Сегодня Микаэлу Таривердиеву исполнилось бы 80. Он был бы таким же, каким мы его знали при жизни: высоким, спортивным, сильным, нервным, ранимым, отзывчивым на любую человеческую боль. Он - из тех, кто не умеет стареть. Ни он, ни его музыка.
Его знают и любят по кино. "Не думай о секундах свысока...", "Мне нравится, что вы больны не мной...", "Со мною вот что происходит...", "Самое главное - сказку не спугнуть...". Эта музыка сама по себе - поэзия. Таривердиев не писал на плохие тексты: он выращивал в себе и дарил нам только возвышенное, только чистое, только прекрасное.
Но его киномузыка - малая часть им написанного. Он - автор опер, балетов, симфоний, хоралов, романсов, музыки камерной и органной, об этом широкая публика если и знает, то понаслышке. Такова судьба талантов, творивших на стыке популярного и академического. Таривердиев назвал это "третьим направлением", когда легкое, изящное и полетное в музыке удивительным образом уживается с серьезным.
- Моцарт тоже "третье направление", - объясняет Вера Таривердиева. - Когда возвышенное может быть легким, пронзительным и понятным.
Вера - не просто моя коллега-журналистка по первой судьбе. Она, по второй, и главной, судьбе - муза Микаэла Таривердиева, его жена, а после его ухода хранительница его творчества. Но в отличие от многих наследников Вера делает все, чтобы это творчество продолжало активную жизнь. Она руководит Фондом Микаэла Таривердиева и Международным органным конкурсом его имени, выпускает диски, возрождает забытое и постоянно открывает в огромном архиве композитора что-то новое и удивительное. Сегодня она - наша собеседница.
Жанр песни-монолога - фирменный жанр Таривердиева. Его личное высказывание, почти исповедь. Ему нужны были такие поэты, как Цветаева, Ахмадулина, Кирсанов, Рождественский, Поженян... Монолог "Я такое дерево" Григорий Поженян написал о "другом", который не может быть "как все". В исполнении Таривердиева это почти извинение: простите, что другой. И воплощение убежденности: человек должен быть таким, каков он есть, он вправе себе позволить эту роскошь. Каждый человек на земле - "другой". Неповторимый, уникальный и этой уникальностью ценен.
- Именно в монологах родился тот Таривердиев, которого все знают, - говорит Вера Таривердиева. - Там возникла его уникальная манера: он умеет вскрыть звучание стиха как бы изнутри, воплощая тайну поэзии в музыке, выпуская ее на свободу. Его музыка выражает нечто большее, чем текст.
Вера считает, что такие монологи и составляют "кинематограф Таривердиева". Это справедливо: он - один из немногих композиторов, которые песню выстраивали как фильм, а фильм - как песню. Внедряли в драматическую структуру фильмов свою музыкальную драматургию. Песни так вплавлены в плоть картины, что без них она не существует. Попробуйте вообразить Штирлица без "Не думай о секундах свысока..." - уйдет главная тема фильма: космическое одиночество героя. Уйдет трагическая поэзия образа. Некоторые сцены целиком решены на музыке, ею созданы: как эпизод молчаливой встречи героя с женой в немецком кафе, когда все чувства загнаны внутрь и прорываются только в фортепианной лирике.
Его песни становились знаком времени. Когда в оттепельных 1960-х на экраны явился фильм Михаила Калика "Человек идет за солнцем", после сеанса все завороженно твердили музыкальный монолог: "У тебя такие глаза, словно в каждом по два зрачка, как у самых новых машин...". Это были магические слова, придуманные Кирсановым и озвученные Таривердиевым. Раздвоенные зрачки машин тогда видели только в заграничном кино - простая любовная лирика наполнялась весенним предощущением каких-то еще не ясных перемен в жизни. Весной были пронизаны ритмы картины, они напоминали веселую капель, они были прозрачны и чисты. И впервые в советских кинопеснях не было тяжеловесного пропагандистского напора - это тоже обещало весну.
- Здесь Таривердиев и Калик впервые позволили себе стать самими собою, - объясняет Вера. - Они заявили: "Мы - есть!".
Сидя в уютном особняке Фонда Таривердиева на Садовой, я узнаю много нового. Например, о курсовом вгиковском фильме "Человек за бортом", где впервые сложился тандем Калик - Таривердиев. Там снялась Людмила Гурченко, и картина получила премию на конкурсе студенческих работ в Брюсселе. Или о дипломной картине Калика и Таривердиева "Юность наших отцов" по "Разгрому" Фадеева: она подверглась образцово-показательному разгрому в печати и едва не стоила обоим карьеры. Сложившийся тогда творческий союз был редкостно органичен: в нем - родство душ, мироощущений, эстетических взглядов. Необычность поэтики фильма "Человек идет за солнцем" позволяла сравнить его с французской "новой волной", перевернувшей все европейское кино. Но в России переворот тогда не случился: вскоре Калик эмигрировал, и само упоминание его фамилии теперь было крамолой. Творческий союз воссоединился только спустя двадцать лет в автобиографической ленте Калика "И возвращается ветер...", где режиссер воскрешал треволнения своей трагической молодости, включая годы ГУЛАГа.
...Человек за роялем задумчиво перебирает клавиши. Ощущение, что он размышляет в музыке, рождающейся здесь и сейчас. В ней есть движение мысли, есть сюжет. "В этом смысле он родственник Моцарта, - уверена Вера Таривердиева. - Он ощущал мир в звуках. Если из крана текла вода, он по звуку мог определить, горячая она или холодная. Я много лет наблюдала процесс рождения его музыки, и каждый раз это было ощущение чуда, словно ему было Послание, а он его только записывал".
Прославленная полетность, почти невесомость музыки - эманация безмятежного гения? И, если говорить о кино, что возникало раньше: изображение или музыка?
- Прежде всего он читал сценарий, - рассказывает Вера. - Искал в нем созвучия себе. И не мог успокоиться, пока в душе не зазвучит главная тема картины. И вот когда она зазвучит, мог импровизировать. Будущий фильм ощущал поразительно: ритмику, пластику, душевный настрой. Когда снимали "Юность наших отцов", он сам толкал операторскую тележку, чтобы ритм движения камеры отвечал ритму только ему слышимой музыки...
"Иронию судьбы" тоже не вообразишь без гитарного перебора, без "Арии московского гостя", без "Тихорецкой...". Большой знаток поэзии Эльдар Рязанов уже в сценарии заложил множество песен, которые должны были задать почти водевильной истории поэтическую высоту.
- Считается, что в кино людям нужны истории, желательно закрученные, - говорит Вера. - А на самом деле в каждом человеке есть тяга к возвышенному, и ему необходимо эту жажду утолять. Великие фильмы пробуждают эти возвышенные чувства. Такова "Ирония судьбы". В фильмах Рязанова, даже не музыкальных, всегда есть музыкальный образ. И вот в 1974 году в Пицунде они с Таривердиевым пересеклись в Доме кинематографистов. В столовой Рязанов рассказывал друзьям о своем новом замысле и о том, что в фильме должна звучать вот такая музыка, и напел: "На Тихорецкую состав отправится...". А эта песня написана Таривердиевым еще в 1960-х для спектакля Театра МГУ в режиссуре Ролана Быкова. Потом она перекочевала в оперу "Кто ты?", поставленную Борисом Покровским в Учебном театре ГИТИСа. Ее пел в концертах Высоцкий. Там ее и услышал Рязанов и теперь сетовал: "Жаль, автора не знаю, я бы ему заказал музыку!". Мимо, как нарочно, проходил Таривердиев: "Эльдар, это же моя песня!". Сначала Рязанов хотел, чтобы музыку писали несколько композиторов: Френкель, Шварц, кто-то еще... Стихи, которые он включил в картину, сами по себе были бомбой: имена Цветаевой или Пастернака давно оказались под запретом. Он дал Таривердиеву прочитать сценарий, и тот за сутки добавил к "Тихорецкой" еще шесть песен.
Он был неисправимый лирик. Не только в музыке, во всем, что делал. В фотографии, например. Его портрет жены Веры - объяснение в любви к ней. Лучшие фотопортреты самого Таривердиева - его работы. Вера считает, что 1960-е годы для его творчества - время написания автопортрета. Он искал способ выразить себя. Высшее выражение этих поисков монолог "Я - такое дерево" вошел в диск, который озаглавлен "Автопортрет".Там есть музыка на тексты Поженяна, Светлова, Вознесенского, даже Хемингуэя...
- По каким признакам Микаэл Леонович отбирал поэзию для романсов? Так, чтобы они становились вот таким личным высказыванием.
- Поэзию небанальную, неприглаженную, "не квадратную", - рассказывает Вера, - какая на первый взгляд непригодна для музыки. Выбирал стихи изысканные, интеллектуальные, чувственные. Он их объединял в циклы. Я думаю, феномен Таривердиева сформировался, когда он написал цикл романсов на стихи японских средневековых поэтов. Он с детства был неукротимо страстный человек, а японцы дали ему прививку лаконизма и самоограничения в средствах.
Мы говорим о конкурсе имени Таривердиева - главном и любимом детище Веры. За эти годы он стал одним из авторитетнейших органных конкурсов мира. Его первый тур в этом году проходит в США (Канзас), в Европе (Гамбург и Москва), и впервые - азиатский тур в Астане. Второй и третий туры - в Калининграде. В качестве обязательного - произведение Таривердиева по выбору органиста. Среди них - симфония "Чернобыль".
- В 1996 году мы поехали в Чернобыль, - рассказывает Вера Таривердиева. - Так совпало, что через некоторое время после этой поездки в Большом театре на стадии генеральной репетиции закрыли его балет "Девушка и Смерть": спектакль пал жертвой внутренних театральных разборок. Трагическую тему Чернобыля он тоже воспринимал как личную и не мог не написать эту симфонию. Она стала важной чертой в жизни - началом позднего периода его творчества и как бы открыла ему ворота в другую музыку. Если прежде главным вопросом для него был "Кто ты?", то теперь стал Quo vadis? (Куда идешь?) - библейский вопрос. Уже не "я в этом мире", а путь человека - за пределами этой жизни. Первая часть симфонии "Зона" - картина Апокалипсиса, который развивается на Земле. Вторая, Quo vadis? - реквием. Там есть момент прихода смерти. Такое можно создать только на органе, когда с полнозвучного forte одним нажатием кнопки срываешься на mezzo-piano. В финале - ощущение, что души растворились в небе и осталась пустота. Вкупе с альтовым концертом и Вторым концертом для скрипки это своего рода триптих, который отражает путь души уже за пределами земного существования.
...Микаэл Таривердиев прожил недолгую, но огромную жизнь. Он создал невообразимо много, так много, что только наши потомки смогут оценить это по достоинству.