документ. И даже злонамеренное нарушение этих указаний не приведет к тому, что человека накажут как совершившего административное правонарушение.
Наше общество больно недоверием, в России только 20 процентов населения готовы доверять друг другу, а это один из самых низких показателей в мире. Отношение к ЕГЭ - некий слепок недоверия к тому, что делает государство. И система дает основания для недоверия.
Нужно включить нормы о ЕГЭ в Закон "Об образовании". Надо подготовить нормативные документы правительства, официально регламентировать не только процедуры ЕГЭ, но и должностные обязанности организаторов. Пусть они подпишут обязательства о соблюдении регламентов и дадут расписку о том, что понимают: помощь кому-то на экзамене - нарушение прав человека на конкурсное получение высшего образования за счет государства. Это действительно так, ведь помогая одному набрать высший балл и поступить в престижный вуз, вы лишаете такой возможности другого, более достойного. Обман на ЕГЭ - это не помощь утопающему. Это кража будущего у честных и талантливых.
РГ: Если не учителя, то кто должен проводить экзамен?
Кузьминов: Это могут быть многочисленные федеральные чиновники, которые есть в каждом регионе. Можно освободить их на несколько дней от основных обязанностей - ничего страшного. А делать из учителя цербера категорически нельзя. Учитель просто психологически обязан помогать ученику.
РГ: Представляете, "Российская газета" напишет: "Все чиновники - на ЕГЭ!".
Кузьминов: В других странах такие экзамены проводят при участии силовых структур.
РГ: В Чечне, по-моему, тоже привлекают охрану из соображений безопасности. Там, кстати, результаты невысокие.
Кузьминов: Там результаты честные. Еще и потому, что в республике есть серьезные проблемы. И люди там точно знают, что оценивать их работу будут совсем не по результатам ЕГЭ в регионе.
РГ: У вас нет ощущения, что, несмотря на скандалы, Москва - один из регионов, где ЕГЭ проходит относительно честно?
Кузьминов: Не только в Москве, но и в большей части регионов ЕГЭ проходит корректно. То, что именно в столице вскрыли случай, когда на экзамен пришли не выпускники, а студенты, показатель того, что в Москве стараются не допускать нарушений. Коррупции меньше не там, где говорят, что ее нет, а там, где с ней реально борются.
РГ: Нужны на экзаменах глушилки для мобильных телефонов?
Кузьминов: И глушилки, и видеокамеры, чтобы был мониторинг происходящего в аудитории. С технической точки зрения это просто и недорого. Надо записывать процесс сдачи экзамена в каждой аудитории, а записи размещать на сайте регионального департамента образования. Сразу будет видно, где, кто и что нарушал. Кстати, все смогут убедиться, сколько именно нарушений ЕГЭ было. Сегодня, в условиях полной информационной закрытости процедуры, общественное мнение склонно многократно преувеличивать масштабы нарушений.
РГ: Вы сами в школьные или в студенческие годы хоть раз списывали?
Кузьминов: Я готовился, писал огромные шпаргалки, приносил в портфеле на экзамен, но так ни разу и не достал. Между прочим, писать шпаргалки - хороший способ структурировать материал. Но если ты материал впервые видишь - шпаргалка тебе не поможет.
РГ: Эксперты говорят, что самое большое количество ошибок на ЕГЭ - из-за мелочей. Запятая не там поставлена, вместо "В.В. Маяковский" написано просто - "Маяковский". Неужели всем подряд надо подавать апелляции?
Кузьминов: Если действительно так - то это некорректно составленные задания. Не только в обыденной речи - в научных работах историков и литературоведов встречаем просто "Пушкин", а не А.С. Пушкин. Видимо, какие-то авторы заданий, кроме паспорта, ничего не читали. Чтобы такого не было, мы предлагаем создать единую открытую базу вопросов ЕГЭ части А и В. По 5-10 тысяч вопросов по каждому предмету. Опубликуем в Интернете все базовые вопросы, и тогда обсуждение специалистов быстро "отсеет" некачественные. И у выпускников не будет такого психологического стресса перед экзаменом.
Но реальные проблемы начинаются вокруг оценивания части С. Конкуренция в МГУ, МГИМО, Физтех начинается где-то с 75-80 баллов из 100. Это как раз предполагает решение части С. Но вот парадокс - многие школы натаскивают учеников на решение простейших вопросов из части А и В. Ведь главная задача - чтобы было поменьше двоек. В результате у учеников, которые могли бы в принципе решить что-то посложнее, нет такой возможности - им на экзамене не хватает времени и знаний.
РГ: Говорят, что президентская комиссия по ЕГЭ поддержала предложение Общественной палаты о двух уровнях ЕГЭ?
Кузьминов: Это предложение поддерживают и Андрей Фурсенко, и глава Рособрнадзора Любовь Глебова. Мы предлагаем сделать два уровня ЕГЭ разной сложности. Например, уровень А, условно говоря, это нынешняя часть С. Уровень Б - части А и В. Можно выбрать любой уровень, но взяв самый сложный, ты рискуешь: ты же можешь и двойку по нему получить, зато ты избавлен от базовой части. Ты решаешь серьезную задачу по математике, физике, химии, любому другому предмету, который тебе важен. Уровень Б - если предмет для тебя не профильный, не самый главный, допустим, ты сдаешь русский язык на мехмат. Такого рода уровневая система есть в Англии. И я считаю, что двухуровневая система ЕГЭ будет очень полезной для возвращения в школу более креативных задач и занятий.
Не секрет, что у нас достаточно много школ, которые ориентируются на середняка, много посредственных учителей. С введением ЕГЭ они стали натаскивать на тесты. Посмотрите на полки магазинов: они заполнены пособиями, как сдать ЕГЭ. Те же части А и В. Получается - мы учим, как можно при минимальных затратах времени и сил освоить форму, стать как все. Учим мимикрии, а не творчеству.
Да, у нас, слава богу, много настоящих учителей, увлекающих своим предметом, обучающих пониманию и рассуждению. Но есть и слабые. И ЕГЭ не должен создавать для них благоприятную среду. Появится повышенный уровень - школы под давлением учеников и родителей переориентируются на серьезное изучение предмета. А это даст какой-то части школьников совсем другую базу знаний, сформирует другое отношение к учебе.
РГ: Нужно ведь будет переписывать эти тесты, КИМы... Сколько времени понадобится?
Кузьминов: То, о чем я говорю, не задача одного года. Но за два года ее вполне можно решить. Еще одно наше предложение - создать федеральную апелляционную комиссию, которая будет работать онлайн. И запретить при апелляции снижать оценку. У нас существенная доля участников ЕГЭ не идет на апелляцию потому, что боится, что там специально снизят оценку. В Общественной палате есть конкретные факты, каким образом в некоторых регионах обходились с теми, кто решился на апелляцию. Есть и более простые, легко осуществимые меры. Например, подключить силовые ведомства к хранению пакетов с заданиями.
РГ: Если будет обнародована единая база данных, может быть, не надо будет тратить так много денег на остальные охранные меры?
Кузьминов: Это небольшие затраты, в основном технического характера. Не надо на них экономить. Потому что доверие общества к честности ЕГЭ - это элемент доверия государству и системе образования в целом. К тому же, если вопросы и будут сгенерированы для всех случайным образом, все равно для нечестных людей сохраняется возможность подсказывать и даже привести другого человека писать экзамен. Надо эту возможность перекрыть.
РГ: В этом году был случай, когда после апелляции оценка по английскому языку была повышена с 50 баллов почти до 80. Кто ошибся - составители тестов или их проверяющие?
Кузьминов: Ошибся, скорее всего, тот, кто проверял часть С - творческие задания. Вот в Казахстане почти нет выступлений против ЕГЭ, оно у них очень простое - наша часть А. Заполнил бланк, сунул в компьютер, он считал, вот тебе оценка - и вперед. Чем больше заданий творческого характера, тем выше уровень субъективности. Поэтому очень важно, чтобы к проверке работ привлекались авторитетные люди, педагоги или ученые с репутацией, а не такие, которые пришли, чтобы реализовать собственные интересы. В Физтехе в свое время экзамены почти ничего не значили, все зависело от собеседования. Приходили академики, легендарные физики, общались с абитуриентом, смотрели, есть у него огонек в глазах, и решали - брать или нет.
РГ: Вы с такой симпатией рассказываете о прежней системе отбора, может быть, мы что-то очень важное потеряли в связи с переходом на ЕГЭ?
Кузьминов: Мы это потеряли, когда перестали нормально платить профессорам. У нас огромная по охвату система образования - одна из самых больших в мире. А тратим мы на нее едва ли не меньше всех из развитых стран. Тех 4% от ВВП, которое государство тратит на финансирование образования, заведомо недостаточно. Нужно примерно 5,5%. Пока учителя, профессора вынуждены оглядываться в поисках подработки, система образования не защищена. Не только потому, что люди экономически нуждаются в дополнительных доходах, их можно всегда найти и более честным путем. А потому, что люди приучаются, что из-за отдельных взяточников им особо никто не верит. Спросите сейчас противников ЕГЭ: а типичный преподаватель вуза честный или не честный? Масса ответит: "Нет, не честный, он взятки берет, он репетиторством занимается!". Но вы же хотите, чтобы вместо ЕГЭ выпускника оценивал преподаватель, которому не верите. Зря, кстати, не верите: только 15% преподавателей занимаются репетиторством. Знаете, какая сейчас средняя зарплата у работника вуза? 22 тысячи рублей, из них 5-6 тысяч доплачивает вуз. Из бюджета идет только 16-17 тысяч.
РГ: Давно идет разговор о том, чтобы хорошие негосударственные вузы получали госзаказ и бюджетное финансирование. По каким критериям определять достойных?
Кузьминов: Есть два основных критерия. Первый - средний балл ЕГЭ у студентов, доля среди них победители олимпиад. Второй - уровень научной работы вуза. Надо учитывать, есть ли его ученые в сводных рейтингах публикаций. Вуз ведь от техникума отличается тем, что в нем обучают те, кто ведет исследования. Исходя из этого, я не думаю, что число негосударственных вузов, достойных поддержки из бюджета, превышает в нашей стране 10-15. К сожалению.
РГ: Как делать такой заказ, если в стране нет прогноза рынка труда даже на ближайшие 5-10 лет? И как решать, какой вуз нам нужен, а какой - нет?
Кузьминов: Есть форсайт - дальнее прогнозирование. Можно опираться на его результаты. Думаю, будут пользоваться спросом так называемые креативные гуманитарные технологии, связанные с дизайном, маркетингом, различным продвижением образов. Психологи и социологи станут зарабатывать не меньше экономистов. Останутся востребованными медицинские технологии, биотехнологии, связанные с медициной, с производством продуктов питания, в том числе различные агротехнологии. Надеюсь, будет хорошо развиваться сельское хозяйство, там произойдет и технологическая, и экономическая революция. Хорошие перспективы у специалистов в области информатики, математики, телекоммуникаций. Будет устойчивый спрос на инженеров-технологов по эксплуатации сложных механизмов, транспортных, логистических, строительных систем. Подчеркну, это не инженеры-конструкторы, а что-то среднее между инженером и мастером.
РГ: Рабочие тоже будут нужны? Или все сделают машины и станки?
Кузьминов: Нет, без рабочих не обойтись. Но вакансии малоквалифицированных рабочих в России уже сейчас занимают мигранты. Мы, знаете ли, при всем прочем, очень образованный народ. И игнорируем часть рабочих мест, которые связаны с тяжелым монотонным физическим трудом или с неприятным окружением. 85 процентов молодежи выбирают высшее образование. При этом рабочих мест для специалистов с высшим образованием, дай бог, 30%. Еще, может быть, столько же нейтральных по отношению к образованию вакансий.
РГ: Куда же пойдут лишние 25 процентов?
Кузьминов: В сферу услуг. Теперь туда без высшего образования не берут.
РГ: Правительство объявило о повышенных стипендиях для студентов и аспирантов приоритетных специальностей. Как вы считаете, скажется ли это на конкурсе в инженерные вузы?
Кузьминов: В этом году - нет, да и в следующем вряд ли. Стипендия в 5 тысяч рублей - это хорошее подспорье студенту, особенно в нестоличных вузах, но получать ее будут в лучшем случае 5-10 человек на факультете. Стимулом выбирать инженерную специальность это не станет.
РГ: Помнится, был список из 24 вузов, которые имели право проводить свои экзамены. Потом список сократился до 8. Как вы считаете, оправдывают ли себя собственные экзамены?
Кузьминов: Мы регулярно получаем такое право (у нас высокий конкурс), но используем его только на некоторых факультетах. Собственный экзамен - обоюдоострое оружие. Он позволяет точнее, чем ЕГЭ, выделить тех, кто действительно хорошо подготовлен и хорошо соображает, увидеть общую культуру человека. Однако он ограничивает круг выбора, "отсекая" тех, кто не смог добраться до Москвы, в том числе и потому, что у семьи нет денег. Достаточно олимпиад, которые помогают выявить талантливую молодежь. В отдельных дополнительных экзаменах подавляющее большинство вузов не нуждается. Такие экзамены неизбежны только на творческих специальностях. В МГУ, Санкт-Петербургском университете есть свои профильные экзамены, но откровенно говоря, у меня нет впечатления, что они получают лучших студентов, чем Вышка.
Между тем
РГ: Вы координатор экспертных групп по разработке "Стратегии-2020". Какие материальные гарантии там предлагаются педагогам?
Кузьминов: Руководители всех экспертных групп единодушны в том, наука, образование и здравоохранение - три приоритета бюджетного финансирования на ближайшие 10 лет. Даже в условиях неизбежного ограничения роста общей суммы бюджетных расходов Россия должна обеспечить опережающий рост этих направлений не только в абсолютном выражении, но и в доле ВВП. В Стратегии предлагается понятие эффективного контракта, который государство должно иметь с профессионалами творческого, нерегламентируемого извне труда, c профессором вуза, со школьным учителем, с врачом.
Понимаете, в случае водителя или оператора аппаратного комплекса у нас есть возможность четко измерить время его пребывания на работе и ежедневный результат его труда. А труд врачей или педагогов неизмерим "здесь и сейчас". Мы можем, конечно, считать часы уроков и приема больных. Но это будет контроль за формой, а не за качеством. Образование - это так называемый "доверительный товар" - мы судим о работе креативного профессионала по его репутации, по отзывам других людей. Лучше всего - других профессионалов.
Так вот, эффективный контракт - это такое состояние, когда общество может полагаться на то, что в медицинских учреждениях, в школах, вузах существуют здоровые профессиональные сообщества, которые берут на себя контроль качества и соблюдение своими членами этических норм. Но воссоздать работающее профессиональное сообщество, восстановить мораль - это задача с несколькими условиями. В первую очередь, конечно, конкурентоспособная зарплата. Сопоставимая с тем, что человек такого уровня образования может получить на открытом рынке.
РГ: А как определить конкурентоспособный уровень зарплаты?
Кузьминов: Это такой уровень вознаграждения, при котором человек не вынуждается где-то подрабатывать. Другими словами - зарплата, при которой человек будет готов работать полный рабочий день на своей основной работе. А сейчас школьные педагоги получают только 60-70 процентов того, что им надо платить, вузовские - не больше трети. Только тогда, когда зарплата учителя достигнет средней по региону (или даже несколько превысит), когда преподаватель вуза будет получать в среднем 200% от средней зарплаты (это нормальный уровень оплаты профессионала с высшим образованием на рынке) мы преодолеем то, что экономисты называют 20-летней ситуацией неблагоприятного отбора в профессии.
РГ: Что это такое?
Кузьминов: Представьте, что у вас есть три кандидата в педагоги. Один - умный, амбициозный, хочет работать преподавателем, но получать 50 тысяч рублей. Другой - бездарный, равнодушный, но согласный работать за 20 тысяч, третий - ловкий, которому все равно чем заниматься, хоть студентов учить, хоть машины продавать. Меньше всего шансов попасть на работу у первого кандидата. Если мы предложим ему 20 тысяч рублей, он откажется, хотя хотел бы преподавать, но найдет себя в бизнесе, в каком-нибудь другом деле. Второй согласится - его больше никуда не берут. Третий - тоже, он ловкий и найдет способ заработать разными путями. Результат такого неблагоприятного отбора могу проиллюстрировать итогами социологического исследования 2007 года. Мы тогда опросили несколько тысяч преподавателей: готовы ли они взять деньги за некие услуги у тех, кого учат? 80 процентов людей в возрасте (не имеет ли смысл уточнить возраст?) сказали - нет. Среди тех, кому от 50 до 65, готовых взять деньги 40-50 процентов. А среди 30-летних таких оказалось почти 60 процентов.
Сегодня профессиональное сообщество не может противостоять размыванию морали, потому что честное поведение оказывается экономически несостоятельным. Ты можешь не брать денег, но ты обрекаешь себя на жизнь бедняка. Ты можешь подрабатывать совершенно честно и легально - например, взяв в два раза больше занятий. Но это делается за счет вычетов из твоих главных обязанностей. Например, ты перестаешь регулярно читать свежую литературу по своей специальности, если ты преподаватель вуза - не ведешь исследований. Качество твоей работы падает, и в конечном счете это тоже нечестное выполнение основного контракта.
Если вокруг тебя профессиональные коллеги - тебя поправят или заставят уйти, если равнодушные - такое поведение начинает распространяться, как рак.
РГ: Интересно, учитель в России попадает в средний класс?
Кузьминов: Сегодня - нет. Но он должен быть в среднем классе. Если не видит себя там - беда. Наших детей должны учить амбициозные и культурные люди.
В самом общем виде средний класс можно определить как такую группу людей, которые имеют достаточный уровень свободы. Это "люди самостоятельного выбора". Имеют возможность выбирать, как им отдыхать (телевизор смотреть или в театр пойти), что делать в отпуске (поехать в Турцию или копать грядку), продолжать работать или сделать паузу (есть минимальный уровень накоплений). Но креативный класс (к которому учитель должен относиться "по определению") расширяет пределы свободы. Он может выбирать в процессе работы, и это дорогого стоит.
Экономическая граница среднего класса в большинстве регионов начинается где-то с дохода в 25-30 тыс. руб. в месяц, в Москве это в полтора раза больше. Сейчас премьер поставил задачу - подтянуть зарплату учителя до средней по региону, сейчас это около 20 тыс. руб. в месяц. К 2020 году при выполнении этого требования учительство будет частью среднего класса, правда, нижней его группы.
Фото - РИА Новости